Страница 48 из 52
Глава 17
Последний штрих — зажгла свечи. Оглядела стол, но осталась недовольна: на пару милиметров передвинула бокалы, поменяла салфетки — так лучше. Тимур уже должен был приехать, но задерживался, а у меня оставалось время для того, чтобы довести все до идеала.
Сегодня намечался очень важный вечер, а точнее, важный разговор. Все четче оформлялась вероятность того, что мне предстоят отношения на расстоянии, а я в них не верила. Вот ни на секунду не верила, но когда заговаривала с Тимуром о том, что приближается конец его отпуска, он хмурился и злился. Иногда я ловила себя на схожести с Анной Карениной: ушла от мужа к молоденькому мальчику, но возможный исход не радовал. Хорошо, что вот уж Вовка с Карениным ничем не похож.
И вот, после долгих раздумий, анализа ситуации, выход я нашла, правда, решиться на него было очень и очень непросто. Я написала заявление об уходе. До конца года оставалась целая четверть и, разумеется, директор была не в восторге. Но и я не обрывала мосты: договорилась со знакомым русоведом, которая недавно ушла на пенсию по выслуге лет, и рада была подработать два месяца.
В общем, все вроде бы складывалось хорошо, но я очень волновалась. Как знать, вдруг Тимур не обрадуется новости, что я могу поехать вместе с ним? Быть может, он воспринимает наши отношения не так серьезно, как я; быть может, он хочет уехать и просто оборвать все мосты? Сомнения мучали меня, жгли и разрывали изнутри. Я просыпалась и засыпала с мыслью о будущем, представляла, как это будет и тут же заставляла себя прекратить это делать.
Я понимала, что после оглашения новости замечу даже малейшее сомнение на лице Тимура, даже тень недовольства и, как мающаяся героиня из классического произведения знала, что не смогу простить этого. Вот поэтому сейчас для меня были важны даже такие мелочи, как свечи на столе, или идеально выглаженные салфетки.
Раздался звонок в дверь, от которого я встрепенулась. И немудрено, ведь ждала, что загремят ключи в замочной скважине — давно выдала Тимуру собственный экземпляр, а от этого, нежданного звука словно повеяло прохладой. Неприятностями повеяло. Так что к двери я направилась, собирая весь внутренний ресурс на противодействие этим самым неприятностям.
Предчувствие не обмануло — на пороге стояла Тамара Игоревна. В последний раз я видела ее, когда Тимура отпустили из полиции и не могу сказать, что была расстроена этим фактом. Что-то подсказывало, недовольна Тамара Игоревна выбором сына — даже София с некоторых пор смотрит на меня волчонком, и наше вынужденное необщение только идет на пользу моей психике. Но мама Тимура сейчас стояла передо мной и с этим следовало что-то делать.
— Добрый день, — я постаралась сделать свой голос дружелюбнее. — А Тимур пока не приехал.
И зачем я это сказала? Тамару Игоревну при упоминании сына перекосило и она сердито поджала губы. Как будто мне было мало глупостей, я решила еще объяснить свои слова:
— Просто подумала, что вы к нему пришли… За ним пришли…
Ну да, будто Тимур пятиклассник и на репетиторство пришел. Я печально посоветовала себе заткнуться.
— Я зайду? — все в Тамаре Игоревне просто кричало, что если я не позволю, она выломает двери.
— Конечно, — я посторонилась. Женщина вошла и деловито огляделась. Я прямо-таки порадовалась тому факту, что совсем недавно сделала уборку, потому что от цепкого взгляда Тамары Игоревны точно бы не укрылась ни пыль, ни хотя бы подобие бардака. Не найдя к чему придраться, женщина пошла по коридору, позабыв даже разуться. И хоть на улице не было грязи, за ней я проследовала, негодуя от такой невоспитанности.
Попыталась намекнуть:
— У меня есть тапочки.
Мой намек разбился об откровенно враждебный взгляд возможной свекрови. Она походя заглянула в спальню и направилась на кухню. Не знаю, что ее возмутило — зажженные свечи, или же бокалы, но она презрительно фыркнула и села во главе стола. Локти она развела так широко, что сдвинула тарелки, нарушая идеальный образ вечера и, уверена, это было сделано специально.
— Ну, Лилия Викторовна, — мои имя-отчество Тамара Игоревна произнесла премерзким тоном, как бы подчеркивая свое пренебрежение, — пора бы нам и поговорить.
— Вы считаете? — я усомнилась, но все-таки села напротив этой наглой женщины. — Давайте тогда поговорим. О чем? Об успеваемости вашей дочери?
— Умничаешь? — Тамара Игоревна будто восхитилась. — Нет, мы, скорее, об успеваемости моего сына поговорим. По каким только предметам он у тебя успевает?
Я вся сжалась, чувствуя испуг и какое-то даже отчаяние. Вот он, разговор, которого страшилась и не заводила ни с Анькой, ни с самой собой. С того момента, как вернулась из Анапы, снова повстречалась с Тимуром, я старательно отгоняла от себя мысли о разнице в возрасте, и вот Тамара Игоревна сейчас выступала, как апогей этих мыслей. Бежала от них бежала, так вот они — во плоти, так сказать. И плоть такая, неприятная, прямо-таки дышащая раздражением и какой-то ненавистью.
— Тимуру двадцать лет! У него вся жизнь впереди, а ты… Чего ты добиваешься? Старуха уже. Сколько тебе? Тридцать, сорок?
Я едва смогла разжать дрожащие губы.
— Двадцать восемь.
— Я и говорю — старородящая уже. Что ты можешь дать молодому парню?
Она несколько секунд подождала ответа и ухмыльнулась:
— Вот именно! Его чуть не посадили, он забыл о сессии и уже заговорил об увольнении. И все это из-за тебя. Что будет дальше? Он начнет торговать наркотиками? Хотя нет, — она взяла бокал за длинную ножку и покачала им в воздухе, — ты споишь его!
Казалось бы, я в собственном доме, в своем праве, но смотрела на Тамару Игоревну дикими от происходящего глазами и не знала, как ей возразить. Да что там, я боялась рот открыть, настолько все то, что она говорила, откликалось моим собственным страхам. Эта женщина нащупала мою боль и била по ней с невообразимой силой, так что было совсем непонятно — кто здесь хозяйка.
— Вы не правы, — набрав побольше воздуха, выдохнула я, но Тамара Игоревна угрожающе направила на меня стакан.
— Не смей! Я — мать и лучше знаю, что нужно моему сыну.
— И что ему нужно?
Она давила на меня, пыталась уничтожить морально и у нее это выходило. Мне стало тошно, неприятно, но вместе с тем, сдаваться не хотелось.
— Молодая жена и дети, — отрезала мать. — Познакомится с кем-то в университете и останется в области. А ты заставляешь его сидеть в этой дыре со старухой в обнимку.
Я дернулась, как от пощечины. Голова у меня закружилась и я схватилась за виски, словно пытаясь удержаться на месте. Но даже пребывая в помутневшем сознании, нашла в себе силы ответить: