Смирение

– Как только вы переехали в США в 2012 году, вы старались вообще ни в каком виде не оценивать роль Владимира Путина как президента России. Как вы говорили, спорт должен быть вне политики. Ваше отношение к нему изменилось со временем? Теперь вы готовы его осудить за агрессию против Украины?

Этим вопросом Быков был слегка шокирован. «Какого чёрта?» – подумал он: «Я же её попросил не трогать в вопросах политику! Зачем она спросила про Путина и войну?» Но камеры включены – надо выкручиваться.

– Я понимаю, конечно, что происходящее сегодня с Украиной может кому-то не нравиться. Я тоже не в восторге. Но не я виноват в этом. Уж если вам интересно, почему многие из моих соотечественников его поддерживают, то тут ответить несложно. Народ видел позитивные изменения в стране, надеялся на то, что перемены в лучшую сторону продолжатся, и они будут завтра жить лучше, чем жили вчера. Со временем мнение многих в России о нём несколько изменилось. Например, друзья у меня там остались, иногда пишут о том, что происходит в стране. Увы, там не всё радужно, как хотелось бы. Но для многих он выглядел тогда, да и сейчас тоже смотрится наилучшим лидером и президентом. Для кого-то к счастью, а для кого-то к сожалению.

– То есть его жестокость по отношению к оппозиции вас не смущала?

– Ну слушайте, в народе и тогда бытовало мнение, что либералы за годы правления Ельцина нашей стране ничего дельного не дали. Оно и сейчас у большинства никак не изменилось. Слишком тяжёлыми были 90-е годы для нас.

– А разве свобода слова не являлась чем-то хорошим или позитивным для России?

– Слушайте, свободу в карман не положишь, на хлеб не намажешь. Когда холодильник не пустой, тогда и о свободе начинаешь думать. А когда денег кот наплакал, тут первое что приходит к голову – кабы с голодухи не подохнуть…

– Простите, что? Коты разве умеют плакать?

Саша рассмеялся.

– О! Это у нас просто выражение такое. Мы так говорим, когда серьёзно в чём-то материальном нуждаемся, но не имеем.

– А-а, окей! – кивнула Марлоу, – но разве эти вещи не взаимосвязаны? Ведь к власти бы мог прийти человек лучше Путина, при котором и свобода будет, и полный холодильник, да и кот не заплачет…

– Мог бы прийти, а мог бы и не прийти… – пожал плечами Быков, – у нас люди рассуждают, что лучше пусть стабильность какая, никакая, чем неопределённость, которая возникла в 90-е…

– Просматривая ваш Инстаграм в начале войны с Украиной, некоторые пользователи обратили внимание, что вы поставили лайк под постом вашего школьного друга, где он на фото был на территории Украины. Также вы оставили там комментарий: «Удачи, брат. Береги себя». Вам не кажется, что поддерживать человека, принимающего участие в агрессивно развязанной войне – это неправильно?

– Ну для вас быть может. Для меня тот человек – мой давний друг с детства. Мы с ним такую школу жизни прошли вместе, что мало никому не покажется. Из одного котла, считай, ели, единым хлебом были кормлены. Друг за друга сколько раз заступались в уличных драках… Вы этого не проживали, вам не понять! Главное правило у нас было: друг за друга – горой! Он однажды вообще мне жизнь спас. И чтобы я ему воткнул нож в спину только за то, что его отправили на войну, которую вы считаете преступной и несправедливой… Я это себе слабо представляю, честно признаться.

– Хм… А если бы ваш друг был педофилом, вы бы тоже за него заступились?

– Тут всё зависит от того, считаем ли мы вторжение на Украину страшным преступлением, за которое убить мало, каким считаем педофилию. Я, конечно, не юрист, но если бы преступления были соразмерными, то пришлось бы расстрелять во Вторую Мировую каждого немецкого солдата вне зависимости от того, что они сделали.

– Значит в вашем представлении вторжение на Украину является приемлемым?

– Слушайте, я ничего не говорил о приемлемости. Но если хотите знать моё мнение, то если бы они не кричали про то, что русских нужно резать и вешать, то тогда бы, я думаю, никакого вторжения мои соотечественники бы не поддержали: ни в 2014, ни в 2022.

– То есть вы считаете, что можно вторгаться в другие страны только за то, что некоторые представители их народа говорят неприемлемые для вас вещи? В таком случае, я думаю, Америке был бы повод вторгнуться в Россию, если следовать вашей логике. Сколько людей в России желают гибели Штатам?

– Не припомню я, чтобы кто-то в нашей стране кричал, что нужно убивать поголовно американцев или украинцев только за то, что они американцы или украинцы. Я даже не знаю, кому такое в голову придёт у нас в стране, учитывая, что мы пережили во время вторжения в Советский Союз Гитлера, который, я напомню, хотел убить не только всех евреев, но и всех русских только за то, что они русские. Впрочем, если у нас в России на государственном уровне поддерживают откровенный нацизм, вы покажите хотя бы где, чтобы мы смогли что-то с этим сделать…

– Вы говорите как пропагандист…

– А попробуй им в нынешней ситуации не стать! Притом, неважно, на чьей ты стороне… – пожал плечами Саша.

– Тогда последний и самый главный вопрос. Вы избивали и насиловали свою жену, потому что она – украинка?

– Что?! – воскликнул возмущённый Быков, – да что вы такое несёте?! – потом рассмеялся. Марлоу смотрела на него с абсолютно серьёзным лицом, – я… Я не понимаю вас!

– В каком месте вам был непонятен мой вопрос, мистер Быков?

– Так… Во-первых… – Саша проглотил слюну, – Во-первых! Я не насиловал Оксану, я никогда её не избивал. У нас был далеко не самый ужасный брак, в котором мы жили вполне неплохо. Почему она решила меня обвинить в том, чего я не делал – не знаю! Я пытался с ней поговорить по этому поводу, но она упрямо настаивает на своём. Если так, то никаких проблем! Я пойду отстаивать свои права в суд и смогу защитить своё имя! Но, как минимум, до решения суда вы не имеете никакого права прямо обвинять меня в совершении преступления! Это называется презумпцией невиновности! У вас в стране ещё не забыли, что такая есть?!

– О, Боже! – захохотала Марлоу, – человек, у которого в стране политических оппонентов убивают боевым ядом «Новичок», что-то рассказывает про то, что в Америке якобы хромает какая-то там презумпция невиновности…

– Ну, вы же Америка! Демократическая страна! Вы же лучше нас…

– Очевидно! – ухмыльнулась Марлоу.

– Так, подождите… Вы не дали мне договорить! Во-вторых, я чаще от её родственников слышал упрёки в мой адрес за то, что я русский. Украинцы, если вы не в курсе, нас кацапами называют, на их языке это означает козёл.

– Мне кажется, что всех насильников в той или иной степени можно назвать козлами… – поморщилась Кэтрин.

– Да не перебивайте вы меня!

– А какой смысл нам вас слушать?! Вы вторите российской пропаганде, рассказывая, какие украинцы нацисты, и как они вас унижают…

– А это нормально так людей оскорблять только за то, что они – русские?

– Нормально, если они напали на вашу страну. А вы, мистер Быков, являетесь квинтэссенцией всего русского! Насильник и варвар, грубый и упрямый! Жестокое чудовище!

– То есть вы обвиняете меня во всех грехах и даже не позволяете себя защитить? Вам даже неинтересно меня послушать?!

– Ну почему же… Маньяков и убийц всегда интересно послушать, чтобы понять их психологический портрет! Ваш очевиден. Вы изнасиловали свою жену из ненависти к великой и непокорной украинской нации, не поддающейся натиску вашего варварского и глупого народа! – восторженно воскликнула Марлоу.

– Да что за бред?! Я не насиловал её за то, что она – украинка!

– То есть за это нет, но в целом насиловали?

– Хватит! Прекратите, или я покину интервью!

– Это ваше право, мистер Быков. Просто я как американка хочу вам сказать, что недаром мы всем либеральным лагерем с 2014 года защищаем права геев, лесбиянок, женщин и трансгендеров. Чтобы такие жестокие чудовища типа вас их не тронули!

– Это абсурд… – ужаснулся Быков, – я никого не трогал!