Боярин Осетровский

Глава 46

Кстати, а я не сказал в какую дорогу? Так в дальнюю, понятное дело. На Алтай. Вотчину под себя забирать.

Как оказалось, получить вотчину боярину одновременно просто и сложно.

Просто — потому что для этого нужен только боярин и Источник. И свободная земля. Становишься в центре этой самой земли, обращаешься к своему Источнику и говоришь, мол, отныне и навеки эта земля — моя. Всё.

А сложно это — потому что если земля эта уже кому-то из бояр принадлежит — то шиш ты получишь, а не вотчину. Уйдет твоя просьба в песок, так сказать. И если слишком близко к границе чужих владений подойдешь — опять-таки ничего путного не выйдет. Дойдет твоя сила только до этих самых границ, а дальше и не пойдет. И будет твоя вотчина втиснута между чужими, как пакля в щель… блин, даже сравнения у меня уже здешние… А, да, кстати: если земля царю принадлежит — тоже считается. Так что оттягать у царя-батюшки земельку не получится, или от него официально землю в вотчину получай, или иди, ищи свободные земли.

Ну и, наконец, даже если ты найдешь свободную землю, где-нибудь в Сибири или, хе-хе, на Алтае — своя засада. Источник, когда ты к нему обращаешься, свое ограничение имеет. Как мне примерно Клава описала — она сама точно не в курсе была — после твоего торжественного объявления, мол, моя земля и точка, от тебя как бы волна идет, никому не видимая, но явная. Там, где она прокатится — там твоя вотчина. А там, где остановится — там граница твоей вотчины. Только волна эта тоже не до горизонта идет, свое ограничение имеет. А вот какое и в чем — этого Клава не знает. И я не знаю. И кто знает — тоже не в курсе. Как бы у меня, с моим везением, не получилось так, что в моей вотчине земли будет столько… что когда спать будешь ложиться, придется ноги поджимать, чтобы границу не нарушить.

Чего это мы так срочно на Алтай собрались? А я опять не сказал? Так все просто.

Бежать мне надо. Пока не началось.

Сами понимаете — от места, где скоро драка за царский трон начнется, чем далее, тем целее. А времени, я так понимаю, и не осталось вовсе.

Казалось бы — для того, чтобы эту драку начать, нужно сначала Источник раздобыть, потом — рецепт изготовления Царского Венца, потом — мастера Тувалкаина, который этот самый Венец Царский сделает… А пока Тувалкаин у меня прячется — ничего ни у кого не получится. Так?

Так, да не так.

Это Морозовы мастера ищут, с ног сбились, столько лет в подземелье его держали — а Дашковы-Телятевские что-то только Изумрудным Венцом, считай — поиском лишнего Источника — озабочены. Что это может говорить? Что у них уже ЕСТЬ мастер. Тувалкаин, конечно — великий, но все же, я думаю, не единственный. Так что, может, в подвалах терема рода Телятевских сейчас какой-нибудь Варфоломей-Золотые руки, Вольфганг-Гольденхэнд или Джованни-Голдо Хэндо, как раз последнюю жемчужину ко второму Царскому Венцу приставляет…

И это если не учитывать версию, что двумя игроками поле не ограничивается. Дворцовые интриги — это вам не шахматы, тут и трое могут влезть, и семеро. Может, втихарька какие-нибудь Милославские или Новосельцевы уже и Источник припасли и рецепт Царского Венца нашли и мастера наняли… То, что я этого не знаю, не означает, что их, этих дополнительных игроков, нет. Может, Дашков что-то такое прознал, отчего и задергался…

В общем — валить из Москвы надо и поскорее.

Нет, можно, конечно, на аудиенцию к царю государю пойти. Кинуться в ножки, мол, царь-батюшка, слово и дело, измена! И я тогда — молодец, царскими милостями усыпан, чуть ли не лепший царский кореш… Ага. А фигулю под носулю не желаете, боярин Осетровский? Первое, что царь спросит — я бы точно спросил, а он меня не дурнее — откуда тебе, боярин Викешка, стало об этой самой измене известно? И что я ему скажу? А я, царь государь, сам одному из этих изменников Изумрудный Венец вручил, ну, чтоб им было удобнее Источник найти, да второй Царский Венец сделать. Вон, прям как у тебя. После такого откровения как бы рядом с Телятевским на одной плахе голов не лишиться. Здесь вам не там, добровольное признание срок не сокращает. Тем более что царь Василий Федорович за свою голубиную кротость вовсе не Тишайшим прозван. А как прозван — про то лучше и не вспоминать…

И соврать или там умолчать — не получится. Сверкнет царь глазами, запустит свое Царское Повеление — и расскажешь все, как на духу.

Вот и решил я, что лучше отъехать от Москвы подальше. Мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю, разбирайтесь тут без меня, кто тут царь и у кого Венец царе…

Да, посреди зимы. Да, почти без подготовки. Да, без людей. А что делать? Думаете, мне на колу теплее будет?

Понятное дело, что в лихорадочном темпе собираться не получится — подозрительно, да и фигня, как при любой спешке, получится. Расползаются мои люди тихонечко по Москве, покупают то тут то там припасы, инструменты, оружие, людей нужных сманивают… И оставляют. Чтоб, когда я отмашку дам — все это собрать, схватить, и уехать. А пока…

Кто там ко мне пришел?

В дверь, коротко постучав, заглянул Мишка-Филин:

— Викентий Георгиевич, к тебе дьяк приехал.

Вот, честно говоря, бесит это длиннющее обращение. «Викентий Георгиевич, там у тебя баня горит!». Пока договоришь — уже и сгореть успеет. Заменить бы на какое короткое, типа «шеф» или «босс» — да нельзя. Не поймут. «Босса» — так в особенности. Чего это боярин — и вдруг бос? Куда обувь дел?

— Что за дьяк, откуда?

— Так судный, из Чародейного Приказа.

Чет у меня ёкнуло… Вроде, по тамошней линии я нигде не накосячил, кроме Диты, но про нее они и так знают. А раз не накосячил — чего приперлись? Не так тревожно, как приедь этот самый дьяк из Приказа тайных дел, но все равно — приятного мало…

— Давай его, чего уж там…

— Будь здоров, Викентий Георгиевич, — поклонился мне судный дьяк, молодой, в черном кафтане, с острыми глазами, — Дьяк Федот, по поручению главы приказа нашего, Георгия Афанасьевича…

Ровнин. И что ему от меня надобно.

—…приехал обещанный подарок забрать. Чайник самоварный.

Тьфу ты, блин-блин-блин и стопка блинов! Тут надумаешь фиг знает чего, а он просто за обещанным самоваром приехал! Кстати, три самовара так и стоят в кладовых. Морозовой забыл отправить подарок и отцу, во Псков. Ну, хоть Ровнин напомнил, и на том спасибо.

Уехал судный дьяк, увез блестящий самовар, с отчеканенным на сияющем боку осетром — знай наших — вернулся я в свой кабинет…

— Викентий Георгиевич, к тебе дьяк приехал.

Блин.