Авария
Я проживала каждое воспоминание до аварии, которая унесла жизни мужа и сына, но отталкивала те минуты, когда видела их живыми в последний раз.
Каждое утро, открывая глаза, я искала ответ на волнующие меня вопросы: почему я не умерла вместе с любимыми? если бы я умерла вместо них, искупила бы свою ошибку сполна?
Потом вспоминала обещание из прошлой реинкарнации: всё исправить в следующей жизни. Значит, не имею права сдаться.
— Ангелина, доброе утро.
Я подняла глаза и посмотрела на психотерапевта.
— Зачем вы скрываете от родственников, что всё вспомнили? — без церемоний начал он. — Я не понимаю ваших мотивов, — снял очки и потёр глаза.
— Чтобы избавить себя от их жалости, — призналась я.
— Честно? — Он вздохнул. — У меня нет возможности держать психически здорового человека в отделении…
— А у меня нет желания покидать это отделение.
— Кхм, — он вернул очки на прежнее место и посмотрел на меня, — я могу приставить к вам практиканта. Я долго думал… — Он опять снял очки и прикрыл глаза. — Думал, что я могу ещё сделать, чтобы помочь вам? Но тут я бессилен, — он резко открыл глаза и посмотрел на меня. — Нельзя помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогали. Вы не хотите помощи. Единственная ваша психическая проблема — это принятие.
— Хватит! — перебила его я. — Приставляйте своего практиканта и отвяжитесь от меня со своей помощью. Я действительно не нуждаюсь в ней.
— Так случается, — тихо произнёс психотерапевт.
Я зажмурилась и сцепила зубы, почувствовала, как свело челюсти, а на закрытых веках изнутри появились красные точки.
«Любимые покидают нас раньше, чем мы успеваем к этому приготовиться…» — добавил он мысленно.
Громко хлопнула дверь моей темницы. Я открыла глаза.
Если я и выйду из этой двери, то только к эшафоту. Пусть меня накажут плетьми, пусть на виду у всего мира снесут голову или повесят. Пусть казнят меня. За ошибку, которую я никогда не прощу себе.
Вот только я живу во времена, когда страшнее самонаказания уже ничего нет. Когда засыпать ночью и просыпаться утром, отравляя своё сознание воспоминаниями, как будто ядом, о том будущем, которого я сама себя лишила, — единственное из доступных способов причинить себе боль. Любую телесную боль можно вытерпеть. Но та моральная боль, которую я тащу за собой с прошлых реинкарнаций, перекрывает всё.
Муж пристегнул сына на заднем сидении и поцеловал в лоб.
— И только попробуй опять отстегнуться! — усмехнулся он, потрепав сына по кудрявой голове. Тот показал ему язык и с довольной улыбкой стал играться с застёжкой — это было его любимое занятие.
Я любовалась ими, усаживаясь на пассажирское сиденье.
Мы назвали сына Оскаром. Я сказала, что мне приснилось это имя. Теперь я вспомнила, почему выбрала именно его.
— Ничего не забыла выключить? — подмигнул мне муж, залезая на водительское сидение. — А то у тебя такое лицо, будто ты вспоминаешь, вытащила ли утюг из розетки.
С самого утра мне было тревожно. Я как будто предчувствовала что-то страшное, чего нельзя избежать. И как муж не пытался меня отвлечь, я всё равно была погружена в свои переживания.
— Может, это лишнее? — снова настаивала на своём я, оставляя замечание без ответа.
— Что лишнее? — удивлённо уставился на меня он.
— Давай поедем туда в другой раз.
— Нет, — муж похлопал по карманам в поисках ключей. — Лина? — сощурился он.
Я протянула ему навстречу кулак, в котором сжимала их.
— Что за детские выходки?
— Я не хочу, — стиснула зубы.
Муж забрал ключи и завёл машину.
— Врёшь.
— Хорошо! — прошипела я. — У меня плохое предчувствие. Нам лучше остаться сегодня дома.
— И завтра, и послезавтра. И через неделю, — он отпустил руль и закрыл ладонями глаза. — Лина, сколько раз ты уже откладывала этот приём? — Муж медленно убрал ладони с лица и посмотрел на меня.
— Давай я съезжу одна, а вы с Оскаром останетесь дома? — я предприняла последнюю попытку отговорить его от поездки.
— Я не пущу тебя за руль!
— Я возьму такси…
— Нет, — выдохнул муж. И последнее слово было за ним.
Когда машина выезжала из ворот, мы молчали. На заднем сидении сын пытался расстегнуть ремень.
— Оскар, прекрати! — Я убрала его ручонки от застёжки.
Я то и дело оборачивалась назад, чтобы убедиться, что он всё ещё пристёгнут.
— Давай остановимся на том, что я снова пропью курс успокоительных, — тихо сказала я, надеясь, что муж согласится и развернёт машину.
— Нет, Лина, не остановимся, — он смотрел на дорогу. — Твои панические атаки и истерики среди ночи это уже не то, что можно купировать успокоительными, затолкать в долгий ящик и оставить там.
— Их стало меньше… — попыталась возразить я, но взгляд мужа был красноречивее слов. Я замолчала и уставилась на дорогу, которую застилал сильный туман.
— Чёртов туман, — выругался он.
Я обернулась назад в ту минуту, когда сын уже расстегнул ремень безопасности и собрался вылезать из кресла. Я расстегнула свой и ринулась к нему:
— Оскар!
Муж схватил меня за локоть:
— Лина! Что ты творишь?!
Краем глаза я заметила, как он отпустил руль и тот стал быстро крутиться. Я упала на пол между сидениями, придерживая сына: от толчка он вылетел из кресла.
— Фура… — услышала голос мужа.
Моё сердце замерло, а тело снова будто налилось свинцом. Я не могла пошевелиться, прижимая Оскара к полу. Яркий свет ударил в глаза. Удар. Переворот. Опять удар. Противный звон в ушах. Плач сына. Я прижала его к себе. Крик Соломона. Ещё один удар. Я закрыла тело сына собой. Переворот. Я ударилась спиной о верх кабины.
Противный звон в ушах не прекращался. Пыль. Туман. Я ничего не видела. И не ощущала под собой сына, не слышала его плач. И не слышала голоса мужа. Я уплывала в бездну. Медленно…
Это воспоминание всё-таки настигло меня, застало врасплох уставшее сознание, пробило защиту, которую я так долго и тщательно по кирпичику выстраивала.