Смирение

– Отцы всегда своим детям так говорят, чтобы заставить их учиться хорошо. Уверен, он бы тобой сейчас гордился… – отвечал Быков, улыбнувшись.

Развозжаев помотал головой

– Ты просто моего отца не знаешь. У него фраза «не жили богато, нечего и начинать» звучала как кредо по жизни. Так он, например, сказал старшему брату, когда тот захотел ехать в Москву учиться на юриста.

– Ну, в столице жить дорого, ты же знаешь, – пожал плечами Быков.

– Так он бы отучился, и все растраты бы окупились!

– Ну это как получится. У моей матери подруга есть. Так у неё сыну уже 30 лет, он тоже юриста заканчивал, теперь дольше без работы сидит, чем работает.

В ответ Развозжаев раздражительно фыркнул:

– Да жлоб наш отец был просто! Скупердяй! Сам не смог нормально свою жизнь устроить и другим не давал! Всеми силами только избавиться пытался, как мы повзрослели!

– Да ну тебя! – покачал головой Быков, – так про отца нельзя говорить…

– А я и говорю, что просто не знаешь ты нашего отца. Он на старшего намедни в суд подал. Говорит, я столько на вас тратил, а вы даже не можете, мол, поделиться. Сам в детстве вздохнуть без спроса не давал, как только взрослее стали, дни отсчитывал, когда мы от него съедем, а теперь в суд подаёт! Ещё и на меня подал, но слава тебе насрать обосрался! У меня юрисдикция теперь американская, от меня он ничего не получит! – у Развозжаева глаза сверкнули от радости.

– От брата тоже, наверно, ничего не дождётся. Он ж юрист, да?

– Не… У меня брат стал фельдшером в скорой. Теперь не знает, что делать. Просит, чтоб помог. А сам, когда я ему сетовал, что отец – мудак, защищал его. Говорит, мол, он нас любит, он нам зла не желает. Да и вообще.... Что ты на него всё наговариваешь! Прям как ты… – кивнул Петя на Сашу.

– Ну ты уж прости… – вздохнул Быков, – меня учили отца любить, руку на него по заповеди не поднимать. Да и не было у меня таких проблем. Но даже если бы и были, я всё-таки постарался бы выражения подбирать. Это ж отец… Он ж кормил тебя, поил…

– Да я понимаю, – отмахнулся Развозжаев, – просто… Просто… – задумался, – слушай, ты извини, что снова начинаю, но расскажи про свой план действий в ближайшее время. Что думаешь первым делом сделать?

Быков вздохнул.

– Конкретно сейчас выставил квартиру на продажу, чтоб бывшей не досталась.

– Это ты мне рассказывал уже. А дальше?

– Я ж и говорю, что не знаю пока.

– Просто сразу говорю: у меня можешь остановиться только на сутки.

– Всего? – удивился Быков, – Ты когда сюда переезжал, я тебя на месяц вписал.

Развозжаев вскочил с табуретки и начал ходить по кухне туда-сюда.

– Слушай, да я помню, конечно! И очень благодарен. Правда! Просто завтра Кэрол возвращается. Она не любит гостей в доме, очень психует по этому поводу…

– Погоди-ка… – прищурился Быков, – это та чёрненькая, с которой ты трахался у Илона Маска на вечернике тогда?

– Да, та самая…

Быков рассмеялся.

– Это чего тебя так сильно присунуть в шоколадку попёрло?

– Ну… Понравились друг другу…

– Она ж фемка! Она тебя сожрёт, братан!

– Ну, как видишь, всё не так однозначно.

– Ты ж сам говорил, что не дай Бог у тебя дома баба будет права качать, сразу её сильную и независимую выставишь из дома. А с ней что? Не уж то влюбился?

– Она оказалась вполне милой.

– Слушай, расскажи-ка подробнее. Как ты с ней замутил?

– Ну… – Развозжаев улыбнулся, – она сама позвонила на следующий день. Мы с ней сходили в кино, потом в боулинг. Потом снова потрахались. Прямо в парке, в кустах! – рассмеялся.

– Во дела… – прокомментировал хихикающий Быков.

– Кстати, прикинь! У неё на русских парней фетиш, оказывается! Особенно на хоккеистов. Говорит, что мы в отличие от американцев не легкомысленные, всегда делаем, что обещаем. Короче говоря, мы с ней теперь встречаемся.

Быков кивнул.

– Хм… И что она про мой развод сказала?

Развозжаев вздохнул.

– Не так уж и трудно догадаться, если она феминистка…

– И ты с ней согласен?

– Я согласен с тем, что Оксанка с тобой поступила несправедливо.

– У меня такое чувство, что ты сейчас хочешь добавить какое-то «но».

Петя вздохнул.

– Слушай, я, конечно, понимаю, что ты невиновен, но.. – Развозжаев развёл руками, – сам понимаешь. В Америке сегодня тебя слушать никто не станет. Времена, когда эта страна была консервативной, давно прошли. Сегодня тут правят женщины, и слушать нас с тобой, тем более с учётом ситуации в мире… Мы тут чужие, чувак. С некоторыми вещами нужно мириться. Сделай, как она просит, и спокойно возвращайся домой, в Россию. Иначе… – помотал головой, – иначе тюрьма.

– Так обречённо говоришь… – кисло отвечал Саша.

– Ну а как ещё быть то?

– Как Джонни Депп! У него же получилось!

– Джонни Депп не русский, а Эмбер Хёрд не украинка. В контексте войны это особенно значимо. Будешь бороться за свои права, тебя в ответ порвут как тузик грелку, а потрохами будут украинских свиней кормить по заветам Гая Ричи. Я сейчас вообще никаких шансов не вижу, чтобы здесь и сейчас ты выиграл против неё суд.

– Ты бы так на хоккейных матчах говорил, мы бы ни одного не выиграли… – рассмеялся Быков.

– Суд – это не хоккейный матч. От его решения любая жизнь и судьба зависят в любой стране мира, где эта самая судебная власть есть. Где-то и в тот или иной период времени для кого-то он честный и справедливый. Но это большая редкость, когда кому-то везёт добиться правосудия. В большинстве же случаев суды выглядит так. Собираются, значит, тупая курица в чёрной мантии и двенадцать вонючих козлов, с которыми ты бы в одном поле срать никогда не сел. И вот именно они – эти мрази и ублюдки, заслуживающие лишь харчка в рожу, сейчас будут решать, сядешь ли ты на электрический стул или нет. Если полиция работала плохо, у адвоката лишняя хромосома, а курица с козлами ангажированы и предвзяты, будь уверен, что задница твоя от разряда поджарится как миленькая. Если наверху порешали как судить, то уже ничто не поможет. И в твоём случае будет именно так, вот увидишь. Можешь не сомневаться.

– Ну я всё-таки постараюсь. Русские не сдаются.

– Когда вероятность проигрыша очевидная, братан – лучше сдаться и сберечь себя для будущих свершений, а не биться как баран о новые ворота.

Быков рассмеялся.

– Каких свершений, Петя? Ты прикалываешься? Если сдамся, то в НХЛ играть уже не буду!

– Если проиграешь или попытаешься игнорировать – играть в хоккей будешь с сокамерниками в тюрьме. И то, если там Плойка есть. Если нет – то в своих фантазиях в лучшем случае. А в России КХЛ развивается. Да, не настолько распиарена как НХЛ, но всему своё время. Ты подумай.

– Думаю, что ты рано меня со счетов списываешь.

– Саш, я тебе это говорю не со зла. Просто дружеский совет даю. В твоей ситуации я бы поступил точно так же.

– Ну ты бы поступил, а мне сдаваться как-то не к лицу.

– Эх ты! Упрямство фаталиста ещё никому радости не приносило. Фашистов, маршировавших в Москве в 44-ом году спроси, если не веришь. Они ведь даже тогда верили, что победят.

– Давай ещё повтори за Оксаной, что я как Гитлер…

Развозжаев рассмеялся.

– Ну это уже абсурд, конечно. Но сам посуди. Вот куда тебе со всем этим ворохом проблем деваться?

Быков разозлился.

– Слушай, я всё больше начинаю сомневаться в том, что мой лучший друг меня поддерживает! Ты не попутал ли?

– Лучшие друзья созданы не только для поддержки. Это те люди, что скажут правду, когда её сказать жизненно необходимо, но никого слушать ты больше не станешь.

– Да к чёрту тебя, – отмахнулся Саша, – лучше плесни ещё чуточку вискаря.

– Это с радостью. – Петя налил ещё виски в стакан, – кстати, хочешь в Плойку поиграть? Как раз новая ФИФА вышла…

– Серьёзно? – удивился Быков.

– Ага.

– Я что-то из-за этого развода как-то позабыл, что новая часть появилась. Когда анонсировали, хотел купить, но теперь как-то не до этого…