Страница 74 из 76
— Псих!
Молчание.
— Псих! — повторно позвал я и обернулся.
Никого. Не понял…
Особо удачливый снаряд рванул совсем близко, заставив втянуть голову в плечи и пакостно швырнув сверху землю, осточертевшую за этот день. Не поскупился, отсыпал изрядно. И снова за шиворот, в уши, густым градом по затылку.
Сука… В груди ёкнуло. Мой первый номер, мой друг мог отсутствовать только по одной причине. Паскудной. А значит, ему наверняка нужна помощь. Немедленно, срочно.
Другие идеи, из разряда «присел отдохнуть» или «пошёл погулять», я отмёл сходу.
— Псих! — отчего казалось важным орать его позывной не переставая, как спасительную молитву или мантру. — Псих! Псих!!!
Но я не слышал себя. Начиналась очередная серия набившего оскомину ситкома: «Артобстрел и неудачники». (*)
Комедия положений, бля… Неинтересная. В умиралки играем.
До приснопамятного холмика возвращался перебежками, регулярно пережидая новые взрывы. Наши бьют, или со стороны посёлка — по-прежнему не представляю. А может, и те, и эти. Мстят за испорченную синекуру с выплатой боевых, оптимистично объединившись по столь вескому поводу.
На этой стороне Психа нет. Рухнув на брюхо и, загребая ботинками рассыпчатое крошево, ползу ввысь, забирая вправо, к ранее левой части дорожки по минному полю.
Осторожно приподнимаю голову, старательно игнорируя окружающий мир.
Э-э-э…
Тело товарища лежит за холмиком, там, где мы планировали старт нашей пробежки. На краю окопа, присыпанное коричневато-серым. Обездвиженное, обмякшее, являя худые, бледные конечности, прикрытое бронежилетом туловище, его любимые шорты. Винтовка валяется впереди, строго перпендикулярно плечам, точно преграждающий путь шлагбаум.
— Это как?!
Наверное, я проорал своё неверие вслух, достучавшись до сознания Психа. Иначе объяснить, почему первый номер не поднял, полуповернул голову, не могу.
— Бе-е-г… — тусклые, резиновые губы выдохнули так просто расшифровываемый набор неуслышанных из-за канонады букв.
Из-под каски на меня смотрел скорбный, влажный глаз со стеклянной пустотой в зрачке. Вокруг глаза — кожа, бумажная, неродная, словно её одолжили у трупа. Нос с запачканным кончиком, подбородок — неумелая работа начинающего скульптора, прячущего отсутствие таланта и врождённую лень за модным нынче авангардизмом с его гротескной свободой пропорций.
Закрывающая лицо повязка сползла на шею, обнажая тонкогубую щель рта.
— Бе-е-ги!
Он пока жив. И он знал, куда будут стрелять.
Потому и пустил меня первым, давая проскочить. Сам не успел. Грёбаный талантище, будь ты… не хочу за чужой счёт!
До пяти! Теперь обратно!
Пять!
Отпускаю ненужную винтовку. Побегали, подружили — хватит. Мне руки свободными нужны. Расходимся…
Четыре!
Не выпрыгиваю — переваливаюсь на этот проклятый метр вдоль окопа.
Три!
Вскакиваю, бросаясь вперёд, точно в воду с самой высокой вышки.
А дальше считать не буду! Тут рядышком.
Человеку, чтобы полностью потерять себя, надо сделать всего два шага.
Первый шаг — отойти от привычного окружения цивилизации с её законами и ценностями. Недалеко, можно даже на обочину, где размываются врождённые и навязанные правила.
Второй — стать зверем, поддавшись инстинктам, созданным эволюцией ради выживания.
Выживание — оно вкусное, манящее, заставляющее видеть шкурой и слышать затылком. Оно — природное, родное, впитываемое с самого рождения и неуклонно зовущее туда, где не стреляют.
Всего два шага назад…
И я вновь окажусь в окопе, наедине с эфемерной возможностью выкрутиться из всей этой заварушки. Свалить все грехи на товарища, обелить себя, рискнуть прорваться, если сложится так, как мечталось совсем недавно.
Или отказаться от шанса спастись, не предавая последнее, что осталось на этой сраной планете у рядового первого года службы Виталиса Самадаки — дружбу.
Что-то я расфилософствовался…
Боец Маяк!
Не спать! Бегом! Зачёт по выжившим!!!
Геройствовать и пытаться оказать первую помощь вне укрытия я не стал. Заденет осколком или приголубит пулей — какой из меня тогда спаситель? Вдвоём здесь ляжем.
Не замечая ничего вокруг, прыгнул в окоп с той, прикрытой от позиций условно «наших» холмом, стороны, и, схватив Психа за шорты и бронежилет, потащил его за собой, под ненадёжную защиту земляных стен.
Любой медик приговорил бы меня к расстрелу за подобное обращение с раненым, но делать было нечего. Или так, или никак.
Тело товарища, безвольное, неожиданно окрепло, пытаясь ударить меня кулаком по носу.
— Беги, — хрипело оно, не находя в себе сил поднять голову и посмотреть в глаза. — Пока обстреливают — имеешь шанс прорваться! Брось! Вдвоём не уйти… Брось! Мне не страшно.
— Пасть захлопни, — поражаясь самому себе, я не орал от переполняемых эмоций, а действовал точно на учениях. — Я тебя отсюда уберу. Осмотрю. Перевяжу. Дальше разберёмся.
Правая рука первого номера намертво сжала ремень винтовки, а та, в свою очередь, зацепилась за вывернутый корень толщиной с запястье.
— Вот зараза! — на мгновение я позабыл о наших пререканиях, проводя филигранный трюк по удерживанию раненого на весу и освобождению личного оружия, для чего пришлось частично высунуться над уровнем поверхности планеты.
Еле смог. Лишённый «якоря» Псих обмяк, зажатый между стенкой окопа и моим брюхом. Винтовка, издеваясь, выпала из его ослабевших пальцев.
— Куда укусило?! — пришлось рычать во всю мощь глотки, перекрывая окружающее светопреставление.
— У позвоночника… Ливер тоже задело. Брось!
Вот почему крови не видно… Под броником она, если вообще есть, а не вся хлынула внутрь.
— Отвянь, зануда! На спине поедешь, — пристраивая раненого на загривок, огрызнулся я. — И постарайся ботинками не цепляться за всё на свете!
— Маяк, не пори чушь, — продолжал упрямствовать тот. — Куда мы денемся? Скоро всё успокоится, и нас зачистят.
Я знаю, дружище. Знаю… Но дать тебе подохнуть, как последней твари, выше моих сил. Мне тоже уже не страшно. Вернёмся назад, закроемся в родном тупичке, повоюем, сколько сможем… Куда я отсюда пойду? Снова скрываться, пугаясь каждой тени до трясучки? В жопу. Хватит. Надоело. С тобой я — человек.
А вслух громко сказал:
— Давай о смерти потом поболтаем?! Тема скучная.
— Придурок…
— Не придурок, а второй номер. Кано не ошибся с назначением… Ты ругайся. Можешь даже плевать мне в затылок. Только не молчи, тогда мне станет тоскливо, одиноко и вообще, я остановлюсь, чтобы посмотреть, живой ты или не очень. И-и-эх! Побежали!!!
Не выпуская рук сослуживца, я носком ботинка подцепил винтовку и подкинул железяку вверх, второй раз за сегодня проявив чудеса ловкости. На лету зацепил пальцем ремень, перехватил его зубами, ближе к прикладу. Оружие мне понадобится, а другого поблизости нет.
— Эй… Би… Си… — сквозь сцепленные зубы чёткость звуков давалась трудно, но на произношение я чихать хотел. Лишь бы Псих не отключался. — Фомохай! (трансформировалось обычное «помогай» из-за засаленного брезента в зубах, но товарищ об этом догадался)
— Ди…
— И дальфе, по алфафиту…
— Е…
— Эф… Дши…
— Поиграть-ка выходи… (**) Стой…
Замерев, я без лишней впечатлительности пронаблюдал, как метрах в десяти, за очередным фортификационным изгибом окопа, взлетел грунт от прямого попадания в нашу тропку. Забарабанило комьями, запылило.
— Аш…
И так шаг за шагом, не особо прячась и почти не кланяясь порхающему металлу.
***
Пока мы отсутствовали, на передовой позиции «Титана» многое изменилось. Обстрел повторно переработал рельеф бывшего полевого укрепления, за исключением санитарного тупичка. Его почти не коснулось, лишь в мешках добавилось новых дыр да край наката опасно обвис тёмными от грязи лохмами.