Страница 21 из 28
– Ну, однажды он сказал… – начала было вдова. И вновь замолчала.
– Что именно он сказал? – осторожно спросил Ницан после паузы.
– Сказал, что уже недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых, – ответила вдова неохотно.
– Под негодяем он подразумевал Ошеа Бен-Апсу? – снова уточнил Ницан. – Он что же – назвал именно это имя?
– Разумеется! – воскликнула вдова раздраженно. – Сколько можно спрашивать об одном и том же?
– Как и когда это произошло? – спросил Ницан, не обращая внимания на ее раздражение. – Как и когда он это сказал? Да, вы мне говорили. Но, прошу вас, повторите еще раз. В деталях. И, пожалуйста, дословно – что именно он сказал.
– Это было за месяц до его кончины. За завтраком. Он просматривал почту. И вдруг отшвырнул одно письмо, вскочил со своего места, забегал по залу. Потом остановился рядом со мной и воскликнул: «Снова этот Ошеа Бен-Апсу! Видят боги, что я не хотел этого! Но теперь – придется. Недолго уже этому негодяю осквернять мир живых, попомни мои слова!» – все это вдова произнесла так, словно зачитывала какую-то историю по бумажке. Смотрела она при этом прямо перед собой. Только договорив, она перевела взгляд на сыщика. В ее глазах появилась легкая насмешка: видимо, ее веселил озадаченный вид Ницана.
– Письмо… – пробормотал Ницан. – Вы не говорили ни о каких письмах.
– Разве? – вдова удивленно подняла брови. – Может быть. Я не придала этому значения.
– Вы сохранили деловую переписку вашего мужа? – спросил Ницан.
Вдова пожала плечами.
– К сожалению, его переписка была уничтожена согласно его посмертной воле. Но даже если бы она сохранилась, вряд ли интересующее вас письмо тоже осталось бы в ней. Он немедленно порвал его на мелкие кусочки, а затем – сжег.
– И вы не знаете, от кого это письмо пришло? – разочарованно спросил Ницан.
– Знаю, – неожиданно ответила вдова. – Письмо он сжег, а вот часть конверта – уцелела. И я прочла там имя отправителя.
– Вы его запомнили? – с надеждой спросил Ницан.
– Да. Письмо отправил Наби-Цадак.
Перед мысленным взором Ницана тотчас встал роскошный особняк на улице Шамшиат, украшенный изображением грозного божества с двумя мечами – Высшего Судьи праведного.
– Он вам знаком? – осторожно поинтересовался Ницан.
– Лично – нет, – вдова качнула головой. – Знаю, что так звали друга детства Шу-Суэна.
– Друг детства, – повторил Ницан. – Интересно. И, по всей видимости, тоже оставивший в юности родимый дом и переселившийся в столицу?
– Этого я не знаю, – ответила вдова. – То есть, я не знаю, куда именно переселился. Но я знаю, что у Шу-Суэна было два друга детства. И что они, так же, как и он, уехали из родной деревни. Но, мне кажется, что Наби-Цадак не живет в Тель-Рефаиме.
– Почему вы так думаете?
– Мне кажется, друг детства посетил бы погребальную церемонию Шу-Суэна, если бы жил здесь. Ведь о смерти моего мужа сообщили все газеты.
– Да-да, конечно, – раздумчиво произнес Ницан. – В этом вы, безусловно, правы. Друг непременно бы посетил церемонию… А что насчет второго?
– О втором я знаю чуть больше, – ответила госпожа Нурит Барроэс. – Его звали Сулам-Кадош. Вот этот точно не прижился в Тель-Рефаиме. Он уехал в Грецию. Оттуда изредка писал мужу. И несколько раз к праздникам присылал посылки. С тамошними лакомствами и поделками деревенских мастеров.
– Чертовски интересно… – пробормотал Ницан. – Деревенские друзья… Деревенский культ… Так откуда, говорите, был родом ваш супруг? – вновь обратился он к госпоже Нурит Барроэс, уже некоторое время смотревшей на него с недоумением. – Он вам что-нибудь рассказывал о прежней своей жизни? Откуда он родом? Чем он занимался до приезда в столицу?
– Его родина называется Кетар-Дин, – ответила вдова. – Деревня Кетар-Дин. Или Кефар-Дин. Я вам уже рассказывала. Мы познакомились, когда он уже десять лет жил в Тель-Рефаиме. И меня нисколько не интересовала его прежняя жизнь.
– То есть, вы даже не знаете, где эта деревня находится?
– Где-то на полпути между Ниппуром и Тель-Рефаимом, – вдова пожала плечами. – Он мне говорил – даже не помню, с чего вдруг… Но я, очевидно, не очень внимательно слушала. Еще раз повторяю, меня это мало интересовало – как и вся жизнь Шу-Суэна до встречи со мной.
– Да-а… – задумчиво протянул Ницан. – А вот меня она, похоже, заинтересовала. Кетар-Дин, – повторил он. – Кетар-Дин.
– Или Кефар-Дин, – добавила вдова.
– Ну, это можно уточнить, – Ницан вздохнул. – Я чувствую, что мне придется посетить родину вашего мужа… Вот только дорога туда может оказаться весьма дорогой… – он вопросительно взглянул на вдову.
Госпожа Нурит Барроэс поморщилась.
– Это действительно нужно? – спросила она подозрительно. – Вы уверены?
– Я ни в чем не уверен, – честно признался Ницан. – Может быть, я взял ложный след. Но как это определить, не проверяя? Видите ли, – принялся он объяснять, – похоже, смерть вашего мужа так или иначе связана с той загадочной комнатой, в которой он устроил тайное святилище. Верно?
Нурит Барроэс кивнула.
– Мне удалось узнать, что статуя, которую он там установил, изображает Высшего Судью праведного, – продолжил Ницан. – Есть такой культ, достаточно древний и почтенный, но нынче мало распространенный. Полагаю, Высшему Судье поклоняются как раз на родине вашего мужа. Я должен это проверить.
– Хорошо, – сказала вдова. – Я оплачу вам эту поездку. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что мои финансовые возможности велики, но не безграничны?
– Еще бы! – ответил Ницан. Хотя он-то как раз был уверен в безграничности возможностей вдовы Барроэс.
Вдова молча отсчитала сыщика сотню новых шекелей. Ницан быстро сгреб монеты и распрощался.
Вечером он был на большой стоянке грузовых автомобилей. Он не хотел терять времени. Вскоре ему стало известно, что, во-первых, прямо сейчас отправляется большой караван в Ниппур, а, во-вторых, что в небольшом оазисе, находящемся аккурат на полпути между Тель-Рефаимом и Ниппуром находится деревня Кетар-Дин. И, в-третьих, караван непременно делает в деревне остановку.
Путешествие в Кетар-Дин ничем не отличалось от любой другой поездки через пустыню. За двадцать шекелей Ницана согласился взять пассажиром водитель грузовика, забитого какими-то товарами в огромных коробках. На коробках красовались эмблемы «Гудеа», «Шульги» и некоторых других крупных и знаменитых компаний. Сыщик философски подумал, что многие из этих имен для него – не торговые марки, а бывшие клиенты. Он вспомнил о деле с похищением саркофага Шульги, деле об ограблении некрополя Гудеа, некоторые другие истории. Воспоминания всегда навевали сонливость. Но спать Ницану пришлось недолго.
Ночью ему пару раз пришлось применить магическую защиту, отпугивая каких-то совсем уж диких лиллу. «Интересно, какого черта они делают в пустыне и чем питаются? – лениво подумал он, превращая очередную соблазнительную красотку в минимуме одежды в чудовищного демона с клыками и перепончатыми крыльями. – Караваны бывают редко, водители грузовиков научены горьким опытом и вряд ли поддадутся примитивным чарам… Бедняги».
Тут он задумался над вопросом: возможны ли сексуальные отношения между лиллу и лилом, и чем такой контакт может завершиться?
Действия его не вызвали ровным счетом никакого удивления у шофера. Он признался, что однажды едва не стал жертвой такого ночного чудовища, но его спас амулет на дверце. Попытавшись подсесть в его кабину, лиллу получила сильнейший удар амулетом и вылетела наружу, не успев добраться до позвавшего ее шофера.
– Они тут на трассе вечно стоят. Поджидают, – сказал водитель. – Никого обмануть не могут, а все надеются.
Он замолчал, покосившись на кружку пива, невесть откуда взявшуюся в руке пассажира. Кружку, разумеется, вручил Ницану Умник, но водитель-то его не видел. Видимо, решил, что просто не уловил момент, когда Ницан извлек из сумки бутылку пива.
Кетар-Дин оказалась райским уголком – крохотной очаровательной деревушкой в самом центре оазиса, населенной приветливыми людьми. Ницан с удовольствием посидел в местной забегаловке, с трудом сдерживая активность Умника, норовившего подсунуть ему кружку-другую настойки. Учитывая, что Ницан с удовольствием поглощал местное вино – густое и очень крепкое – дело могло плохо кончиться.