Страница 14 из 15
— По-моему, — заметил я, — уже пора смириться с тем, что девушка давным-давно отвергла твои обезьяньи приставания.
— Вот увидишь, — самоуверенно заявил этот поганец, — когда-нибудь я обязательно с ней пересплю!
— Куплю торт “Наполеон” в честь твоих грандиозных планов.
— И себе возьми, — парировал он. — Если уж мне не светит, то и у тебя без шансов!
Ну да, конечно — я вообще-то с ней девственность потерял и был в ней больше раз, чем ты вообще сосчитать сможешь. Вот только ты об этом не знаешь — потому что ты же изведешься весь, пытаясь понять, как тебе с этим жить дальше. Хотя в этой ситуации мне больше жалко саму Ульяну, на которую бы тут же полилась лавина идиотских шуток и подкатов. Не для того чтобы мне навредить — просто Глеб такой человек, ему нравится все, что нравится мне. И после фразы “моя, не трогай” его тянет трогать еще сильнее. Обычно это весело, но не в этом случае.
Да и вообще, если я хоть что-то понимаю в девушках — а я как человек воспитанный двумя десятками девушек прекрасно их понимаю, — то с ней ты никогда не переспишь. Потому что для Ульяны есть только один способ потерять меня, и она никогда на это не пойдет.
А ей есть что терять — это просто ты не в курсе.
Наконец дорожные указатели сообщили, что Петербург уже совсем близко. Деревья и кусты вдоль трассы сменились небольшими домиками, густо застроенными, будто наезжавшими один на другой. Казалось, их жители стремились урвать себе кусочек пространства побольше, обделив других. Узнаю столицу.
Куда ни посмотри, лепнина на фасаде, раскинувшиеся мезонины, витые калитки, заборы из мрамора, причудливые фигурки во дворах — все хотели выделиться, стать заметнее на фоне соседей. На что они надеятся? Что императорский кортеж, проезжая мимо, вдруг остановится рядом с одним из таких заборов, и сам глава империи похвалит его владельца за оригинальность? В любом случае, людские амбиции уже выпячивались вовсю — а ведь мы еще только подъезжали к столице.
— Долго ли, коротко ли, — воодушевленно заговорил рядом Глеб, явно придумывая очередную сказку, — а два одиноких юноши, уставшие от суровых нравов провинции…
То есть девок сенных по углам зажимать — это суровые нравы?
— … едут в развратную столицу, чтобы вкусить плоды ее разврата… В мир гордыни и похоти, чтобы предаться им сполна…
— Думаю, ты переоцениваешь столицу, — заметил я.
Хотя чего уж, это черта любого провинциала.
— А у тебя вообще какие планы на этот дом? — в глазах друга запрыгали бесенята. — Давай бизнес намутим, удивим отца! Давай кабаре сами себе сделаем!
Вряд ли “удивим” в этом случае правильное слово.
— А чего размениваться на такие мелочи? — усмехнулся я, сворачивая в нужную сторону. — Может, сразу публичный дом откроешь?
— Ну, может, и открою, — хмыкнул Глеб. — А чего такого? В столице это легально. И вообще, не нравится мне твоя ирония…
— Вот заведи свой дом, там и делай, что хочешь.
— А как же, — прищурился друг, — все мое — твое?
— Домов и женщин это не касается.
— Вот же заговорил! — фыркнул он. — Всегда знал, что наследство портит людей…
Остаток пути Глеб с воодушевлением изучал интернет, ища места, где можно сполна предаться похоти и разврату. Благо, в столице их было предостаточно.
Наконец мы въехали в город и, немного покатавшись по каменным улочкам, мимо словно сросшихся друг с другом домов, объехав несколько каналов и мостов, добрались до нужного места — не в центре, скорее ближе к окраинам. Никто бы в центре не был рад
Оставался всего один поворот за каменный угол — самый последний на пути. Однако прямо перед ним был установлен временный дорожный знак, которого раньше тут точно не было. Металлическая ярко-красная табличка со всей официальностью сообщала, что проезд далее запрещен. Но в глаза бросался даже не сам знак, а герб империи сверху. Позолоченный двуглавый орел хищно раскинул крылья, как бы советуя сменить маршрут и не рисковать — даже не советуя, а приказывая. Обычные чиновники такие знаки поставить не могут — такие ставят только имперские спецслужбы.
Словно этого мало, под ним болталась еще одна табличка: “Осквернено. Опасная зона” — а под ней сочно-синяя печать Святейшего Синода. Чтобы уж наверняка никто сюда не полез.
Я снова взялся за руль и тронулся вперед.
— А чего ты не объезжаешь? — не понял Глеб.
— Так нам сюда.
— И что, прямо так и поедешь? — прищурился он. — Сюда же нельзя.
Я взглянул на бардачок, где лежала доверенность.
— Мне можно.
И прав быть здесь у меня намного больше, чем давала эта несчастная бумажка.