Ребро

— Я существую уже в другой категории, — спокойно пояснил Батрак. — А ты среди людей безрукий урод, какие бы ты протезы ни цеплял, как бы себя ни называл. Тот мир любознателен. Его манит все необычное, отличающееся от стандарта. Ты не первый калека, которого он пытался починить. Но потом он разобрался, что ничего интересного в тебе нет, и покинул тебя.

— А ты все равно бегаешь тут и ревнуешь, как девка малолетняя.

— Не нужно приписывать мне то, на что я не способен, — покачал головой Батрак. — Просто ты слишком непредсказуем. Сегодня ты отказался от преследования, завтра снова начнешь путаться под ногами. Нет, я не могу допустить такую переменную.

— Ну и ладно. Тогда будем разговаривать по-другому.

Во время нашей беседы я понемногу, по чуть-чуть подходил к нему, а теперь напал. Ударил первым, потому что мне уже было все равно. И сильно ударил — так, как давно хотелось. Батрак пошатнулся, сделал шаг назад, и стало видно, как после моего удара на его нижней челюсти, обглоданной крысами, появилась новая трещина. Вдохновленный этим, я ударил снова, пользуясь тем, что он растерян.

Я не льстил себе, знал, что проиграю. Даже более опытные бойцы не могли с ним справиться, куда уж мне! Но я хотел, чтобы последние мои минуты прошли не в страхе, а пусть и недолгом, но торжестве. Это ему за Рэдж, за меня, за всех людей, которых он уничтожил и еще уничтожит, потому что он не остановится. Он так и продолжит приносить других людей в жертву, чтобы продлить свое убогое существование, пока его кто-нибудь не остановит. Жаль, что это буду не я.

Потом Батрак все-таки опомнился, и ход драки сразу же изменился. Он был зол и не собирался скрывать это. Я задел его всем: своим нападением, наглостью, а главное, отсутствием страха. Он вынужден был признать, что у него нет ничего, кроме преимущества в силе, да и то ему выдали как подачку нищему. Он мог убить меня, но не сломить.

Это не упрощало мое положение сейчас. Он уже не изображал холодного аристократа, он бил меня с яростью обычного уголовника. Его крысы тоже были здесь, они застелили землю пульсирующим черно-серым ковром. Они яростно пищали и шипели, они жадно слизывали мою кровь, летевшую на них, но сами не нападали.

Потому что Батрак хотел сделать все своими руками — в кои-то веки! Я слишком его достал. Он бил без жалости, с силой, которую невозможно было заподозрить в его изгрызенном старческом теле. Казалось, что он весь сделан из металла, а у его силы нет предела. Думаю, если бы он захотел, он бы превратил меня в фарш одним ударом. Но он сдерживался, следил за тем, чтобы травмы приносили боль, не убивая меня, он наслаждался моментом.

И все же любой забаве рано или поздно приходит конец. Батрак точно почувствовал тот миг, когда я оказался на грани — еще чуть-чуть, и темнота бы меня утащила. Боль была такой сильной, что я чувствовал лишь ее. Она пульсировала во всем теле, и хотя я еще мог двигаться, это было слишком тяжело — да и зачем? Я видел, как много крови на земле вокруг нас. И это все было во мне, у этого зомбака недоделанного кровь не идет. Если все это пролилось, что же во мне осталось? Кости вроде не сломаны, но трещины точно есть, хватает и синяков, и открытых ран, один глаз заплыл после удара, второй кое-как видит. Я не думал о том, какое зрелище я собой представляю, однако Батрак определенно был доволен.

Сам я подняться уже не смог бы, и он поднял меня за шею. Воздуха сразу же стало меньше, и закружилась голова, но я напоминал себе, что это все ненадолго. Хотелось что-нибудь сказать ему, да только не получалось, сил не было даже на это. Ничего, еще чуть-чуть и — свобода…

— Добился своего? — прошипел Батрак, и в этот момент он мало чем отличался от крыс, пожиравших его изнутри. — Стал героем? Так я тебя разочарую… От тебя даже трупа не останется. Все, что было тобой, сожрут мои дети.

— Это, значит, твои дети? — с трудом произнес я. — А она не была?..

Не знаю, зачем спросил. Вроде и понимал, что передо мной во всех смыслах урод, но за Рэдж было так обидно, что сдержаться попросту не получилось.

Конечно же, это развеселило его.

— Какое отношение я имею к ней? Она — каприз своей матери! А мои дети — это то, что создал я. Ее больше нет, а они останутся со мной навечно.

И словно желая вознаградить своих детишек за верную вечную службу, он швырнул меня им.

Крысы отбежали в сторону, чтобы не быть придавленными. Я повалился на землю, сжался, ожидая новой волны боли. У меня осталось слишком мало сил, чтобы сопротивляться, да и смысл дергаться, когда тебя атакуют десятки, если не сотни живых существ?

Они могли разорвать меня на части и должны были, но почему-то не сделали этого. Пару секунд я держал глаза закрытыми, чтобы не видеть собственную участь. Однако участь эта никак не наступала. Крысы все еще пищали рядом со мной, но уже скорее жалобно, чем яростно, и они точно на меня не нападали. Удивление, вызванное этим, было настолько велико, что придало мне сил. Я открыл уцелевший глаз, приподнялся на локтях и осмотрелся по сторонам.

Крысы все еще были здесь — все то бесчисленное множество, которое призывал их король. Они были живы, они даже не пострадали — кровь на их шкурах была моей. Но они почему-то не двигались с места. Они были способны лишь таращить на меня глаза и пищать.

Батрак тоже смотрел на это с нескрываемым шоком. Значит, крыс остановил не он, и то, что здесь происходило, не подчинялось его воле. Он никак не мог сообразить, что случилось, и я догадался первым.

Я ведь уже видел нечто подобное раньше — в доме Пал Палыча Громова, в ночь, когда Внутренний мир устроил там резню. Именно это случилось с Таней. Она не была мертва и даже не ранена, но все кости в ее теле превратились в камень, и она потеряла способность двигаться. Совсем как эти крысы.

Как это понимать?.. Тот мир снова решил спасти меня? Но почему? Ответа не было, не было даже вариантов. И тут я сообразил, что Батрак больше не обращается ко мне, он вообще на меня не смотрит. Его взгляд был направлен куда-то в сторону, я проследил за ним и почувствовал, как у меня перехватывает дыхание, только-только вернувшееся после хватки Батрака.

Там, за живым ковром из парализованных крыс, стояла Рэдж. Это была та самая Рэдж, которую я видел в городе рядом с курортом, а потом — в торговом центре, где она оставила мне билет на корабль. Молчаливая, молодая и очень красивая. Выполняющая приказы того мира, не похожая на ту, кого я знал и кого видел в лабиринтах, но все равно моя, не фальшивка. В этом не было никакого смысла, и все равно это было правдой.