Страница 17 из 26
А после ужина пришел Семенов. Лохов долго жал ему руку. Потом посадил возле себя:
— Ну вот, Сергей Николаевич… Прежде чем ты мне расскажешь про корабль и про все… Я, брат, ждал этого разговора… Погоди, не перебивай. Я тут на досуге переоцениваю ценности. Времени у меня, как говорится, вагон и маленькая тележка. Думал я тут об одном человеке, который считал себя… Нет, не так… Думал я о себе в третьем лице, что ли… Вот живет некий Лохов, капитан второго ранга, командир корабля. Как он живет? Я к себе — без пощады. Понимаешь, я…
Семенов похлопал его по руке.
— Ладно, Алексей Михайлович. Тебе много разговаривать нельзя. Наговоримся еще.
— Спасибо за Веру, — сказал Лохов. — Большое тебе спасибо. Никогда не забуду.
Они помолчали. Но молчание это не было молчанием отчужденности. Оно было наполнено человеческим теплом, близостью.
— Ну, а кости-то твои как? — спросил Семенов.
— Срастутся. Скажи мне честно, Сергей Николаевич, рапорту моему дали ход?..
— Нет еще.
— Возьми-ка лист бумаги здесь, в тумбочке. Я тебе продиктую. Пиши: «Командиру дивизиона капитану второго ранга Осипенко Г. С. Прошу, если еще не поздно, моему рапорту об увольнении ходу не давать. Готов понести любую кару, чтобы только остаться в родном дивизионе». Дай-ка, я подпишу. — Лохов неловко подписался левой, здоровой, рукой. — Ну вот, это самое главное.
— Добро, — сказал Семенов. — Передам. Только учти, что от командования «Самоцветом» тебя отстранили.
— Понимаю. А кто назначен?
— Пока временно назначили меня.
— Разумно. А Лохова будут судить?
— А это как решит Военный совет округа.
— Ясно, — Лохов тяжело вздохнул.
Лохов шел по Снежному, щуря глаза от яркого солнца. Он пролежал в госпитале четыре месяца. Кончилась полярная ночь. Весна растопила снег на сопках, и они опять зазеленели.
Сегодня Лохов вышел на улицу впервые. Еще ныла нога, а рука покоилась на черной перевязи. Дул легкий ветерок, полоскал флаги на кораблях, стоявших у пирса.
Лохов постоял немного на берегу и, тяжел-о опираясь на палку, зашагал к штабу.
Командир дивизиона встретил его приветливо. Встал из-за стола, подвел Лохова к дивану, сам уселся рядом. К холодному дерматину, которым был обит диван, Лохов не ощутил теперь неприязни.
Комдив долго и подробно расспрашивал о здоровье, а потом сказал без обиняков:
— Рапорт ваш, Алексей Михайлович, я порвал и бросил в корзину. Но от командования вынужден был временно отстранить. Дважды нарушили устав. Грубо нарушили. Хоть и говорят, победителей не судят.
— Понимаю, Георгий Станиславович.
— Другого, скажу откровенно, и при других обстоятельствах отдал бы под трибунал. А тут… Нельзя закон толковать буквально. Кроме букв, в нем есть и душа. На «Самоцвете» за вас — горой. Любой матрос готов в огонь и в воду. Отличные люди на «Самоцвете». Почел бы за счастье перейти командиром на «Самоцвет». Надоел берег. Только, боюсь, не примут. — Он засмеялся, встал, подошел к окну.
— Когда меня вызовут на Военный совет?
— Полагаю, когда почувствуете себя лучше.
— Я отлично себя чувствую.
— И слава богу, которого нет.
— Прошу дать мне какое-нибудь дело.
— Нет, нет, отдыхайте, — ответил комдив и мягко добавил: — Вам еще немало предстоит перенести.
Лохов кивнул, соглашаясь, и тут же упрямо сдвинул брови:
— Это не имеет значения, товарищ комдив. К переживаниям не способны только мертвые. А я… Понять это, конечно, трудно, и звучит, вероятно, глупо — человеку сорок, а ощущение у него такое, будто он заново родился. Глупо, да? — Лохов неожиданно улыбнулся. — Поймите, Георгий Станиславович, для меня лучшего лекарства, чем корабль, нет. Вы же моряк, Георгий Станиславович! А руки-ноги — это пустяк. Руки-ноги море вылечит! Верите, матросом готов идти.
Осипенко посмотрел на Лохова внимательно и тоже улыбнулся:
— Хорош матрос, рука на перевязи. Ладно, Алексей Михайлович, посоветуемся с командованием. Один решать не берусь. Возможно, пойдете на «Самоцвет» обеспечивающим. Пока. До решения Военного совета.
— Понимаю. Что говорить, Георгий Станиславович, конечно, у меня есть гордость. Но поэтому и прошусь в море. Все равно кем, но на корабль, в море!
— Хорошо, — сказал Осипенко.
Лохов встал:
— Разрешите идти? — Он улыбнулся. Все сегодня радовало его. И солнце в небе, и корабли у пирса, и комдив, говоривший с ним по-доброму.
Он медленно возвращался из штаба и пел что-то про себя. А потом вдруг заспешил. Потому что дома ждала Вера.
Через несколько дней поздно вечером «Самоцвет» уходил в море. Лохов пришел, опираясь на руку Веры. Он спустился на пирс, осмотрел корабль снаружи. Свежевыкрашенный борт сиял, палуба была чиста.
У вахтенного матроса раскосые глаза добродушно сузились, когда он увидел Лохова. И не успел Лохов ступить на палубу, как раздались три резких продолжительных звонка. Три звонка дают только командиру корабля. Лохов не был командиром. Он глянул на вахтенного и погрозил пальцем.
— Виноват, товарищ капитан второго ранга, привычка, — лукаво сказал Джигит.
Навстречу по палубе шел капитан-лейтенант Семенов.
— Здравствуй, командир, — сказал Лохов.
— Здравствуй, Алексей Михалыч, — ответил Семенов. — Что ж жену оставил? Вера Ильинична, милости прошу на корабль.
— Спасибо. — Вера улыбнулась. — Я погуляю по пирсу. Говорят, женщина на корабле не к добру.
Лохов прошел в свою каюту. Новый командир не переселялся в нее. Каюта была прибрана. В ней ничего не изменилось.
— Значит, не хочешь перебираться, Сергей Николаевич?
— Не хочу, Алексей Михайлович. — Семенов улыбнулся одними глазами.
В дверь каюты постучали:
— Прошу разрешения войти.
— Да, — откликнулся Лохов.
Вошел Федоров. Он был в форме номер три. На погонах его фланелевки поблескивали свежие нашивки старшего матроса.
— Старший матрос Федоров, — сказал Владимир. — Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться.
— Обращайтесь.
— Разрешите попрощаться с вами и товарищем капитан-лейтенантом?
— В отпуск едет, — объяснил Семенов Лохову.
Тот нахмурился:
— Понятно. Только нет у меня охоты с ним прощаться. Обманщик он.
Владимир посмотрел на Лохова испуганно. Сейчас, чего доброго, и отпуск задробит.
— Ведь это вы, Федоров, вытащили меня?
— Все вытаскивали… — ответил Владимир.
— Ладно, Федоров. — Лохов положил ему руку на плечо. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Ну, а кто забудет — тому оба. Так?.. Домой, значит? Кто ж у вас дома?
— Мама, — ответил Владимир, чуть замешкался и добавил: — И девушка. — Он покраснел и так счастливо улыбнулся, что офицеры не выдержали, засмеялись.
— Девушка, — повторил Лохов. — Постойте-ка. — Он подошел к шкафу и достал оттуда большого белого мишку. — Вот, передайте вашей девушке от меня.
— Что вы, товарищ капитан второго ранга… — смутился Владимир.
— Берите, берите.
— Спасибо.
Когда Федоров ушел, Лохов сказал со вздохом:
— Счастливый!
Семенов усмехнулся:
— А ты не завидуй. Всяк своему счастью кузнец — так, кажется, гласит поговорка? Не совсем она все-таки верная. В одиночку счастливым не будешь. Человек счастлив, когда тепло своего сердца другим отдает. Вот ты девушке подарок послал. А ведь Федоров не просто игрушку ей повезет, верно? Тепло человеческого сердца, Алексей Михайлович, дороже всего. — Он взглянул на часы. — Пора. Пойдем наверх.
Они поднялись на мостик.
Федоров уже сошел на берег и стоял рядом с Верой, неловко держа в руках белого мишку.
— Давай командуй, — вздохнул Лохов.
— Есть, товарищ капитан второго ранга, — откликнулся Семенов и скомандовал в микрофон: — По местам стоять, со швартовов сниматься!
Лохов услышал дробный грохот матросских сапог по трапам. Строгим взглядом проследил за стремительными, ладными фигурами в белых робах — они дружно метнулись по палубе и замерли на своих местах.