Страница 7 из 52
Паульсен и Ринке. Что же меня раздражало? Может быть, замечание деловитого Ханно о том, что моя
запись сонат Брамса с выдающимся музыкантом Валерием Афанасьевым не достаточно хорошо продается, так как имя пианиста
49
«не тянет» на массового покупателя? Для меня это было еще одним примером коммерческого мышления: имена продаются лучше, чем музыка.
Ситуация, впрочем, разрядилась разговором об отпуске. Мы с Ханно сошлись на том, что собираемся и
впредь работать сообща и обсудили реакцию прессы на мои последние записи.
Вскоре Ханно покинул нас и отправился дальше, в Дубровник. Мы с Паульсеном провели вместе весь
остаток дня за неотложными делами. Стол был завален бумагами, так что гостиная превратилась в контору.
Иногда мне кажется, что у меня и без скрипки дел по горло: телефонные разговоры, факсы, письма, ожидающие ответа, проблемы, требующие немедленного решения. Работы хватило бы на круглые сутки.
Как не понять было господина Паульсена, когда он говорил о своей неблагодарной профессии. Он всегда
работал для других, отвечал за чужие просчеты и недоразумения, а некоторые к тому же считали его
деятельность паразитической. Возможно, Паульсена спасал эстонский нрав, его врожденное хладнокровие.
Привычка ограждать себя стала его второй натурой, а изысканные манеры и доброжелательная вежливость
были гарантией высокого уровня и успеха его деятельности.
На следующий день, разговаривая со мною по телефону, господин Паульсен передал сердечный привет
Анне. Он очень оценил ее замечание накануне в аэропорту, о том, что она рада наконец-то с ним
познакомиться. «Ведь она не обязана была это говорить», — отметил он. Меня эта двойная любезность —
сначала ее, потом его — очень порадовала.
50
Тем не менее, она заставила меня задуматься о манерах. Имеют ли люди на самом деле в виду то, что мы так
положительно воспринимаем? Или мы готовы слышать только то, что нам приятно? Другими словами, в
самом ли деле любезны те, кто придает любезности такую привлекательную форму или те, кто эту ничего не
значащую форму воспринимают как любезность?
Экология души
Как часто мы с досадой наталкиваемся на телевидение, как часто нам мешает жить этот проклятый ящик, как неутомимо осаждают, преследуют нас средства массовой информации и их деятели! Не всех это
смущает, многим даже нравится стоять в свете прожекторов. К тому же, это может быть и выгодно. Однако, что общего между Suntory-виски и фортепианным дуэтом сестер, сделавших на эту тему рекламный ролик
для японского телевидения?
Но телевидение — порождение нынешнего столетия — может и обогатить наш эмоциональный мир. У него
масса способов достичь свою аудиторию, информировать, просветить, развлечь и даже взволновать ее. К
этому выводу я пришел благодаря моему другу Манфреду Гретеру, многолетнему руководителю
музыкальной программы WDR.* Однако почти все, что под давлением коммерчес-
* Westdeutscher Rundfunk - Западногерманское радио.
52
ких интересов делает телевидение, граничит с требованием к зрителю отключить мозги. (Счастье, что в
Европе еще существует канал ARTE). Здесь прежде всего продают время. Больше времени — это больше
рекламы, а значит и коммерческого оборота. Сказанное относится и к музыке. Нельзя равнодушно
проходить мимо звукового засорения окружающей нас среды, когда одурманившие весь мир теле-волны
уже не делают различия между «тремя тенорами» и фирмой, изготовляющей спортивную обувь Nike.
Страшный сон? Увы, он все больше становится реальностью. В некоторых клипах, рекламирующих
музыкантов, не хватает только надписей, подобных тем, которыми по закону сопровождаются рекламы
сигарет: «Опасно для здоровья», или «Опасно для слуха и эмоций». Миллионам зрителей настойчиво
предлагают лишь то, что легко усваивается. Правда, один из моих коллег — американский виолончелист
Йо-Йо Ma считает, что одно его участие в talk-show помогает приобщить эти миллионы к искусству. Мне в
это не верится. Шумиха вокруг знаменитостей не имеет никакого отношения к просвещению. Столь же
вредным может быть и намерение использовать музыкантов на телевизионном экране в качестве
зрительской приманки, как это делает тот или иной ловкий режиссер. Во всяком случае скрипичный концерт
Моцарта, исполняемый на эскалаторе цюрихского аэропорта, не способствует приближению музыки к
слушателям.
Но земля продолжает вертеться, а телеэкран мерцать. Не хватает лишь художников, которые помо-53
гали бы изолированным друг от друга зрителям осознать необходимость сосредоточения. Цель была бы
достигнута, если бы зрители не проскакивали мимо всего по привычке, как бы листая газету. Искусство, а
музыка в особенности, требует времени. Времени отнюдь не телевизионного. И уж никак не рекламного.
Именно потому прекрасны документы, дающие нам возможность не только услышать, но и увидеть живого
Ойстраха, живого Бреля, живого Пиаццоллу. Экран, как и музыка, порой светится вечностью.
Viola d'amore
Интересуясь многими направлениями современной музыки, я с готовностью увлекаюсь разными идеями и
стилями. К ним относился и минимализм в лице его наиболее радикальных представителей — Филиппа
Гласса и Стива Райха. Хотя я исполнял их музыку добросовестно и с увлечением, тем не менее я не
причислил бы это направление к моим излюбленным. Каждая система, настаивающая на себе как на
системе, мне в принципе подозрительна.
Решив записать скрипичный концерт Филиппа Гласса с Венским филармоническим оркестром под
управлением Кристофа фон Дохнаньи, я имел на то веские основания. Концерт хорошо подходил для
запланированного компакт-диска как произведение, контрастное к Concerto grosso V Альфреда Шнитке.
Кроме того, его было реально записать в самые короткие сроки, без предварительного обыг-55
рывания в концерте. Сделанная таким образом запись могла бы служить документом состояния жанра
концерта в конце двадцатого столетия. Кристоф фон Дохнаньи и Венский филармонический оркестр были
замечательными партнерами. Вспоминается возглас концертмейстера Вернера Хетцеля: «Ах, если бы в
каждой записи было столько свежести». Известно, что музыка композиторов-минималистов не слишком
привлекает консервативно настроенных оркестрантов филармонии. Но это сочинение явно доставляло им
удовольствие.
Другое удачное исполнение с Чикагским симфоническим оркестром и увлеченным этим направлением
Риккардо Шайи снова подтвердило мое убеждение: минимализм, — кажущийся или в самом деле
являющийся простым, — требует максимальных исполнительских усилий.
В следующем сезоне мне довелось исполнять тот же концерт в Лондоне; премьеру в Великобритании играл
оркестр филармонии под управлением Леонарда Слаткина. Уже на первой репетиции я понял, что
американский дирижер не относит Гласса к выдающимся композиторам. Он постоянно подчеркивал, что
другие американские произведения, к примеру, концерт для скрипки Джона Адамса — исполнение
которого, как и работа с автором мне принесли впоследствии большое удовлетворение — гораздо лучше и
интереснее. Но играли-то мы Гласса, и я хотел добиться наилучших результатов. Моя вера в энергию этой
— на первый взгляд, безыскусной - партитуры, оставалась непоколебимой. Иначе я бы и не взял ее в свой
репертуар.
56
Несколько слов о свойствах минималистских партитур: на мой взгляд, их прозрачность обманчива. Это не
более, чем основа, формула чего-то, что должно наполниться энергией исполнителя. Группа ударников
Стива Райха как и музыканты, которых я часто слышал играющими с Филиппом Глас-сом, лучшее тому
доказательство. Там, где было технически совершенно исполнение намерения, музыка покоряла.