Страница 26 из 28
Мне не хватало воздуха, я захрипела. Дикки испуганно свалил меня на пол и замахал на меня чем-то, то ли руками, то ли куском ткани, но я сознавала, насколько бесполезны его усилия.
Мне не было страшно, меня охватила тоска. Я уйду, а Гаррет, Мафусаил, Артемус останутся здесь, и я даже призраком никогда не увижу их.
— Энни! — позвал меня кто-то из темноты Колыбели, и я закрыла глаза и умерла.
Глава 12
Пришла в себя я оттого, что кто-то пытался открыть мне глаз.
— Отстань, — вяло попросила я и отдернулась.
— Рад, что ты пришла в себя.
— Отстань…
— Прости, но никак не могу.
Я напряглась — голос никак не походил на испуганный говор Дикки, заглатывающего окончания в сильном волнении. Впрочем, кто-то, кто был не Дикки, не особо и волновался, я не слышала голоса спокойнее и увереннее.
Хотя…
Что происходит? Я что же, так и не умерла?
— Энни?
Я открыла глаза и увидела склонившегося над собой Артемуса. От неожиданности я заморгала и совсем запуталась.
— Ты жив, — прохрипела я и закашлялась.
Неожиданно оказалось, что горло болело так, будто его резали зазубренным тесаком, а потом невыносимо долго зашивали тупой иглой. Меня тут же подняли сильные руки и дали отдышаться после короткого, но мучительного приступа.
— Это ты жива, — укоризненно сказал он. — Если бы Гаррету не пришло письмо в моем присутствии, принесли бы мне твой труп. Легче?
Я кивнула и почувствовала, как он ослабляет захват.
— Давай, посмотри на меня, подыши спокойно и постарайся ничего не говорить пока.
Я послушалась, вглядываясь в усталое, бледное лицо Артемуса, дышала, вспоминала, с чего все началось.
И хотела плакать.
Артемус выглядел все так же ужасающе старым и больным. Но спокойным, в отличие от меня, и я неловко его обняла, чувствуя, что не могу сдерживать слезы.
— Энни, — он с готовностью погладил меня по спине, — послушай, Гаррет тебя обманул. Я не болен, и я говорил тебе об этом, и я совсем не собираюсь умирать. Ну скажи, почему ты мне никогда не веришь? Иногда мне кажется, что ты считаешь меня чудовищем.
— Что? — от неожиданности я икнула. — Не болен? Что значит — обманул?
И зашлась в страшном кашле.
— Тихо, — Артемус взял меня за плечи, — успокойся для начала. И ради всего святого, молчи, я способен тебе все объяснить и без твоих вопросов. Тихо.
Каждый раз, когда я пыталась что-то сказать, больное горло будто раздирали чем-то, но молчать было выше моих сил, и я попыталась шептать, отчего снова закашлялась.
— Горло твое и грудь болят, потому что я был неосторожен. Но ты умирала, когда мы с Гарретом появились у того дома, и у меня было мало времени. Через пару дней горло я вылечу, а синяки на груди пройдут сами. Никто не умрет, Энни, ни ты, ни я. Молчи, ладно?
Я кивнула и снова обняла Артемуса, не в силах поверить его словам. Как это — не болен? И как это — Гаррет меня обманул? Зачем?
От этого вопроса я поморщилась. Наверное, я возненавижу это слово до конца своих дней.
Почему Гаррет меня обманывал? И в чем?
— Ты уже в порядке и сможешь встать, — с непонятной интонацией сказал Артемус. — Поднимайся, нужно поесть и выпить чего-нибудь горячего. Вся твоя слабость от голода.
Ноги и руки действительно снова мне подчинялись, будто и не было того бессилия на полу проклятого особняка, но поднималась я с опаской, цепляясь за крепкую руку Артемуса и радуясь, что я могу это делать. Могу цепляться, а главное — цепляться за его руку. Сложно было даже понять, какая из причин радостнее.
И все же — Гаррет меня обманул? Гаррет? Нет, я не очень удивилась, он часто недоговаривал и врал мне, впрочем, как и я ему. Но… это дело было слишком серьезное, чтобы лгать. Почему?
Я села на подушку в крупную и яркую клетку у горящего камина и прислонилась спиной к теплым кирпичам. Ноги все же дрожали, и кружилась голова. А когда в комнате запахло свежим кофе, я почувствовала, что ужасно голодна.
— Я начну сначала, хорошо? — спросил он, вручая мне большую, наполненную крепким кофе кружку и мясо на тарелке. — А ты ешь.
Я снова кивнула и с благодарностью на него посмотрела. Теперь, когда я была почти уверена, что Артемус вне опасности, еще сильнее захотелось быть к нему ближе. Но он отошел от меня, сел у кровати на пол и потер руками усталое лицо.
— Гаррет знал, что болен не я и помощь нужна другому человеку, но как видишь, умело использовал наши с тобой отношения.
Трикстеров интриган!
Глотать тоже было больно, и я с сожалением отставила мясо от себя, надеясь, что мне не откажут во второй кружке кофе.
— Почему ты не ешь?
Я показала на горло и скривилась.
— Я не подумал, прости. Сейчас я что-нибудь… Ладно, в общем, слушай. Понятия не имею, какими мотивами Гаррет руководствовался, времени выяснять у меня совсем не было, да это было и не так важно. Я, собственно, даже не знаю, что именно он тебе наплел. Гаррета залезть в Колыбель попросил я, нужны были бумаги о пациенте Изене, который болел вечной бессонницей. Ты знаешь, что это?..
Я замотала головой. Нужно было сказать, но я понимала, что кроме кашля все равно ничего путного у меня не выйдет.
Я поставила чашку, поднялась, подошла к столу, нашла лист бумаги и перо, и корявым почерком стала писать. Артемус подошел и мягко отобрал у меня перо.
— Я знаю, Энни, что Изена лечили от нарколепсии. И также я знаю, что сначала ему поставили другой диагноз. Вечная бессонница. Ты же знаешь, что один из Хаммеритов провел в Колыбели детство, ведь так?.. Инспектор Дрепт, — Артемус прижал меня к себе, а я уткнулась носом в его грудь и всхлипнула. — Конечно, он был совсем ребенком, но еще перед тем, как Гаррет сунулся в Колыбель в первый раз, мы расспросили его и знали почти с достоверностью, что там происходило. Дети очень наблюдательны, если знать, как и о чем их спрашивать. Даже когда они становятся взрослыми, вытащить из них воспоминания несложно, и в этом, поверь, нет никакой магии. Совсем никакой.
Артемус мягко подвел меня к моей подушке возле камина, усадил и сел рядом, так и не выпустив меня из объятий.
— Ты видела у меня книги. Разгадать суть болезни по такому названию действительно было несложно, но мне пришлось много разного прочитать, чтобы как минимум отличить, где бумаги доктора Петтихью касаются нарколепсии, а где — вечной бессонницы. Я думаю, что именно бессонница интересовала его как врача куда сильнее, настолько, что он даже принял желаемое за действительное, поставив Изену неправильный диагноз. И я был уверен, что эти записи Петтихью не уничтожил — они могли оказаться важными для его исследований.
Я подняла голову и закивала, глядя Артемусу в глаза. Он погладил меня по голове с такой нежностью, что я снова чуть не разрыдалась от облегчения. Артемус протянул мне чашку с кофе, который уже немного остыл.
— Я как-то обратил внимание, что Рем уж слишком на нервах и усталый. И поскольку я обязан замечать такие вещи, то успел достаточно понаблюдать, как ему становилось все хуже и хуже. Он почти не спал, несколько часов дремоты или неглубоко сна — и это все. И они все уменьшались, Энни, он спит все меньше, и все невозможней иметь с ним дело. Я — дурак, считал, что он слишком нервничает из-за чего-то, но…
Я кивнула, радуясь, что Артемус действительно здоров. Но кофе был по-прежнему горячий и так обжигал горло, что показать эту радость мне так и не удалось.
Я немного отстранилась от Артемуса и задумчиво скривилась, и он с удивлением посмотрел на меня. Мне стало интересно, успела ли вдова Бетанкур что-то передать Хранителям, или мне стоило предупредить Артемуса о своей догадке.
— Увы, но Петтихью тоже не знал, как излечить бессонницу, — грустно сказал Артемус. — Я просмотрел все, что принес Гаррет. Так что…
— Вдова Бетанкур, — прошептала я одними губами, но Артемус меня не понял. Я решительно вручила ему чашку, снова подошла к столу и написала: