Страница 39 из 56
Хотела подкрепить свои слова еще и проклятием, но братец тоже знал меня не хуже, чем я его, и скрылся прежде, чем слова успели слететь с губ.
Мне осталось лишь выдохнуть. Потом вдохнуть. Еще раз выдохнуть и… сделать себе пометку на будущее: если я когда-нибудь решу, что пора замуж и мне будут делать предложение, нужно, чтобы в этот момент моя семья была подальше. Как можно дальше! В идеале — на другом континенте!
— Я рад, что ты приняла верное решение, — опустив голову и глядя на меня, произнес Рохт. Буду ждать тебя завтра после занятий… — он на секунду задумался, словно подбирая место и мысленно вычеркивая из списка отделение правопорядка, где нас мог застать босс, и порог моего дома, где нас могли застукать… все! — В таверне «Гадкий пони». Обсудим детали.
— По рукам, — с этими словами я ритуально плюнула на свою открытую ладонь и протянула ее дознавателю, чтобы скрепить наш договор.
Дракон с сомнением посмотрел на мою руку и уточнил:
— Мне тоже так нужно сделать?
И тут я поняла, что ничто так не выдает, как мелочи. Жест, который был привычен на Новом континенте, здесь, похоже, был не в чести. Но не признаваться же в этом?
— Я с юга. У нас так принято, — произнесла я так, словно это могло все объяснить.
Рохт с сомнением посмотрел на свою ладонь, потом с видом аристократа, которому предложили испачкать в грязи, причем не просто руку, а всего себя целиком, плюнул на нее и пожал мне руку. Крепко так пожал, уверенно. Дескать, нечего терять, чего уж там…
А после, попрощавшись, пошел прочь. Я постояла на крыльце, глядя ему в спину пару минут, пока дознаватель не скрылся в тени ночной улицы, и покостыляла в дом. А там, в гостиной, меня уже ждала семья.
Отец чинно сидел на диване, мама — рядом с ним. А братец лихо раскачивался в кресле-качалке. Как младшенького при этом не мутило — загадка. Мне один вид Ника, который маятником мельтешил туда-сюда, навевал мысли о морской болезни.
— Ну? — выразил общую заинтересованность моими проводами представителя власти из логова беззакония отец.
— Меня завербовали для одного расследования, — выдохнула я покаянно.
— Ну слава небесам! — облегченно выдохнула мама и откинулась на спинку дивана. — Хотя бы не брак! А то твой брат уже успел нас здорово напугать… — она даже помахала перед лицом ладонью вместо веера.
— Знаешь, дочка, — начал папа. — Мама права: после того, как я сдал всех своих подельников властям, чтобы спасти жизнь нашей семье и себе, вторая сделка с законом — не самое плохое, что могло бы случиться.
Вот так вот! Ни уточнения о мотивах поступка, ни расспросов, почему ты согласилась… За это я любила маму. Она всегда считала: я расскажу, когда сочту нужным. И если сейчас этого не сделала, значит так надо.
Она улыбнулась мне и произнесла:
— Главное, не подставляйся!
С такими словами напутствия мама поднялась с дивана и, зевнув, сообщила, что идет спать. Она уже направилась в сторону лестницы, когда ей пришлось обернуться. А все потому, что папа сидел на своем месте как приклеенный и, поджав губы, смотрел на меня.
— Дорогой, ты идешь? — спросила она тем особым мягким тоном, который намекал на все муки пекла и смертельные проклятия, на которые способна настоящая черная ведьма, если не будет так, как она сказала.
— Конечно, милая, — вздохнул отец и поднялся. Но прежде чем отправиться следом за мамой, он подошел ко мне и, положив руку на плечо, произнес: — Будь осторожна, моя девочка.
Поцелуй в лоб был коротким. Папа всегда был не слишком щедр на слова и жесты. Но его поддержку я чувства всегда. И сейчас — тоже. Он не осуждал за то, что я притащила домой законника. У кого не бывает промашек?
Папа всегда считал: его задача не в том, чтобы ребенок не допускал ошибок, а в том, чтобы чадо на них училось, при этом желательно оставаясь целым и невредимым и не допуская подобного впредь. А долг родителя прикопать следы этой научной деятельности, если те слегка выходят за рамки закона.
Поэтому, когда мне было десять лет, папа лично упокоил демона, которого я из любопытства вызвала, в тринадцать — утопил в водах Гейроза мой трофейный чарострел, из которого я так метко попала в бедро убийцы, целившегося в маму, в пятнадцать — морально урыл одного моего ухажера, который, по мнению отца, стал слишком распускать руки и язык, уговаривая меня на разврат.
Одним словом, не сильно-то папа и приврал Рохту, утверждая, что он археолог и занимается раскопками. Откопать… закопать… смысл-то примерно одинаковый — и там, и там нужно работать лопатой на благо общества. А если то представлено исключительно лицами нашей семьи — так это мелочь, не стоящая внимания.
С такими мыслями я смотрела на спину поднимавшегося по лестнице отца. А когда родители ушли, то я рухнула на кресло. Стоило это сделать, тут же удостоилась пристального взгляда братца.
— Не нравится мне этот чешуйчатый, — изрек он. — Ты не расскажешь, как ему это удалось?
— Про «влюбилась и решила бескорыстно» версия не прокатит? — уточнила я для проформы.
— Неа, — зная меня, как облупленную, заверил мелкий.
— Этот ящер пообещал мне куратора.
— В смысле, выкрасть, связать и доставить тебе? — уточнил мелкий, озадачившись.
— Нет. Уговорить миру Райт взять меня своей дипломницей. Судя по тому, как эта офицер нас сегодня встречала на практике, стать научным руководителем она не жаждет от слова «совсем».
— А как она вас встретила — заинтересовался Ник.
— Никак.
— М-да… Тогда твои мотивы понятны… — затем, вздохнув, добавил: — Вот уже никогда бы не подумал, что сестренка ради того, чтобы удержаться в академии, пойдет на сделку с законом, а я — стану смотрящ… старостой группы.
— Ты — староста? — удивилась я. — Ты тот, кто вынужденно сдает прогульщиков преподавателям, тот, кого не любит вся группа?.. А больше самоубийц не нашлось?
— Были, но они сейчас в лазарете, — довольно отозвался мелкий, словно лично посодействовал им в покупке билета до лечебницы.
— Но зачем?
— Это была единственная возможность опосредованно добраться до личных дел адептов. В тот архив доступа студентам нет, а охраняется он так, что не взломать. А я там кое-что хочу подправить…
— Уже появились враги? — уточнила я.
— Нет, пока лишь рьяные недруги. Для врагов бы пришлось устраиваться на кладбище сторожем — чтобы незаметно трупы прятать. А недругов — только лишь… устранять из стен академии.