Грех

— Я просто пытаюсь понять, кто ты, откуда и зачем.

— И как успехи? Поняла?

Ренард вдруг резко подскочил и, обхватив девчонку за бедра, все же прижал к себе. А она даже не испугалась — запустила, паршивка, по-хозяйски свои ручонки в его гриву, устремила пытливый взор в королевские очи, склонилась близко-близко, обжигая дыханием его лицо…

— Нет, не поняла. Ты чужак, ты с другого мира. Странное ощущение: ты вроде бы чужой, а вроде бы и нет.

Внутренний голос бессовестно мешал, встревал в напряженную тишину, вопя, что пора б остановиться и перестать морочить голову юному созданию, глупому мотыльку, вообразившему себе невесть что. Но нет, не сейчас! Еще чуть-чуть, еще один глоточек иллюзорного мира… Конечно, он ей сознается, но чуточку попозже. Успеется ж ведь? Да и она уже не требует ответа, смирившись и приняв его таким, каким он хочет ей казаться. А сейчас он просто наслаждался покоем и тишиной, едва заметно скользя ладонью по грубой ткани, не в силах ни выпустить ее, ни самому уйти.

Бронзовым сиянием окропляя тихие сады, поля и леса, солнце медленно катилось за горизонт. Еще один странный день подходил к концу, легким привкусом тоски отзываясь в сердцах вышедшей из дома молчаливой парочки. Тереза вышла проводить своего гостя до калитки. Так не хотелось его отпускать, но назначать ему еще одну встречу уже не решалась — он и так не лучшего мнения о ней, и показаться ему не только ветреной, но еще и навязчивой, совсем не хотелось. А он молчал и вовсе не собирался настаивать. Он вообще все больше молчит, хмурится; окинет молчаливым взором — не то с укором, не то с удивлением, — и сиди, гадай, что у него на уме!

Возле калитки Ренард обернулся, да так резко, что она чуть не налетела на него — едва успела упереться ладошкой, в тот же миг накрывшейся большой и горячей мужской ладонью.

— Спасибо тебе, малышка, — глухо проговорил Ренард, напоследок запоминая образ девчушки. Нет, вот теперь точно не будет больше встреч!

— Тебе спасибо, — тихо ответила Тереза, не решаясь заглянуть в его глаза, до отчаяния боясь увидеть в них прощание.

Неловкое молчание опять воцарилось между ними — не могли разойтись, не могли остаться. Тереза вдруг как-то нервно, горько рассмеялась:

— Знаешь, пастушок, я, конечно, уже окончательно уверила тебя в своей легкомысленности, но… я хочу тебя поцеловать.

— Ты сумасшедшая, — рассмеялся в ответ Ренард.

— Да…

И не дожидаясь согласия, она подалась чуть вперед, коснулась мимолетно теплых губ, будто клюнула, даже толком и не распробовав; отпрянула назад, заливаясь краской и казня себя вновь и вновь за ветреность и глупость, за непонятную тягу к чужаку и безрассудные поступки.

— Да ты ж совсем не умеешь целоваться! — только и выдохнул он, не сводя глаз со смутившейся паршивки.

— А ты научи…

— Малышка, что ты делаешь со мной?

А уже через мгновенье он крепко прижимал к себе девчонку, отбросив все запреты и приличия. Коснулся губами — жадно, требовательно, нежно. Видел, как распахнулись от неожиданного напора ее карие глазки, и еще крепче обнял девчонку, упиваясь мягкостью и невинностью девичьих губ. Наконец, отпустил неохотно; неотрывно следя за малышкой, отстранился.

— Ну как? Вкусно?

— Нет, — растерянно покачала она головой, а потом вдруг добавила, лукаво улыбаясь. — Повтори…

А целоваться было интересно… Сходить с ума наперекор судьбе и падать в бездну. Так просто оказалось все, совсем несложно! Ренард рассмеялся, горько и обреченно — неужто и он сходит с ума вместе с ней? И все же вернул паршивку в крепкие объятия, прильнул к чуть распухшим манящим ее губкам, терзая и лаская. И ему нравилось это — нравилось чувствовать под руками трепещущее юное тельце, ловить теплое сбившееся дыхание и вводить несносную девчонку в краску! «Интересно, с Эмелин будет так же?» Мысль о невестушке отозвалась тоской и заколола в сердце, заставляя еще крепче прижать к себе Терезу и углубить жадный поцелуй.

— Меня нужно выпороть, да? — тихо спросила Тереза, с трудом заставив себя отстраниться.

— Похоже, меня тоже…

Ренард не выдержал, и тихо рассмеялся, любуясь уходящим солнцем в ее волосах и смятением, наслаждаясь внезапной волной незнакомой легкости и беззаботной радости, наполняющей душу, стирающей все мрачные мысли. Он словно захмелел, но ему это нравилось, и он не без удовольствия продолжал упиваться пьянящими мгновениями еще неузнанного, незнакомого ему чувства, уже пустившего корни в мятежную душу.

— Ренард…

Тереза закусила губу, не зная, что и делать теперь, не зная, как удержать его — чувствовала, что встреча эта может стать последней, и понимала, что не готова отпустить. Она не хочет, не желает! Неведомой, невероятной силой ее неумолимо тянет к чужаку…

— Я приду послезавтра. Буду ждать тебя здесь, — сказал Ренард с такой легкостью, что даже сам не ожидал. — Не смей одна ходить через лес — я запрещаю, малышка.

— Придешь? — не поверила своим ушам Тереза, а от волнения аж задрожала.

— Приду.

— Я буду ждать тебя.

Всего лишь на мгновенье отрезвился разум, наевшись пьяного майского воздуха, всего лишь на миг короткое НЕЛЬЗЯ! яркой вспышкой взлетело в небо, предостерегая от роковой ошибки.

— Господи, малышка, так нельзя! Ты же возненавидишь меня, — замотал головой Ренард, призывая на помощь остатки разума и королевское величие. — Мы знакомы с тобой меньше двух дней! Ты же ничего не знаешь обо мне… Нужно остановиться сейчас, пока еще не поздно… Тереза, нам нельзя. Нет, девочка, я не приду больше, забудь обо мне и не вспоминай…

— Замолчи, — Тереза прикрыла ладонью его рот, не давая продолжить, не желая ничего слушать. — Не хочу ничего знать. Кем бы ты ни был, Ренард, я буду ждать тебя.

— Ренард?!

Ему почти удалось незаметно прокрасться до своих покоев, когда голос матери заставил его остановиться и медленно обернуться.

— Это как понимать? — женщина подошла ближе и с недоумением стала рассматривать странное одеяние сына. — Рен?

Ренард молчал, тщетно надеясь выдавить из себя хоть какое-то объяснение — не нашелся, что ответить, лишь вздохнул и развел руками, мол, как хочешь, так и понимай.

— Нет, мой дорогой, это вовсе не то, что я хочу услышать на свой вопрос. Ну-ка пойдем…

Она схватила его за руку, да как назло за больную — у него аж зубы сжались от пронзившей боли, а рана от столь неаккуратного вмешательства тут же заныла и засочилась, оставляя на пальцах женщины кровь.

— Ренард?!

— Все хорошо! — поспешил он успокоить мать, готовую потерять сознание прямо здесь и сейчас.

Впрочем, терять сознание и охать совсем не время — женщина отпустила раненую руку и буквально затолкала сына в спальню.

— Ну-ка снимай, — потребовала она, едва дверь за ними закрылась.

— Мам, все хорошо, не стоит так волноваться, это просто царапина.

— Снимай.

Пришлось подчиниться. Ренард стянул рубашку и отбросил в сторону, обнажив перед матерью пропитанную кровью повязку.

— Сын, — женщина держалась довольно неплохо, но все ж волнение свое выдала — дрогнул ее голос, — ты ничего не хочешь мне объяснить?

Ренард бросил на мать хмурый взгляд, гадая, стоит или нет говорить ей о случившемся. О его тайных прогулках с девушкой-простолюдинкой родителям знать вовсе необязательно, а особенно не нужно знать об этом отцу; с другой же стороны, о том, что совсем неподалеку орудует банда мерзавцев, не гнушающихся нападать на беззащитных девушек, королю узнать было бы полезно.

— Рен, ну прекрати, — женщина двинулась в сторону сына и осторожно коснулась его плеча. — Мне ты тоже не доверяешь?

— Мам, ну что ты такое говоришь? Просто не уверен, что стоит тебя пугать.

— Вид крови на моем ребенке пугает меня гораздо больше. Вот что, мой хороший, я позову лекаря, а ты потрудись придумать внятное объяснение.

— Да не надо никого звать, все хорошо. Правда.

— Упрямец, — вздохнула женщина и вышла из комнаты, чтобы через несколько минут вернуться с водой и чистыми бинтами.