Боярин Осетровский

А вы как думали — за раскрытие коварного заговора царь-батюшка меня вознаградит по-царски? Денег отсыплет, земельки прирежет, шубу со своего плеча? Ага, щас.

Как у царей бывает — не казнил, считай, наградил.

А казнить меня, оказывается, было за что.

Буквально на следующий день после своего похищения-освобождения я был вызван в царские палаты, где, стоя на коленях перед троном, узнал, что я, Викешка Осетровский, как только узнал о готовящемся заговоре — тут же должен был бежать к нему, царю, и немедля обо всем доложить. Да, даже несмотря на то, что речь шла о его любимчиках, да, даже несмотря на то, что я немножечко сидел в плену. У русских, как известно, даже смерть не является уважительной причиной, а тут всего-то какой-то плен. Смог свою орду собрать — смог бы и до царя весточку донести.

А посему — плюс на минус дали… не плюс вовсе, это царская воля, а не математика. Ноль они дали. Вернее — минус, но маленький. Мне милостиво сохранили жизнь — а то я во время этого, скажем так, разговора, чувствовал то приближение лезвия топора к шее, то неструганой деревяшки к другому, более чувствительному месту — однако царь выразил свой гнев тем, что велел мне убираться из Москвы и не попадаться ему на глаза, пока он меня не простит. Куда убираться — ему глубоко по барабану, но он, царь государь, напоминает, что я еще должен себе вотчину найти.

В общем — как собирались валить из Москвы, так и собрались. Встречай нас, батюшка Алтай. Тем более что Ржевский уже добрался дотуда, и даже подготовил нам всем некий плацдарм. Ну не прям на Алтае, до того еще Русь не дотянулась, возле Омского острога. Надеюсь, нам удастся его покинуть…

У меня, правда, закрадывается подозрение, что царь-батюшка меня таким образом не наказывает, а — защищает. Морозовы ведь не сами по себе были, кто-то за ними стоял, да и помимо Морозовых тут есть еще партии, тот же Телятевский, который, кстати, отмазался тем, что Изумрудный Венец не для себя забирал а для того, чтобы в руки супостатам не достался. Может, царь вообще обо всем этом знал заранее, просто ему был нужен подходящий повод для того, чтобы своих немножечко зарвавшихся фаворитов наказать, а остальным — намек дать. Вот я этот повод и предоставил. Может, так все и было. Я не знаю, да и кто бы мне рассказал. Езжай, мол, Викеша, на свой Алтай и не путайся у больших дяденек под ногами. Да, кстати, и Тувалкаина тоже отдай, ни к чему тебе он больше.

Вот так-то.

В итоге сегодня — последний день боярина Осетровского и его людей в Москве. Вещи собраны, кони запряжены, все только и ждут отмашки, чтобы выдвигаться.

Кстати, насчет «езжай на свой Алтай» — это я приврал. Никто не знает, куда мы отправляемся, даже сам царь. Он не спрашивал, а я никому и не рассказывал. Потому как — не надо этого никому знать, совершенно лишняя информация. Только засад на пути мне и не хватало.

Думаете, что выезд целого каравана саней — у меня одних стрельцов под сотню, а еще сколько людей, а сколько припасов… — трудно не заметить? Так КАРАВАН и не поедет. Большая часть моих людей уже потихоньку выехала из Москвы, по одному, по два. С тем, чтобы потом, в оговоренных местах — собраться вместе и двигаться дальше, к Омскому острогу. Точно так же и мой выезд, стоит только нам выехать за пределы Москвы — растворится, как сахар в кипятке, а потом кристаллизуется обратно.

Все вещи собраны, терем Сисеевых опустел — да, и от некоторых вещей тоже, нам нужнее — осталось только забрать кое-что еще.

Кое-КОГО.

— Заходишь в кладовую, — инструктировала меня Голос, пока я, при свете фонаря, покачивающегося в руке, двигался по узким проходам сисеевских подвалов, — ни на что не смотришь, понял? Ни на что! Зашел, быстро забрал, спрятал в мешок и ушел.

Да, я ведь обещал это призрачной маньячке прихватит ее с собой. А обещания нужно выполнять. Мне мстительный призрак без всякой надобности. Да и… Жалко ее. Одна ведь останется. Только и развлечений — случайных воров убивать.

Тоска.

— Что там такого страшного?

Ну, в принципе, я догадывался, что меня ждет в потайном месте, где хранится, скажем, так, вещественное воплощение Голос. Если вспомнить легенды и предания — там лежит череп той женщины, которая когда-то была убита, чтобы стать Хранителем дома. Согласен, приятного мало…

— Вовсе не страшного! — обиделась Голос, — Очень даже… В общем — не смотри!

— Может, мне еще и глаза закрыть?

— Точно! Закрой!

Я вздохнул:

— Долго еще?

— Здесь!

Интересно, «здесь» — это где? Мы — я, то бишь ну и Голос бесплотно — стояли на перекрестке двух коридоров. Нет тут нифига!

— Угол видишь?

— Этот?

— Нет, вон тот… ага. Нажми на него… сильнее!

Я надавил на то место, где сходились стенки двух коридоров. Угол щелкнул и с двух сторон, чуть ниже того места, где я нажал, открылись два крохотных окошка.

— Теперь берись за них и раскрывай двери, — командовала Голос.

— А тут кровь не нужна? — я с натугой раздвинул стенки угла, как двустворчатые двери, — Ну, мол, только тот, кто по крови к роду Сисеевых относится…

— Нужна, — подтвердила Голос, — была. Только рода больше нет, нет и крови. Любой может зайти… Закрой глаза, ты обещал!

Не успел. Дверцы, скрывающие потайную кладовую, поначалу открывались с трудом, заржавели, видимо, за сто лет, а потом как открылись…

За ними — небольшая комнатка. Посредине — невысокий постамент.

На постаменте — статуя. Девушки. Обнаженной.

— Голос, это… это ты, что ли?

— Отвернись, не видишь, что я голая, что ли⁈

Ладно, ладно… Я закрыл глаза.

Эта статуя мне кое-что очень сильно напоминала. Мой собственный родовой Источник.

Голос — Источник рода Сисеевых?

Но мой Источник со мной не разговаривает… и выглядит несколько иначе.

Если мой Источник — золотая статуя, то эта — из темного металла, как будто бы свинцовая… Стоп. Все верно. Мой Источник — действующий, а всю силу Источника Сисеевых — забрали для изготовления Царского Венца. Поэтому он… она… такая… погасшая.

Выгоревшая.

— Ты долго будешь стоять? Забирай, прячь и пошли!

И как я должен тащить свинцовую статую? Она сворачивается в маленькую, как нормальный Источник? Не попробуешь — не узнаешь, верно?

Я протянул руку, по-прежнему не открывая глаз, и коснулся холодного металла.

— Хватит мою задницу трогать! Давай уже!

Раз — и вот мою руку оттягивает тяжесть небольшой статуэтки.

— Все, Голос, я тебя забираю… Голос? Голос?

Молчание.