Мистик

Она же то сидела в комнате, прислушиваясь, не придёт ли Миша, то выходила на лестницу, курила и вглядывалась до напряжения в сидящих за столиками, пытаясь определить, есть он там или нет.

Его номер не отвечал, на третий раз кто-то взял трубку, слышалось сопение и приглушённые стоны, потом Миша ответил.

— Да? — его голос был еле слышным.

Вика смутилась, быть может, она помешала ему и звонит в самый неподходящий момент?

— Миша, где ты?

— Да тут, лежу, отдыхаю. Сейчас поеду обратно, а что — соскучилась?

— Я подумала, что что-то случилось.

Он хмыкнул и закашлялся, потом сплюнул так, будто у него в горле застрял гвоздь.

— Ничего не случилось, сейчас приеду.

Спустя двадцать минут фары его мотоцикла показались перед «постом». Он загнал байк в гараж и, низко опустив голову, прошёл мимо отдыхающих, ни с кем не здороваясь.

Вика стояла на лестнице, обхватив себя руками, на ней была тонкая куртка, и молодая женщина успела замёрзнуть.

— Когда напускаешь собак, в следующий раз хотя бы предупреждай, я тоже монтировку достану.

Его лицо было в каких-то пятнах, и Вика с похолодевшим сердцем поняла, что его избили. Она покачала головой, не понимая, о чём он говорит.

— Что случилось? — заикаясь, спросила молодая женщина.

Он прошёл мимо, направляясь прямиком в душ. По дороге бросил в коридоре в грязи вывалянную куртку, кровавую бандану, снял через голову в красных пятнах толстовку с орлом — эмблемой «HD» посередине.

Вика обогнала его, включила воду и, взяв чистое полотенце, обернулась к нему. Всё лицо было побито — на лбу шишка, нос красный и распухший, на волосах сбоку кровь.

— Кто тебя так?

— Твой ухажёр, был оскорблён за тебя. Зачем ты ему сказала, что моя женщина?

Она, не решаясь приблизиться к нему с полотенцем, произнесла, глядя в его недобрые глаза: — А разве это не так? Ты мне не говорил, что не хочешь этого. В Москве мы жили вместе…

— Вика, что ты говоришь? Ты себя слышишь? Ты же не дурочка, давно поняла, что я не хочу с тобой быть. Зачем обнадёживать тебя, если между нами всё равно ничего серьёзного не будет? Мне хорошо с тобой лишь в постели.

Она моргнула, попыталась отступить от него на шаг, но уткнулась поясницей в раковину.

— Всё так плохо? — тихо спросила она. — Я думала, что у нас что-то есть.

— Нет, — отрезал он. — А если ты хочешь только спать со мной, я…, - он хотел сказать «не против», но вовремя прикусил язык. Её жёлтые глаза пристально и заворожённо смотрели на него.

— Ничего не будет, Вика. Выйди, пожалуйста, я искупаюсь, нахлебался грязи, пока лежал на земле.

— Разреши мне помочь тебе обработать раны, — примирительно произнесла она, протягивая ему полотенце.

— Хорошо, — позволил он, довольный своей выдержкой и твёрдостью. Такой разговор выдержал без нервов, и теперь всё пойдёт, как по маслу.

На голове была довольно большая рана, Мистик морщился и кривился, когда Вика мазала её зелёнкой.

— Точно зашивать не надо? — спрашивала она.

— Ты забыла, кто из нас врач?

— Мне страшно на неё смотреть.

— Не смотри.

— Не понимаю, зачем Миру понадобилось бить тебя?

— Да просто так, он ревнует тебя ко мне, вот и вызверился. Я не в обиде, но вот бить со спины… этого я не люблю. Герой…

Мистик сидел в низком кресле, откинувшись на спинку и положив на неё голову.

— Не кружится голова? — спрашивала она, не в силах заставить себя уйти.

— Зачем я тебе понадобился? — еле слышно спросил он. — Ты же ждала меня?

Вика застыла, стеклянным взглядом глядя на его пыльные мотоботинки, стоящие возле двери номера. Мужчина сидел, свободно вытянув босые ноги. Надев спортивные штаны и майку, он полулежал в кресле, а она стояла рядом, как школьница перед учителем и не знала, что сказать. Она ведь не могла признаться, что каждый день дожидалась, когда он придёт к себе в номер. Курила на лестнице или лежала без сна в постели, не в силах заснуть, пока не убеждалась, что он рядом. Это уже вошло в привычку, но Вика не могла переделать себя. Она могла точно сказать, что так никогда не любила ещё в своей жизни — полно, глубоко и мучительно. Если бы он сказал, что хочет, чтобы они были вместе, она, наверное, тут же испытала бы острое и непередаваемое счастье. А он только что сказал обратное.

Раньше бы она ушла из-за таких слов, и больше не появилась в жизни этого человека, понимая, что это ему не нужно. Но она полюбила, и Зоя была права — тот, кто любит, должен бороться, не теряя надежды. Верить в неё всегда, падать и подниматься снова, но идти к светлой, чистой любви.

— Мне хотелось поговорить с тобой о нас, ты молчишь, и я… Не знала, как на это реагировать. Мирослав сегодня приходил и задавал мне конкретные вопросы, а я не знала, что сказать. Ты то не смотришь на меня, то… мы обсуждаем вопросы контрацепции.

— Понятно. Теперь тебе всё ясно насчёт нас? — голос его снова набирал силу, несмотря на то, что мужчина немного гундосил.

— Да, ясно, — ответила она, как во сне. — Только… Я хотела бы, чтобы ты не думал, что я чего-то ждала от тебя серьёзного. Женщинам необходимы отношения с мужчинами — для здоровья. Мы могли бы иногда встречаться, просто чтобы… чтобы хорошо провести время?

Он вскинул глаза на неё и чуть улыбнулся: — Нет, я… у меня другие планы. Может быть, как-нибудь, но не сейчас. Ладно? Обратись к Миру, он наверняка согласится.

Вика почувствовала себя так, как будто её ударили по лицу или вываляли в грязи. Сделав несколько неуверенных шагов к двери, она обернулась, посмотрела в его тёмные серые глаза и произнесла: — Спокойной ночи, выздоравливай.

Губы женщины дрогнули, и она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мистик закрыл глаза, понимая, что поступил отвратительно. Ещё никогда в жизни он не прибегал к таким равнодушным, злым словам, когда расставался с женщиной. Вика не заслуживала этого, она не виновата, что не соответствует его представлениям об идеальной женщине.

Он выключил свет и вновь вернулся на кресло. Сидя в темноте, продолжал заниматься самоедством — Вику вдруг стало жаль нестерпимо. Он видел в её глазах безмерное обожание, быть может, даже настоящую любовь, а взамен не мог дать ничего. Она была просто наваждением, с ней было очень хорошо, как с фантазией, но ведь жизнь — это нечто другое, и он знал, чего хотел.

А эта грубость… — иначе нельзя. Если сейчас не избавиться от этого соблазна, это может продлиться много лет, а у него вполне серьёзные планы, ему нужно что-то определённое и стабильное. Семья, свои дети, нужно подумать о квартире, о жизни вообще. А что он мог дать Вике? Постель? А она ему? Только её тоже?

Это не будущее — это тупик.

Может быть, это и называлось очищение через страдание, но только чистотой тут и не пахло. Вике казалось, будто всё, что у неё внутри — окунули в кипящий котёл. Мука была физическая, и женщина теперь знала, как болит душа.

Закутавшись в одеяло на своей постели, она сухими глазами смотрела в полумрак комнаты — за шторами на здании рядом висел фонарь-кобра и рассеивал густую темноту ночи.

Вот и всё, кончились их отношения, и надеяться тут не на что.

Весь разговор представлялся ей в мрачных, гротескных тонах. Ничего светлого не было впереди, и то, что счастья в её жизни не будет — определённо. «У него другие планы». Раз это не мимолётный секс, значит, нечто серьёзное. Зоя говорила, что он давно мечтал о семье и детях. Она ему не могла её составить, у неё было прошлое и двое детей от бывшего мужа.

Женщина постаралась не накручивать себя, закрывала глаза, но они вновь открывались, скребли по векам и упрямо смотрели на светлую дверь номера.

— Надо уезжать, Вика, — произносил внутри голос матери. — Ты изводишь себя — уезжай. Здесь больше нечего ждать. Уезжай.

— Нет, Вика! — звенел голос подруги — Зои. — Ни за что, Вика! Нужно бороться, до конца. Если он оттолкнул тебя, это ещё может ничего не обозначать. Ничего, Вика! Они же как дети… если сомневается с самого начала — то придёт, то бросит, значит, что-то есть у него в душе к тебе. И поэтому нельзя уезжать. Борись, слышишь?