Страница 46 из 125
Настя ждала, что рыцарь сейчас снова вспылит в ответ на бестактность Эливерта, но тот только улыбнулся снисходительно. Да, при его богатстве, наверное, апартаменты в столице тоже были далеко не вшивыми, а очень даже «Люкс». И всё-таки Рыжая понимала, о чём говорил Ворон.
Этот исполинский замок был непросто роскошным и огромным, в нём было что-то… особенное. Несмотря на то, что он выглядел как неприступная военная твердыня, несмотря на тёмные мрачные камни, глубокий ров по периметру и высоченные стены, он казался уютным, вполне пригодным для обитания и, более того, каким-то… живым.
У него был свой характер. В нём жила душа. В него хотелось войти и остаться навсегда.
– Если бы у меня был такой дом, я бы забросил в Бездну свой промысел и даже на день его не покидал бы. Я в жизни своей такой красоты не видел!
– Ну, чтобы скопить достаточно денег и построить такой замок, тебе ещё долго придётся заниматься твоими разбойными делишками, – безжалостно остудил его пыл Кайл.
– Точно, – хмыкнул Наир, – где-то лет сто или двести…
– Да ну, не преувеличивай, друг мой Ушастик! – не остался в долгу Эл. – У меня так-то золотишка хватает. Лет пятьдесят – не больше!
– О, так у тебя есть шанс успеть в этой жизни! – захохотал Далард.
– Через полвека я буду дряхлым старцем. Боюсь, к тому времени он уже мне будет не очень-то нужен, – печально вздохнул Эливерт.
– А ты намереваешься дожить до столь преклонного возраста? – продолжал веселиться Первый рыцарь.
– Пожалуй, если вспомнить, что мы едем на Север, шансы дожить до глубоких седин у всех нас одинаково невелики, – пожал плечами Ворон и тотчас скривился от боли.
– Шансов встретить старость у любого воина немного, – кивнул согласно владетель Орсевилона.
– Постой, а ты же в Герсвальд не собирался? Только до границы… – Кайл даже лошадь осадил, внезапно осознав смысл обронённой разбойником фразы.
Настя тоже подобралась в седле, как легавая в стойке. Для неё сказанное уже не являлось секретом, но до сей минуты атаман о своём решении никому, кроме неё, не говорил.
– Я передумал, – лаконично пояснил Эливерт и чуть подогнал Ворона, ударив пятками по лощёным бокам, оставляя своих приятелей позади, переваривать услышанное.
Настя поспешила его нагнать.
Она весь этот день старалась держаться поближе к атаману – боялась не успеть подстраховать, если тот решит вдруг свалиться с седла. Стремилась, разумеется, делать это не слишком очевидно, но чуяла – Эливерт её хитрый ход давно раскусил.
Правда, тот до сих пор помалкивал с несвойственной ему тактичностью, и Рыжая продолжала нести свой дозор.
***
Он вообще с самого рассвета был паинькой и заслуживал наивысшей похвалы.
Начать с того, что поутру в Алру Эл сделал то, чего от него никто не ожидал.
После тяжёлой ночи, проведённой в бреду, атаман не только встал с постели, но даже без посторонней помощи взобрался на Ворона и заявил, что сможет ехать сам и нянькаться с собой не позволит никому.
К этому мужественному порыву все отнеслись с изрядной долей скепсиса, поскольку выглядел он так, словно только что встал со смертного одра: бледный, осунувшийся, глаза лихорадочно блестят, чёрные тени пролегли под ними, будто углём нарисовали.
Но разбойник слово своё держал, хоть и ехал, сгорбившись, ссутулившись, вцепившись напряжённо в луку седла, но падать не собирался и особенно движения не тормозил.
Из Алру выбрались беспрепятственно: от новых столкновений со стражами порядка или жаждущими возмездия горожанами Небеса уберегли.
И вот дорога снова змеилась к горизонту, мимо проплывали луга, поля и небольшие лесочки. Не сговариваясь, приятели по очереди приглядывали за раненым атаманом. Рядом с его Вороном всё время шествовала чья-то лошадь, чаще других – Искра или Глелоу.
Беспокойство никак не отпускало.
Глядя сейчас в спину Эливерту, Анастасия успокаивала себя тем, что Ворон так просто не сдастся. Если уж он нашёл в себе силы ехать вперёд, и за всё утро друзья даже жалобного стона с его стороны не услышали, это говорит только об одном – нынче смерть его опять не дождётся.
Но стоило вспомнить вечер в Алру, кожу, раскалённую, словно угли, хриплое дыхание, пересохшие губы, в которые она вливала целебные снадобья… – и безотчётный страх затягивал в свои сети, лишая покоя.
А вдруг всё снова повторится, вдруг к вечеру будет ещё хуже? Что если пошло какое-нибудь заражение? Не просто же так у Эла началась горячка. Сепсис в условиях чёртова средневековья – это почти неизбежная смерть!
Конечно, если забыть о страхах и подключить логику, вряд ли в рану могла попасть инфекция – кровь так хлестала, что должна была вымыть всю опасную грязь, но как знать. Один взгляд на атамана весь оптимизм убивал в зачатке.
Насте приходилось без конца себе напоминать, что Эл – везунчик, каких ещё поискать, он всегда выпутывается из всяческих неприятностей, а такой мелочью, как один удар мечом, его не одолеть.
Мысли, неприятные, тягостные, болезненные, всё роились в голове. И оставалось только диву даваться – как же вышло, что Эливерт стал занимать столько места в её голове и сердце?
Она боялась его потерять. Ей наконец-то хватило смелости признать это.
Настя, конечно, переживала за жизнь и благополучие каждого из своих друзей. И случись такая беда, например, с Далардом, тоже бы места себе не находила, это факт.
Но за Эливерта душа болела как-то совсем иначе…
Всё-таки, после того что случилось на мельнице, он уже никогда не будет просто её хорошим другом. А может, всё случилось как раз потому, что просто хорошим другом он никогда и не был?
Настя перебирала воспоминания, как страницы книги. Когда же всё это началось?
Сначала, в Лэрианоре, он вёл себя нагло и цинично. А потом…
Дурацкая попытка облегчить ей жизнь, время от времени делая привалы.
Откровенно заинтересованный взгляд у озера после того, как на неё напал топлюн. А как бесстрашно он бросился её защищать!
А неподдельная откровенность пьяного Эливерта и первая несостоявшаяся попытка поцеловать её в Берфеле?
А анафирэду! И это небрежно-нежное: «Дэини… ты-то как?», брошенное потом у костра.
Мама мия!
А после, в Жемчужных Садах! Золотые побрякушки с изумрудами, которые стоят, наверное, целое состояние. Гипнотический взгляд льдистых глаз там, у зеркала. Рука, будто случайно задержавшаяся на её плече.
Неприкрытое восхищение, когда она вышла к друзьям при полном параде в золотом платье, похожая на сказочную жар-птицу.
А попытка оградить её от всех возможных ухажёров, дабы она сидела только с ним, танцевала только с ним, говорила только с ним.
О, Небеса, Рыжая! Да где же были твои глаза и уши, твой разум, твоя женская интуиция, и где, вообще, ты была? Покурить вышла, что ли?
Невозможно быть такой слепой дурой!
Ты ничего не поняла, даже когда он устроил сцену ревности, заметив, как ты очарована Кайлом. Ты ничего не поняла, даже когда он явился в твою спальню среди ночи. Тебе всё это до самого конца казалось какой-то шуткой, игрой в соблазнение, чем-то забавным и легкомысленным.
Ещё бы! Ведь речь об Эливерте – циничном пройдохе и неисправимом бабнике. Для него всё, что связано с женщинами, не может быть серьёзным и важным. Он ведь уже знает, чем платят за любовь. И второй раз в этот капкан попадать не станет. Так ведь?
А может, дело вовсе не в нём? Может, дело как раз в тебе?
Ты не веришь, что кому-то действительно важно всё, что творится в твоей душе, важно всё, что хоть как-то связано с тобой, важна – ты. Ты не веришь, что кто-то может относиться к тебе серьёзно. Тем более, Ворон, который готов тащить в постель всё, что движется.
Ты не веришь, что достойна особенного отношения – настоящей любви, настоящей привязанности, настоящей верности.
О, Рыжая, сколько бы ты ни твердила себе, что ты – умница и красавица, но ты не веришь в это, нет!