Грех

Глава 8

До самой свадьбы никто его не беспокоил. К добру ли? К беде ли? Да если б кто-то знал… Ренард каждый день пропадал на озере в объятиях Терезы, и не заметил, как очередной — стал последним.

Ренард спустился по крутой тропинке, и тут же угодил в сладкие, уже ставшие привычными, объятия Терезы. Повиснув на нем, девушка упивалась приветственным поцелуем; Ренард подхватил ее и с легкостью закружил, наслаждаясь звонким ее смехом и пьянящим ощущением счастья.

— Твои родители меня уже, наверно, ненавидят, — смеясь, проговорил Ренард, опуская Терезу на землю.

— Это за что же?

— Я постоянно краду их дочь!

— Кради! Хоть всю жизнь кради! Ты мой, пастушок, никому тебя не отдам!

— Твой, маленькая моя… Твой.

Ренард улыбнулся, а внутри все заныло, защемило: а ведь настанет день и час, когда все рухнет, и не будет ни этих встреч, ни звонкого ее смеха. Что будет тогда? И он прижал к себе Терезу так крепко, словно кто-то осмелился бы отнять ее.

Раскаты грома пронеслись над озером, предвещая грозу. Неожиданно, откуда ни возьмись, налетел ветер, птицы с криком взмыли в затянувшееся тяжелыми тучами небо, а парочка стояла на берегу и не могла оторваться друг от друга, не обращая внимания на первые тяжелые капли, ледяным холодом обжигающие разгоряченную кожу.

— Дождь начинается, — наконец, заметила Тереза, легонько касаясь губ своего мужчины.

— И что делать будем?

— Не знаю.

— Надо спрятаться куда-нибудь, переждать…

— Куда? Лес кругом, до деревни добежать не успеем. Будешь греть меня?

— А не боишься? — тихо засмеялся Ренард, скользя губами по ее коже.

— А с тобой мне ничего не страшно, — улыбнулась Тереза в ответ и лишь сильнее к нему прижалась.

Первые осторожные капли забарабанили все чаще, все злее, шлепаясь и тут же разбиваясь на тысячи маленьких брызг. Уже через минуту, подружившись с ветром, стихия не на шутку разбушевалась, принявшись беспощадно хлестать растерявшуюся, пойманную в ловушку влюбленную парочку.

Ренард схватил Терезу за руку и потащил вглубь леса. Вот только бежать по крутой размытой тропинке становилось все труднее и труднее, особенно, Терезе — маленькие башмачки ее увязли в размокшей скользкой глине, платье намокло и отяжелело, прилипая к обледеневшим ногам, а мокрые волосы растрепались, так и норовя залезть в глаза. Мелкая дрожь пронзила худенькое тельце, но Тереза не жаловалась — доверчиво жалась она к своему спутнику, даже не пытаясь угадать, куда же он ее тащит.

Скользкая тропинка уходила все выше и выше, и наконец вывела к самой настоящей пещере. Ренард затащил девушку внутрь, сходу стянул с себя мокрую рубашку и прижал продрогшую Терезу к своему горячему телу, пытаясь отогреть.

— Эээ, нет, так не пойдет, — протянул Ренард, когда, несмотря на все его старания, Тереза задрожала еще сильнее, а зубы начали отбивать ритм. — Давай-ка снимай платье, пока не заболела.

— С ума сошел?

Тереза отстранилась, но он лишь хмурился, окидывая взглядом насквозь промокшую одежду, прилипшую к ее телу.

— Тереза, снимай, или я сам сниму.

Он отошел, дабы не смущать ее, осмотрелся по сторонам и стал собирать сухие ветки в одну кучу, благо здесь их предостаточно — небольшой грот уже давно весь порос кустарниками. Отошел немного вглубь — в темный неприметный проход за проржавевшей решеткой — и вернулся с кремнием и кресалом; Ренард по-хозяйски разжег огонь, и прежде, чем Тереза успела удивиться, поспешил соврать:

— В детстве с мальчишками частенько в этой пещере прятались — вот некоторые «сокровища» до сих пор остались. Пригодились…

А Тереза так и стояла у входа, растерянно наблюдая за ним, — мокрая с ног до головы, вся трясущаяся, но упрямо не желающая расставаться с промокшей одеждой. Тогда Ренард подошел вплотную, чертыхнулся на ее упрямство и повторил, почти приказывая:

— Снимай. Тереза, клянусь тебе, не разденешься сама — тебя раздену я.

Под натиском хмурого, слишком серьезного выжидающего взгляда, пришлось подчиниться.

— Отвернись, — пискнула она, и нерешительно потянулась к пояску.

Смущаясь, разделась до нижней сорочки.

— Давай к огню, грейся, — Ренард забрал мокрое платье и расстелил на одном из каменных выступов. — Не переживай, высохнет быстро, зато не сляжешь завтра с воспалением легких.

В одной тоненькой нижней сорочке, утянутой корсетом, Тереза подошла ближе к огню — а так действительно теплее, несмотря на то, что и сорочка тоже промокла. Но она же тонкая совсем — сама быстро высохнет… Тереза отошла в самый дальний уголок, подальше от Ренарда — пусть даже не мечтает стащить с нее оставшуюся хоть и мокрую, но все-таки одежду. Да она скорее сляжет, простудившись, чем окажется в этой спрятанной от людских глаз пещере совсем раздетой наедине с молодым мужчиной! Боялась ли она его? Да нет, скорей себя.

А Ренард смотрел на нее крайне недовольно. Видит же, промокла: ткань аж прилипла к телу, соски, вон, торчащие от холода проступают… Он подошел и обнял свою продрогшую малышку, отчаянно пытающуюся скрыть это. Чертыхнулся, ощупал тонкий хлопок — так и есть, он такой же ледяной и мокрый, как с таким трудом стянутое с упрямицы платье.

— Даже не думай, Ренард! — предупредила Тереза. — На мне высохнет.

— Упрямая… Ну что я там не видел? Неужели ты так меня боишься?

— Не боюсь. Но я не готова разгуливать перед тобой без одежды.

— Да ты что?! Ты сейчас серьезно, что ли? — рассмеялся он. — Помнится, в день нашего знакомства ты была смелее…

— Ты же обещал не вспоминать об этом!

— Ну прости, забыть не получилось. Ладно, успокойся, буду так тебя греть…

Он уже и сам прекрасно понял, что упрямица ни за что на свете не согласится расстаться со своей сорочкой, а потому даже не пытался спорить — лишь прижал к себе покрепче и к губам потянулся. Тереза тут же подалась ему навстречу и, обхватив за шею, первой прильнула к его губам — пожалуй, такой способ согревания ей вполне подходит!

Два промерзших тела слились в протяжном танце рук и теплых губ. Тереза расслабилась, почти поверила ему, а он… Она не хочет по-хорошему, значит, придется сделать по-хитрому! Он целовал ее, манил, лишая бдительности, а сам вероломно скользил рукой по ее спине в поисках шнуровки — если сделать все быстро, малышка и понять ничего не успеет! И вот заветный шнурочек уже обматывается вокруг пальца, чуть дергается, ослабляя тугой пояс, обхвативший тонкую талию… Тереза не чувствует подвоха — только руки его, только губы и давно ставший родным мужской запах с нотками лаванды. Она и холод-то уже чувствовать перестала, упиваясь его теплом! И только ледяная кожа под его руками не дает ему покоя — девчонка заболеет и завтра не придет. Исчезнет, ускользнет, а он даже не сможет навестить ее — нет, этой пытки он, пожалуй, не выдержит, да впрочем этого и не будет! Сейчас, наверно, будет много визга, надо будет еще успеть отскочить на безопасное расстояние, но решимость довести задуманное до конца не отступила, и, расправившись с корсетом, Ренард одним резким движением просто взял да и стянул с девчонки сорочку. Тереза даже пискнуть не успела. Зато спустя мгновенье заверещала как ужаленная:

— Да ты рехнулся! Что ты себе позволяешь?! Немедленно отдай!

— Высохнет — отдам, — спокойно парировал Ренард.

Не взирая на ее визг, он расстелил сорочку рядом с платьем и, чуть заметно улыбаясь, повернулся к Терезе.

Запас ее возмущений как-то быстро иссяк. Прикрывая грудь руками, Тереза стояла возле костра, абсолютно нагая, растерянная и молчаливая, и бешеным, потемневшим взглядом испепеляла вконец обнаглевшего мужчину. Маленькая рассвирепевшая фурия! Не иначе! Ренард едва не рассмеялся — настолько забавна была его малышка в своем гневе. Забавна и… красива. И именно сейчас он отчетливо увидел перед собой не забавную малышку, не взбалмошную деревенскую девчонку, а молодую красивую женщину, призванную покорять мужчин и растить детей. Дикое дитя солнца и полей, истинная амазонка, вышедшая на охоту! И все же мягкая, беззащитная, такая доверчивая… Он даже умудрился представить ее с ребенком на руках. Быть может, даже с их ребенком… Ренард мотнул головой: «Так, стоп, остановись! Не будет ничего и никогда». И заснувшая тоска опять нахлынула нещадно — у судьбы с чувством юмора большие проблемы.