Страница 5 из 14
Вторая стадия — гнев — началась после ужина. Она накатила внезапно, будто цунами «накрыла» меня «с головой». Я радовался, что Надя Иванова уже ушла: не услышит так и норовивших сорваться с моих губ грубых слов. Буквально скрежетал зубами, слушая надоедливого рыжего мальчишку. Тот щебетал о своей школьной жизни, рассказывал о своей семье, продолжал величать меня не иначе как Припадочным. Парень не обращал внимания на мои обещания «надрать» ему уши. Ему здорово повезло, что я не мог пошевелиться: в ином случае я непременно отвесил бы конопатому звонкий подзатыльник.
Ночь я проспал, как младенец. И видел сны… во сне. Этот факт не рассердил меня — заставил задуматься. Я призвал на помощь логику: попытался найти противоречия и несуразности в своём так походившем на реальность видении. Доказывал себе, что вовсе не потерял память (даже мысленно воспроизвёл в голове несколько заученных ещё в школьные годы стихотворений). Убеждал себя, что не являюсь десятилетним Мишей Ивановым. Потому что прекрасно помню своё настоящее имя и все значимые события своей почти полувековой жизни — настоящей, а не вымышленной.
Вот только я понимал, что к воспоминаниям о «настоящей» жизни добавилось уже немало новых — впечатления о пребывании в больнице. Моя больничная жизнь (пусть и воображаемая) длилась второй десяток дней. И пока я не видел признаков того, видения вскоре развеются. Я примерно представлял, во что превратилось моё «настоящее» тело после встречи с лесовозом. Поэтому не надеялся вернуться в реальность в ближайшее время. А это значило, что пробуду в «медикаментозных видениях» ещё долго. Призвал себя не паниковать и не злиться. И если не смириться с новыми обстоятельствами, то хотя бы потерпеть.
До этой злополучной поездки в Санкт-Петербург и подумать не мог, что буду так сильно скучать по жене и детям. Давно считал, что мы с супругой надоели друг другу, что неплохо чувствовали себя, проживая порознь. И только теперь, в этом сне, отметил: хочу увидеть лицо жены, услышать её хрипловатый насмешливый голос. Злился, что супруга не навещала меня в больнице. Но особенно сильно грустил от того, что обо мне позабыли и дети. Оба моих мальчика за все эти дни не переступали порог моей больничной палаты. Но ведь на самом деле такое не случилось! Дети и жена не забыли меня, а лишь остались за пределами этой новой реальности.
«Могло быть и хуже», — думал я, наблюдая за попытками медсестёр оживить моё тощее детское тело — то, что досталось мне в этом сне. Лежать в палате и слушать болтовню рыжего паренька — всё же приятнее, чем жариться у чертей на сковородке. А ведь моё воображение могло придумать и иные варианты вымышленной жизни, не столь безобидные. «Похоже, сработали детские комплексы и записанные в подсознание мечты», — подумал я, когда в палату снова вошла Надя Иванова. В настоящей жизни я вырос без матери: та умерла, рожая мою сестру (их похоронили рядом). Вот я и придумал себе маму — на время.