Боярин Осетровский

Глава 25

После того, как колдуна утащили в тюремные подвалы… да, у меня есть собственная тюрьма. В подвалах. Блин, чего я еще о себе не знаю⁈ Так вот, после того, как колдуна утащили, одноглазый палач вздохнул — и отковырнул свой жуткий глаз. Подкинул нашлепку на ладони, а на ее месте обнаружился вполне себе живой и здоровый глаз, ничем не отличающийся от второго.

Наверное, лицо у меня было очень характерное, потому что оказавшийся двуглазым палач пожал плечами и сказал:

— Так убедительнее.

— Амулет такой, что ли?

— Да нет, не амулет, просто так поделка.

— Погоди… э… Христофорка — а как ты тогда понял, что колдун ос боится?

— Для этого у меня Страшное Слово есть.

— Так Страшное ж Слово просто пугает.

— Это другое. Мое мне показывает, чего человек боится. Так боится, чтоб вот прям до одури. А уж у меня в суме всяких страхов на каждого хватит. Вон, шершень сушеный, например, для тех, кто ос боится…

Полезное для палача Слово… Погоди-ка…

— Погоди. Сушеный? Он же шевелился и жужжал. Вроде бы.

Христофор усмехнулся — и зажужжал. Противным таким звуком, от которого даже шея зачесалась. В которую меня в детстве оса укусила.

— А шевелил я его пальцами, со страху-то не каждый заметит.

Ага, понятно… Так. Стоп. Непонятно.

— Как же тебя с таким Словом из Приказа отпустили?

— А я Дашкову сказал, чего он боится, вот и выгнали.

— И чего ж он такого боится?

Палач серьезно посмотрел на меня:

— А вот этого он велел никому не говорить. Если я не хочу из Приказа сразу под землю переселиться. А мне под землей не нравится — там холодно.

Господи… Я посмотрел вверх, на доски потолка, но Господь ожидаемо промолчал. И все ж таки, Господи — ты зачем мне посылаешь в команду ненормальных? Ведь ни одного ж обычного человека. Все с каким-то прибабахом.

Я еще раз посмотрел на доски, но повторно спрашивать не стал. Во-первых, нечего докучать Господу глупыми вопросами, а во-вторых — я подозревал, что ответ «Какой босс, такие и подчиненные» мне не понравится. Нет, я и сам что-то такое подозреваю, но в глубине-то души надеюсь, что все же нет.

Или вот взять, скажем, Ржевского. Нет, плохого про своего поручика я сказать не могу — исполнительный и толковый. Но, блин, он же адреналиновый наркоман! Я уверен, он соблазнял именно замужних женщин — или там дочек чьих-нибудь — не от сластолюбия, а просто от того, что ему было нужно ощущение риска.

Есть такая сказка, про колдуна, который завел себе бесов-помощников. Сначала нарадоваться не мог, мол, какие работящие, а потом оказалось, что они работящие до такой степени, что без работы буквально не могут. И если хозяин им работы не найдет — могут его и задушить. Причем работящие бесы опять-таки настолько, что золушкино задание — перебрать мешок смеси бобов и фасоли — для них плевое дело. Вот и Ржевский такой — если ему не придумать какое-нибудь заковыристое задание — он начнет скучать. А скучающий Ржевский — хуже атомной бомбы. Потому что бомба может только взорваться — и все, а что придумает от скуки Ржевский — не знает даже он сам. Это не мое сравнение — это я в одной сказке прочитал. И даже хуже тех самых работящих бесов. Потому что бесам, в конце концов, дали задание, которое их заняло надолго — свить веревку из песка, а с Ржевским такое не сработает — ему нужно задание ИНТЕРЕСНОЕ.

К чему я про Ржевского вообще вспомнил? К тому, что у меня он скучать, как я смотрю, не успевает, отчего доволен как слон. Вот, например, последнее задание — передать приглашение на встречу от меня некой Марфе Васильевне — помните такую? — причем так, чтобы об этом приглашении не знали ее муж и сыновья. Это и в нашем времени было бы задание не из простых, а уж здесь, на Руси, где боярские жены не имеют обыкновения шляться по улицам от нечего делать… Благо еще, что здесь у меня все же Русь волшебная, а не та, что была у нас в прошлом. Когда положение православных женщин от положения мусульманских женщин отличалось только тем, что они лица не закрывали — а вот волосы, например, прятали — и черные одежды не носили. Кстати, из-за этого кому-то в интернете пришла в голову очередная теория из серии «Власти скрывают!» — мол, до Петра Первого на Руси все были мусульманами, а православие только при Петре и пришло. Видимо, у автора теории по истории были не четверки с минусом, как у меня, а сразу минус четверки.

Так вот, здесь положение женщин все же помягче — и намного — но передать послание от меня боярыне Морозовой все-таки было сложно. Но Ржевский, мать его адреналиновую, справился и сейчас сияет, как начищенный пятак, пока мы ждем ту самую Марфу Васильевну.

Ждем мы ее, кстати, на высоком берегу над Москвой-рекой, чуть к северу от Москвы-города, отчего я сам себя ощущаю каким-то бандитским авторитетом из девяностых, приехавшим на разборку. Если бы те, конечно, ездили на разборки в длинных шубах, высоких горлатных шапках, с посохами и золотыми цепями на шее. Я, правда, не знаю, в чем они там ездили — я криминальные сериалы не смотрел — но все же думаю, что одевались они как-то иначе.

А вот, кстати, и Марфа.

Да, она, конечно, подъехала роскошнее, чем я — в крытых расписных санях, запряженных тройкой белых коней — у меня в голове даже какая-то мелодия заиграла — со свитой из пары десятков стрельцов в оранжевых кафтанах… Нет, конечно, Мурин одним своим Мертвым Словом мог положить их всех, так же, как в мангазейском соборе… Именно поэтому я его с собой и не взял. Не потому что пожалел стрельцов, а потому, что у каждого Слова есть откат. И у Мертвого Слова он особенно неприятен — с определенной долей вероятности, и чем больше народу ты этим Словом накрываешь, тем эта вероятность выше, после произнесения Слова ты сам упадешь мертвым. В общем, такая себе игра в русскую рулетку. И, самое главное — этот гад еще и пытался скрыть от меня последствия! А когда я все же их выпытал и выматерил его за риск — развел руками и сказал, что ради своего боярина готов и умереть. Мол, все равно когда-то предстоит, так какая разница — когда. Самурай-фаталист хренов!