Прости меня, Муха!

Егор махнул рукой:

– Мне всё равно. Смотри, сколько хочешь.

Девушка немного поблуждала среди фигур и заговорщицки подмигнула:

– А ты, значит, работаешь уборщиком.

– А-а-а? Что? Да нет же! – возмутился Егор, густо покраснел и ещё крепче ухватился за черенок щётки. – Хотя… Похоже на то. Не по своей воле. В последнее время моим мнением не интересуются. Так что… Эй, не трогай!

Егор так громко взвизгнул, что девушка, отшатнувшись, едва не упала.

– Извини. Я вечно ору, как ненормальный. Не прикасайся к этим куклам. Они такие древние, что могут в любой момент развалиться на запчасти. Как тебя зовут?

– Черника, – девушка на всякий случай отошла на приличное расстояние от дедушки Ленина, лысина которого ярко мерцала в свете электрических лампочек.

– Тогда я мистер Авокадо! Черника? Такого имени не бывает, – хмыкнул Егор, но с любопытством посмотрел на незнакомку.

– Конечно, не бывает. Так меня папа называет. Когда я была маленькой, он принёс из леса целое ведро черники. Я выползла из кроватки и пробралась на кухню. Через какое-то время он нашёл меня всю перемазанную, с фиолетовыми руками и щеками. Ягоды были в волосах, на одежде, одним словом, везде. Он увидел меня и воскликнул: «Ну ты и черника!» С тех пор так и повелось. Папа у меня художник. Он постоянно рисует лес с кустиками ягод и папоротником. Можешь звать меня Ника. Так проще.

– Ладно. Я – Егор. А в каком это городе мы сейчас находимся?

– Могойск, – ответила Ника.

– О-о-о! Что ещё за Могойск? Как меня всё это бесит! – Егор от досады топнул ногой. Он сердился на маму. Это она отправила его, как говорят люди, с глаз долой и из сердца вон. А мучиться-то ему!

– Тебе здесь не нравится? По-моему, забавное местечко.

– С чего это мне должно нравиться сметать пыль с этих уродцев? Они жуткие. Какой-то фильм ужасов! – брезгливо поморщился Егор.

Где-то неподалёку заговорила Лёля. Ника спохватилась:

– Мне пора. Папа заждался. Прости.

Она ринулась к выходу и растворилась в бежевых занавесках.

– За что прости? Приходи в десять! Эй, Ника! – Егор бросился следом, но тут чуть ли не лоб в лоб столкнулся с тётей. Она упёрла кулаки в бока и заулыбалась:

– Приветик, Муха. Подметаешь пол? Молодец! Только вот эта работа мальчика. Ты же будешь смотрителем зала. Ага. Важная должность. От тебя требуется приглядывать за тем, чтобы никто не касался наших знаменитостей. Не хмурься, племяшка. Пойдём завтракать! Я уже кофе сварила. А хочешь зелёный чай? Кстати, любимый напиток японцев.

– Почему вы говорите «мальчик»? Имя-то есть у ребёнка? – спросил Егор, но ответа не получил. Дурацкое место, странные люди и вся ситуация в целом кринжовая, с досадой подумал он.

***

Весь день прошёл как в тумане. Кажется, паноптикум посетил каждый житель Могойска. Егор словно попал в гигантский калейдоскоп, только вместо кусочков разноцветного стекла перед глазами кружились лица взрослых и детей. Кто-то улыбался, кто-то недоверчиво хмыкал, кто-то сердился. Но это были живые лица, не восковые маски, как у фигур. Егор поневоле вспоминал свою маму. Приведи её сюда и поставь рядом с тем же Наполеоном Бонапартом – мало, кто догадается, что она настоящий человек.

На улице вокруг шатра бурлил весёлый праздник. Грохотала музыка. Тётя в небольшом павильоне жарила попкорн и крутила крохотные облака сладкой ваты. В соседней палатке Семён и Львёнок торговали всякой дребеденью: брелоки, мягкие зверушки, игрушки антистресс и воздушные шарики. Хмурый Радомир сидел на стуле у входа в паноптикум и продавал билеты.

Егор же выхаживал по выставочному залу и следил за посетителями. Всем хотелось получить на память фотографии, так что приходилось в буквальном смысле ловить восковые фигуры. К вечеру он уже не чувствовал ног, а ведь нужно было ещё перенести экспонаты в грузовик, собрать шатёр и палатки. Ел на ходу, для отдыха так и не появилась свободная минутка, поэтому в полночь Егор без сил повалился на пассажирское сидение. Уже было плевать на неудобство, только бы закрыть глаза и…

– Слушай, Муха, а ведь я не просто так занимаюсь паноптикумом. Это семейный бизнес. Всё началось с моей прапрабабки Луизы, значит, твоей прапрапрабабки, – сказала Лёля, когда они неторопливо ехали по ночному шоссе. Семён похрапывал. Львёнок скрутился крендельком на сидении. – Она была немкой и жила в городке Клёрхен на берегу реки Эльба. Красивая легенда, а может так и было на самом деле. Кто знает? Вот слушай!

Луиза

Луиза бежала не разбирая дороги. Каблучки изношенных ботинок громко цокали по булыжной мостовой. Было ещё раннее утро, но улицы городка Клёрхена уже заполонили мальчишки с пахнущими типографской краской газетами, молочники с дребезжащими тележками и торговцы, открывающие свои лавки.

– Только бы не опоздать, только бы не опоздать, – задыхалась Луиза, а перед внутренним взором вырастала могучая фигура господина Гарденберга. Внутри живота зашевелился застарелый и тёмный ужас. Это был не тот ужас, от которого волосы вставали дыбом, а настоявшийся годами и превратившийся в самое обычное состояние.

Луиза работала в паноптикуме господина Гарденберга четвёртый год, и он, пользуясь тем, что девушка сирота и пожаловаться ей некому, жестоко издевался над ней и даже поднимал руку. Дальние родственники, приютившие Луизу после смерти её родителей от гриппа, предоставили всего лишь сырой угол с кроватью. Они словно забыли, что любому человеку кроме еды, крова и одежды требовалось ещё и внимание, любовь и забота.

Через чёрный вход Луиза пробралась в двухэтажное каменное здание в центре Клёрхена и сразу взялась за метлу и тряпку. Нужно было вычистить от грязи выставочный зал и смахнуть пыль с восковых уродцев. Двухголовый старик, женщина с квадратным лицом, карлики, великаны, мальчик, полностью покрытый шерстью, трёхногие и пятирукие, младенец с русалочьим хвостом, ребёнок-циклоп… Теперь-то Луиза не боялась экспонатов, даже каждому из них дала имя и придумала историю, а поначалу тряслась от страха.

Хвала небесам, она не опоздала! Господин Гарденберг ещё не проснулся (жил он в само́м паноптикуме на втором этаже). Чуть позже явилась служанка и загромыхала посудой на кухне. А когда по коридорам поплыли запахи кофе и свежих булочек с корицей, господин Гарденберг, гулко шагая, спустился по лестнице и начал срывать на Луизе своё отвратительное настроение. Впрочем, она уже привыкла и полагала, что вся её жизнь так и будет двигаться по маршруту от паноптикума до угла в скромном доме родственников и в обратном направлении. Единственная радость – это неторопливое возвращение домой после работы. Девушка, затаив дыхание, наблюдала, как звёзды низко опускались над Эльбой, чтобы послушать тихую беседу волн. Шумный город засыпал, и только влюблённые парочки нежно шептались под плотно-синим покровом вечера.

Однако жизнь любит преподносить сюрпризы, и некоторые из них переворачивают всё с ног на голову. Так и случилось с Луизой, когда в выставочном зале рухнула одна из колонн. Обломки погубили несколько восковых фигур. Господин Гарденберг был в ярости. Приближалась ежегодная ярмарка – самое урожайное время для паноптикума, когда в Клёрхен съезжались жители со всей округи.

Тут же в музей были вызваны каменщики и реставраторы. Луиза носилась как угорелая: чистила окна, выметала горы пыли и наравне с рабочими выполняла тяжёлую работу. К началу ярмарки выставочный зал всё-таки привели в порядок, часть искалеченных фигур починили, но вот один пустующий угол не давал господину Гарденбергу покоя. Он переставлял экспонаты с места на место и всё равно был недоволен результатом.

– Хотя бы ещё одну статую, – бормотал он. – Завтра придут сотни горожан и все они будут пялиться на этот пустой угол. Эй, Луиза, стань-ка вот сюда!

Господин Гарденберг указал на постамент. Луиза, которая в другом конце зала намывала полы, выпрямилась и ахнула:

– Хозяин, вы шутите?