Птичка

Маша одна улыбалась и весело шутила, вся компания же впала в какую-то меланхолию.

— Да чего вы, как не свои? Пошлите танцевать, девчонки! — звонко сквозь музыку прокричала Маша.

Подруги последовали за ней, но на полпути вернулись, видя, что парни не двинулись за ними. Синие глаза Маши потухли, она огорчённо сжала губы и тоже вернулась обратно — всё-таки смелости у неё не хватало танцевать одной. Чёрные брови сдвинулись на белом лбу, она сложила на груди руки и изо всех сил изображала недовольство. На дискотеку она ходила очень редко, только школьную, и то, если папа отпускал. Каждая минута, проведённая в этом месте, была драгоценна, и она не собиралась её глупо простаивать.

А всё из-за этого Лёши — если он считал, что чего-нибудь не хочет, значит, и все не хотят. У Маши с ним было постоянное противостояние. Она его откровенно недолюбливала и никогда не скрывала этого.

Выразительно посмотрев на Женю, который пил пиво, девушка покачала пальцем, подзывая его. Он наклонился к ней.

— Пошли со мной?

— Куда? — спросил глупо он, выкатывая на Машу свои голубые глаза.

Она сжала губы и отвернулась, тряхнув густыми, роскошными чёрными волосами, большими волнами ложащимися до самой талии.

— Танцевать, конечно, — раздражённо сказала она.

— Я… я не хочу, — ответил он. — Иди сама.

— Сама? — недоверчиво спросила она.

— А что?

Она развернулась всем телом к компании и громко спросила: — А зачем мы сюда вообще приехали?

— Отдыхать, — пожал плечами Женя.

Девушки переглянулись, неловко переступая с ноги на ногу в туфлях. Галя была обижена на Бориса и не в настроении, Катя всегда заглядывала в рот Лёше, боясь сделать что-нибудь наперекор. Помощи и поддержки сегодня ждать было неоткуда.

В этот критический момент подошла официантка и сказала им, что освободился столик на широком балконе. Вся компания, довольная, поднялась наверх, откуда хотели понаблюдать за сценой и танцполом, но официантка отвела их в какой-то медвежий угол, откуда ничего не было видно.

Заказав немыслимо дорогое мороженое, они принялись его ждать, а парни между тем допили пиво и пошли заказать и его. Девушки остались втроём.

— Слушайте, вы что такие скучные, а? Ну-ка, выше нос! — улыбнулась Маша. — Хотите чего-нибудь выпить?

— Я — нет, — вздохнула Катя, она вообще никогда не пила ничего крепче яблочного сока.

— Да ладно вам, — махнула Маша и достала из своей сумочки початую бутылку текилы: — Это я у папы свистнула. Надеюсь, что не заметит. В любом случае — не признаюсь.

Девушка решительно выложила и пачку сигарет с зажигалкой — было видно, что подготовилась она основательно.

— Ничего себе, — произнесла Катя.

Маша открутила крышку у бутылки и опрокинула её, быстро сделав несколько глотков.

— Ого, забористая штука! — поёжилась она и протянула, не глядя, Гале. Та сделала один глоток и вернула текилу обратно.

Маша тем временем закурила сигарету и, глубоко затянувшись, закашлялась.

Подруги усмехнулись, но обе взяли по сигарете.

Когда парни вернулись к столику, бутылка текилы стояла на стуле между ног Маши, чтобы её не увидели официантки, и прилаживалась к ней только она. Сигарета дымила в её тонких пальчиках уже вторая или третья.

— Ты что? — вытаращился на Машу Женя. — Напиться хочешь? Как я тебя домой повезу?

— Хочешь — не вози, я здесь останусь, — зло огрызнулась она и вызывающе затянулась, смерив взглядом парня. Его впалая грудь сразу согнулась ещё больше.

— Да она вообще… Ты удивляешься? — усмехнулся в своей отвратительной манере Лёша. — Ты забыл, кто у неё папочка?

Маша вся подобралась: — Да уж, не размазня, как некоторые, а полноправный член мотоклуба, на базе которого вы тут сейчас сидите.

— И это он тебе дал бутылку? — зубоскалил Лёша, опрокидывая пиво и делая глоток, не отрывая от неё взгляда.

— Нет, я сама взяла. А что ты привязался ко мне? Отдыхаешь? Дай и другим отдохнуть, хочешь? — почти миролюбиво спросила Маша, протянув текилу Лёше.

Он презрительно скривился и отвернулся.

Маша, пожав плечами, сделала изрядный глоток и икнула. То, что отец ей многое запрещал, все в компании знали, но никто об этом никогда не говорил, а Маша отчаянно скрывала. Папу она преданно и глубоко любила, но не могла смириться с тем положением, которое свалилось на неё три года назад. Он будто озверел, увидев, что она общается с одними мальчишками и разогнал всех друзей. Девочка осталась одна, почти не гуляла, только в школу и из школы, да на секцию по танцам, где она серьёзно занималась семь лет. Ни один друг детства, не считая Жени, не выдержал такого испытания. Все её позабыли и отдалились, Маше было приказано дружить только с девочками. Женя же всё ещё стойко был предан ей, и год назад ввёл её в свою компанию, хотя раньше Маша и внимания на него почти не обращала. Теперь у неё были друзья, но они были старше, и проблемы Маши им, так уж повелось, абсолютно не понятны.

Они за спиной у девушки называли её отца «крутым психом». Только глядя на него можно сразу отказаться от любого общения с Машей — высокий, около ста восьмидесяти, жилистый, всегда загорелый, в крупных наколках на байкерскую тему, седой и черноглазый. Он был кастомайзером — делал на заказ мотоциклы в мастерской «Wolf Engineering», принадлежащей «Железным волкам». Папа явно не хотел проблем с дочерью, видя, что она стала взрослеть, и пресёк любую возможность появиться этим самым проблемам.

Музыка продолжала меняться, а они скучно сидели, иногда переговариваясь. Маша снова старалась вытащить девушек потанцевать, и они согласились. Молодые люди не пошли с ними.

Маши не хватило, чтобы допить бутылку, она поставила её под столик и на нетвёрдых ногах спустилась по крутой железной лестнице вниз, в толпу гостей, стоящих рядом с танцполом.

Несколько песен они протанцевали, и когда девушка уже стала входить во вкус, её подруги внезапно пошли к машущим парням.

Недовольная Маша двинулась за ними.

— Что? — спросила она пьяно, с трудом фокусируя взгляд на друзьях.

— Поехали домой, уже поздно, — сказал Женя.

— Поздно? — закричала она, чуть не плача. — Но мы ведь только сейчас приехали!

— Нет, уже два ночи, — покачал головой он и хотел взять её за руку, но девушка выдернула узкую ладонь.

— Пожалуйста, давай останемся — потанцуем немного, — склонила голову она.

— Смотри — не расплачься, — съязвил Лёша, обнимая за талию Катю. — Ты же всегда только о себе думаешь. А папочка твой тебя случайно не прибьёт, если узнает, что ты здесь, да ещё и пьяная? Поехали, — вполголоса сказал он остальным и стал проходить к стоянке мотоциклов.

Маша нахмурилась: — Я только хочу по…

— Вот видишь — я хочу, — сказал Женя. — А другим надо домой. И Лёша прав — если твой отец увидит, что я тебя такую привёз…

— Так ты его боишься? — горько спросила она и тут же твёрдо добавила: — Езжайте, я тут почти как дома, меня кто-нибудь из «волков» подбросит потом, — ответила она и шагнула назад, мгновенно пропадая в гуще народа.

Больше не видя никого из друзей, девушка наискосок пересекла танцпол и, обхватив голову руками, пошла вдоль здания самого «Байк-центра», куда никого, конечно, не пускали.

Не думая сейчас об этом, Маша подошла к служебному входу и дёрнула дверь на себя. Слёзы закрывали взгляд, но никто её не остановил, и девушка быстро пересекла коридор в темноте. Всё освещение было выключено, она повернула на первом этаже туда, где находилась дверь в большой зал для советов мотоклуба или «комната принятия решений», как её называл отец, и только тут осознала, что находится во всём здании одна. Яркий свет из двора заливал чёткими квадратами коридор, и в таком проёме девушка встала, замерев.

Музыка сюда доставала чёткими, отдельными дрожащими аккордами, из больших окон коридора был виден весь двор «центра». Деревья, опутанные неоновыми и сверкающими украшениями, высокие вышки, где были ди-джеи, волнующийся и отрывающийся на всю танцпол, люди, сидящие за столиками на вип-ложе и смотрящие вниз на гостей.