Страница 57 из 105
Я, прижавшись щекой к горячей липовой доске полка, покосился на нее. Моя девочка была мокрая и красная, как ягодка, и что-то мне подсказывало, вовсе не от банного жара. Аглашенька…?
— Перевернись… — прошептала она мне на ухо. И, отвернулась. Я заколебался. Сами понимаете — хоть я и был совершенно расслаблен, но в такой ситуации расслаблен я оказался все же не весь. Скорее — местами я напряжен до предела. И, как-то вот так показываться… Тут моя Аглашенька принялась стягивать через голову длинную рубашку и я, заворожено глядя на нее, перевернулся…
— Ого, — сказала Голос.
— Голос! — тихо прошипел я, — У тебя совесть есть?
— Неа, — безмятежно ответили мне.
Рубашка упала на пол, и я внезапно почувствовал, что предел, о котором я упоминал выше — не предел вовсе. Вот сейчас — предел. Мне уже пофиг, наблюдает ли за нами Голос — да пусть хоть попкорн ест! — есть только я и моя скоморошка, такая прекрасная, такая желанная, такая…
Приближающаяся ко мне.
— Аглашенька…
— Викешенька…
Дверь раскрылась.
— Ой, — сказала заглянувшая внутрь Дита. И покраснела.
— Ой, — сказала Аглашка. И тоже покраснела. Да, еще больше.
— Ой, — сказал я и прикрылся веником.
— Ой, — сказала Голос, судя по всему, просто так.
На мгновенье у меня появилось малодушное сожаление о том, что мы спасли Диту. Сидела б дальше в подвале у Морозовых, зато НЕ МЕШАЛА БЫ!
— Викеша, там… К тебе приехали…
— Блина им горелого… — пробормотал я.
Кого там еще принесло в такой неудачный момент⁈ Эх… Хочешь, не хочешь — а идти надо. Я встал и пошел к двери.
А потом веник упал.
У сенях терема меня ожидал человек, при виде которого у меня екнуло сердце.
Невысокий, даже пониже меня ростом, при этом в плечах широк — два меня получится. Лет сорока с небольшим, с короткой темной бородой, местами побитой сединой. Одет в дорожный кафтан, крапивно-зеленого цвета, с волчьим мехом.
Внимательные и строгие глаза цвета стали и зимнего неба осмотрели меня.
— Ну, будь здоров, боярин Викентий, — произнес гость с непонятной интонацией.
Я вздохнул:
— Будь здоров… отец.