Страница 6 из 15
Да и скверны сейчас надо много — кубиков десять, не меньше. Но таскать ее с собой… это все равно что носить в кармане ртуть. Скверна — вещь такая, ускользающая: из-под любой крышки пытается просочиться, из любой банки сбежать. Стоит оставить без присмотра — и вот уже ее нет. Поэтому просто так с ней в кармане не подходишь.
Двигатель грозно взвыл, когда Глеб выжал педаль газа вообще на максимум. Да блин, экстремал хренов!
— Смерти моей хочешь?
— Ты же знаешь, не хочу, — отозвался друг, — поэтому и гоню!
— Какая же у тебя раздолбанная логика!
— Какая есть! — парировал он.
Все — слова мне тратить надоело. Не понимаешь по-хорошему, поймешь по-простому. Пусть свою душу из-за твоей я почти не чувствовал, зато твою ощущал прекрасно — и сейчас мне ничего не мешало на нее хорошенько надавить. Следом его нога послушно дернулась и нажала на тормоз, сбавляя скорость.
— Понял, понял, — мигом отреагировал Глеб, замедляясь уже и сам. — А тебе нечего силы тратить, и так выглядишь как труп!
Я и чувствовал себя примерно так же. Хотя не тебе, конечно, про трупы говорить.
Пейзаж за окном тем временем сменился: и теперь, насколько хватало глаз, все пространство занимали щедро засеянные поля. А вдалеке виднелись мощные белоснежные стены Павловского молочного комбината — нашей семейной гордости. Да, пусть мы и не были аристократами в черти каком колене, зато карман не опустевал.
Что отлично демонстрировало село Павловка — часть обширного семейного поместья Павловских. Все дороги были отлично уложены, по обе стороны мелькали крепкие коттеджные домики. Во всем чувствовались достаток и уют — потому что у всего вокруг был добрый хозяин. И хотя крепостное право уже давно сменил вольный найм, поселяне сами в знак уважения называли отца Глеба барином — традиции из людей так легко не выкинуть.
Смартфон в кармане задергался, уведомляя о новом сообщении. Однако прочитать его мне не удалось — оно было удалено сразу же после отправки. И теперь в окошке непрерывно мигал значок, извещая, что дядя Николай пишет новый текст. Пишет и стирает, и снова пишет, и снова стирает — что же такое важное он хочет мне сказать, что не может подобрать слов? С этим у него обычно нет проблем.
Пока следил, как дядя набирает свое бесконечное сообщение, я и не заметил, что машина съехала на обочину и остановилась. Глеб молча повернулся ко мне, весь какой-то растерянный.
— Почему встал? — спросил я.
Не говоря ни слова, он протянул мне свой смартфон. На экране горели два сообщения от его отца — явно отправленные в перерывах между его потугами что-то написать мне. Оба лаконичные — всего на пару слов. Первое:
А следом еще одно:
И все — всего два слова. Большего и не надо — дядя был всего один. В памяти непрошеными образами всплыли жесткие темные волосы, равнодушный взгляд холодных черных глаз и чуть хрипловатый резкий голос.
Взаимно.
— Какая трагедия, — сухо заметил я, возвращая другу смартфон.
— Ты точно не расстроен? — осторожно уточнил Глеб.
— Чем? Да я его толком и не знал.
В окошке чата моего смартфона снова мигал значок — дядя Николай опять набирал и опять стирал слова. Хотя мог бы и мне прислать то же самое. Что бы изменилось?
Я отправил сообщение сам.
На долю мгновения в чате наступила тишина. А затем пришел ответ — на этот раз слова у него нашлись легко. Держу пари, он даже выдохнул.
Глеб, молча косившийся на мой экран, тут же завел двигатель, и машина вновь продолжила путь. Стараясь меня больше не раздражать, он ехал осторожно и уже не разгонялся. Я же закрыл глаза, только сейчас поняв, что теперь