Игра на жизнь

В дверь постучали.

Захлопнув окно, прыгнула в кресло, изобразила, будто читаю.

– Войдите!

Однако вместо горничной в комнату вошла Алхена. И без того бледная, сейчас она и вовсе напоминала покойницу.

– Что случилось?

Мигом подскочила к сестре и усадила ее в кресло.

– Тебе плохо?

Увы, сестра родилась слабенькой. В ее покоях всегда было жарко натоплено, а окна не открывали даже летом из опасения, что Алхена простудится. Каждый раз, когда она кашляла, с тревогой смотрела на ее носовой платок: нет ли капель крови. Маму сгубила чахотка, вдруг и сестра больна?

– Нет.

Алхена зарыла лицо в ладони.

Сердце камнем упало в пятки. Нехорошее предчувствие заскребло под ложечкой.

– Алхена?

Опустилась перед ней на колени, мягко коснулась руки.

Сестра не двигалась, только часто-часто дышала.

Звуки музыки смолкли. Во дворце вдруг повисла звенящая тишина.

– Давай я позову врача?

У Алхены и раньше случались приступы, но обычно они выглядели не так: она задыхалась, а тут… Приглядевшись, я поняла: сестра плакала. Слезы беззвучно катились по ее щекам. В этом вся Алхена. Может, она и хрупкая снаружи, зато очень сильная внутри. Я ей втайне завидовала: ее умению держать себя, стойкости, учености. Мне науки давались с трудом, а Алхена частенько сидела в уголке отцовского кабинета, слушала доклады министров, принимала участие в обсуждении разных вопросов.

– Алистер.

Имя брата прошелестело в ее устах порывом осеннего ветра.

Холод ледяными цепями сковал сердце.

– Что с ним? Что?!

От волнения я почти кричала. Вцепилась в руку сестры и трясла ее, трясла…

– Он пропал, – обескровленными губами произнесла Алхена.

Ее прекрасные большие голубые глаза застыли.

– Как? Когда?

Пока я решительно ничего не понимала.

В последний раз мы виделись за завтраком. Брат, по обыкновению, шутил, просил не убивать «бедняжку Фарнафа», дать ему шанс завоевать мое расположение. После Алистер уехал по делам: отец поручил ему контроль за строительством нового моста.

И вот теперь Алхена плачет, будто с братом случилось что-то дурное. С другой стороны, не поэтому ли смолкла музыка?

Отогнала нехорошее предчувствие. Алистер жив, что за глупые предположения! Да он первый фехтовальщик Лиэны, не раз выигрывал поединки у более старших и опытных соперников. Вдобавок наследный принц, охрана мигом скрутит любого, кто посмеет к нему приблизиться.

Но глаза Алхены, ее слезы… Прежде она никогда не плакала, даже на похоронах мамы. Ее не стало, когда я была совсем крошкой, зато Алхена хорошо ее помнила: ей к тому времени исполнилось десять. Алистеру и того больше, целых двенадцать.

– Мы… – Губы сестры задрожали. – Он так и не добрался до моста, мы подняли тревогу.

– Прости, – она потупила взор, – твоя помолвка не состоится. Фарнаф вызвался возглавить поиски и уже в седле.

Будто меня это могло опечалить! При других обстоятельствах я и вовсе порадовалась.

– Дальше! – хрипло потребовала я. – Ты чего-то не договариваешь, Алистер не просто пропал.

Ноги не держали, и я опустилась на кровать. Меня трясло как в лихорадке, тогда как Алхена, наоборот, немного успокоилась. Смахнув слезы тыльной стороной ладони, она выпрямилась, необычно серьезно, по-взрослому посмотрела мне в глаза. Хотя Алхена и была взрослой, порой даже слишком.

– Солдаты обнаружили его коня. Несчастное животное нашпиговали стрелами. Там, в овраге, недалеко от моста.

– И? Куда подевалась охрана?

Тело мое звенело от напряжения.

Раскачиваясь из стороны в сторону, я молилась всем богам: «Только бы он остался жив!»

Увы, небожители редко нисходили до просьб смертных.

– Алистер отпустил их, велел встретить его на обратном пути, у Северных ворот. Наверное, – горько усмехнулась Алхена, – решил проведать свою подружку.

Она осуждала связь брата, считала, тому следовало думать о государстве больше, чем о прелестях Манон. Наверное, если бы та родилась маркизой или баронессой, Алхена отнеслась бы к ней благосклонно: какой принц без фаворитки? Но Манон – дочь простого фермера. Алистер практически ничего о ней не рассказывал, разве только в тесном мужском кругу. Я слышала только, что Манон молода и румяна.

– Да вернет она его, не переживай! – желая взбодрить сестру, рассмеялась я. – Фарнаф заберет Алистера из объятий Манон и за шиворот притащит во дворец. Ты ведь знаешь парней, они под любым предлогом отлынивают от работы. Сметы, камни – это так скучно!

Алхена покачала головой.

– Я ходила в храм. Взяла лампадку и поставила перед ликом Бога. Она погасла.

Сердце мое перестало биться. Мертвенный холод добралась до груди.

– А жрица, ты попросила жрицу поставить свою? – ухватилась я за последнюю соломинку, хотя умом понимала: кончено.

Если бы и ее лампадка пред ликом Амандина, отца всех живых, погасла, то брат ушел в чертоги Мериада, зловещего бога смерти.

Сестра не ответила. Вместо этого подошла и обняла меня за плечи. Так мы и просидели до темноты.

Тело Алистера прибило к берегу в камышовых зарослях. Из груди торчала стрела с черно-зеленым оперением – такая же сразила его коня.

Убийцы не притронулись к кошельку, не сняли фамильный перстень-печатку. Они преследовали совсем другие цели. «Отдай власть добровольно. У тебя ведь еще две дочки? Подумай о них. Я согласен взять одну из них замуж», – гласила дерзкая записка, прикрепленная к шее Алистера в непромокаемой тубе. Отец знал, кто ее написал – Кентигерн Маргулай. Лиэнская роза и перекрещенные литеры имени и фамилии на сургучной печати – слишком красноречивый намек.

Дерзкое письмо полетело в огонь.

Отец рвал и метал, грозился казнить охрану, придворных, Фарнафа – всех, кто попадался под горячую руку. А потом заперся у себя в кабинете и не выходил из него целую неделю.

Бедная сестра! Алхене временно пришлось взвалить бразды правления на свои плечи. Пока отец предавался горю и обдумывал план мести, она выслушивала просителей, подписывала законы. Будто Алхена не скорбела, будто ей было легко!

Ну а я… Я днями и ночами думала о мести, хотя, по словам Фарнафа, мы мало что могли.

«Мало что могли!» И этого труса прочили мне в мужья?!

Фарнаф заикнулся о переносе даты помолвки, но я зыркнула на кузена так, что он забыл дорогу в мои покои. Слышала, как он говорил матери, что я потрясена, мне нужно время. Духу не хватало признаться, что какая-то девчонка уложила его на обе лопатки. Принцессе, особенно младшей, полагалось быть тихой, глазки в пол.

Гибель брата разрывала мне сердце. Просыпалась и не могла поверить, что больше не услышу его голоса, не увижу задорной улыбки. Как потерянная, бродила по фехтовальному залу, а потом в порыве ярости хватала ножи и один за одним вонзала прямо в сердце соломенного чучела. Кромсала его мечом, пинала, душила, представляя на его месте Кентигерна.

У, ненавижу! Берегись, я еще доберусь до тебя, вырву из груди твое черное колдовское сердце!

Еще год назад никто о нем не слышал. Откуда он взялся – неизвестно. Кентигерн внезапно объявился на севере страны и провозгласил себя наместником кровавого Шелока среди людей. Отец подписал указ об его аресте, но Кентигерн умело уходил от правосудия. Пользуясь дарованной темным богом силой, он поднял нечисть, натравил ее на солдат.

Буквально за пару месяцев колдуну удалось заполучить власть над всей северной Лиэной. Столицей его импровизированного государства стал Добис. Туда сходился всякий сброд, привлеченный посулами легкой наживы. Он охотно помогал Кентигерну насаждать темный культ и безжалостно карали тех, кто пробовал ему помешать. По слухам, их торжественно приносили в жертву Шелоку в наскоро возведенном храме.

Кентигерн упивался творимыми им бесчинствами. Называя себя любимцем богов, он требовал… корону! Разумеется, отец пойти на это не мог, но наша армия пребывала в упадке. В казне не хватало золота, чтобы платить солдатам. Зато у Кентигерна было его в достатке. Запугав жителей, он от своего имени собирал налоги, завел собственные законы.