Страница 41 из 45
Как назло, на улице Рожна шастали какие-то пьянчуги, крутились даже для поздней весны легко одетые девицы, а у таверны стояли поигрывали ножиками бандиты… И все нагло, вызывающе пялились на меня, стараясь заглянуть под шляпу.
А вот и больница!
Но мне туда нельзя.
Я прошла дальше, к пострадавшему от личей приюту. На его крыльце еще виднелись засохшие багровые пятна.
Я бесстрашно толкнула дверь и ступила в темный, пахнущий кровью холл. Шагавшие за мной вразвалочку бандиты остановились, плюнули и развернулись. Никто не пожелал связываться с сумасшедшей. Да и вдруг не всех личей выловили и обезвредили?
Вот тут-то я и нашла осколок зеркала. И выплеснула на саму себя магию.
Это было мучительно. Не так, как экзекуция, когда забирали мою силу и жгли каналы, но жутко и больно. Словно я была живым камнем, а безжалостный скульптор бил молотком по долоту и высекал глубокие морщины, а потом гвоздем процарапывал борозды. Из глаз текли слезы, но я и была тем жестоким мастером, некого винить.
Через несколько минут на меня смотрела морщинистая старуха. Волосы побелели еще сильнее, чем было вчера. Перестаралась.
Я выдохнула, вытерла слезы и выпрямила спину до хруста. В конце концов, над моей осанкой работала матушка, нельзя ее подводить, а гордость и достоинство — единственное, что у меня осталось.
* * *
— Зачем снова пришла, эйта? Тебя же вчера вышвырнули! — с привычным радушием встретила меня очаровательная Нинель. Она собиралась домой: на плечах модная, отороченная мехом накидка, на руках кружевные перчатки не по сезону.
— И вам доброго здоровья, — кивнула я. — Господин заведующий у себя?
— Тебе-то какое до него дело?
— Никакого, — согласилась я, обогнула девушку и направилась к кабинету Смокта.
Постучала.
— Войдите, — послышался глубокий и снова уставший голос целителя.
Я достала курьерскую папку из сумки, толкнула дверь и застыла на пороге.
Смокт был не один. На диванчике у стены сидел, взгромоздив ноги на низенький столик, мой бывший жених и будущий мэр Фритана Симон Альеди. Одной рукой он откидывал белокурую челку, а во второй крутил бокал с янтарной жидкостью. Тонкими и длинными пальцами — их чувственные прикосновения я помнила слишком хорошо, и сердце сразу забилось чаще, проклятый рефлекс. Я помнила, как холодное стекло касается вершинки груди, и она сразу съеживается, а на нее немедленно падает ароматная капля, чтобы тут же быть слизанной горячим языком… Я все помню. Все мгновения. Все слова. Все клятвы.
Десять лет, десять лет я его проклинала. И если мое сердце бьется чаще, то только от ненависти.
При виде меня оба мужчины ошеломленно замерли, словно им явился выхолостень. Симон спустил ноги на пол, одним глотком опрокинул в себя бренди и тихо выругался.
Узнал. И почему-то не ожидал увидеть меня… такой. Почему?
— Госпожа Леман, вы? — поднявшись из кресла, с таким изумлением спросил Смокт, что и вторая догадка подтвердилась: он замешан во всей этой истории. С чего бы ему удивляться, если сам отправлял курьером, а сегодня приглашал на работу.
— Простите, если помешала, господин Смокт. Ваша папка.
Я прошла к столу, положила на край магическую папку и повернулась к выходу. Ничего, кладбищенского убийцу я и сама найду. Или продам полиции свои подсказки, какую-то премию мне все равно дадут. Большую в случае поимки преступника.
Не отчаивайся, Лиль, ты свободна, это главное. А теперь ты свободна и от прошлого.
— Она так и осталась безобразной старухой! Все напрасно! — зло прошипел Симон. — Ты говорил, что твой план стопроцентно сработает, Алекс!
Целителя зовут Алекс? Надо же. А больничные документы подписывает некий Д. Смокт. И Нинель, когда думает, что ее никто не слышит, с придыханием шепчет: «Мой Димми, никуда ты от меня не денешься».
— Подождите, госпожа Леман, не уходите. — Выйдя из-за стола, заведующий обошел меня и плотно закрыл дверь. Во второй его руке что-то блеснуло, но я не успела понять, что именно. Смокт уже спрятал это в карман. Похоже на амулет связи. — Нам надо разобраться. Поговорить.
— Я спешу, господа. Район тут не самый спокойный, чтобы ходить в одиночку по вечерам.
— Вас отвезут, куда понадобится. Госпожа Леман…
— Арлиль! Арлиль Норд! — не выдержал Симон. Подскочил, оперся руками о столик, вглядываясь в мое лицо и брезгливо морщась. Моя спина стала еще прямее, а подбородок задрался. Ненавижу. Презираю. Предатель. Симон схватил бутылку со столика, набулькал полбокала и залпом проглотил. Выдохнул: — Ты… Ты должна была вернуться! Стать прежней Лиль.
— Вы о чем? — удивленно подняла я бровь. — Извините, не понимаю. Мое имя Мар Леман, вы ошиблись.
Меня не услышали. Симон всхлипнул, закрыл лицо руками и забормотал торопливо:
— Я подкупил тюремного лекаря, Лиль. Алекс… он гений, знаешь? Он разработал особый рецепт, и в тюрьме тебе подливали лекарство в питье. Трижды в день. Каждый день. А потом я уговорил Алекса стать в этом гадюшнике заведующим, потому что только тут можно было продолжать работу с тобой и избежать надзора и разоблачения. Департамент наказаний сюда, на Рожон, не суется, их тут люто ненавидят. И Алекс пять лет незаметно, методично очищал и раскачивал твои каналы. Угощал конфетками, помнишь? Чашкой чая. Так ведь, др-р-руг мой? — вызверился будущий мэр. — Или ты только говорил мне, что раскачивал? Тебя все-таки купил мой пронырливый папаша? Ты клялся мне, что вернешь мою Арлиль. Ты врал!
Как интересно. Ты тоже клялся мне, Симон. И ты-то точно врал.
Бывший жених погрозил целителю пальцем и жадно отпил прямо из горлышка бутылки. Вытер губы рукавом, скривился. Никогда его таким безобразным не видела. Симон Альеди — франт и щеголь до кончиков отполированных ногтей!
— Ты слишком много выпил, Симон, хватит, — спокойно ответил Смокт и привалился спиной к двери. Не выпустит. Плохо.
— Я только начал! Слышишь, Лиль? А когда Алекс… вот он, да, подлый предатель! — Будущий мэр показал пальцем на друга, забыв о своем полуаристократическом воспитании. — Когда он сказал, что ты готова, что твои каналы реагируют с каждым днем лучше и нужен только мощный толчок… Тогда мы приступили ко второй части плана. Алекс в нужный час отправил тебя в магмобиле и приказал шоферу ехать как можно медленнее и с открытым верхом, чтобы держать тебя под потоком. А я… я пошел на преступление, Лиль. Я пожертвовал весь свой немаленький резерв!
«Если бы весь, милый, ты бы и сейчас, через двое суток, походил на труп. А не распивал бы крепкие напитки ведрами как тролль», — мысленно прокомментировала я, сохраняя на лице выражение крайнего изумления.
— Я выкачал девятерых помощников, выпотрошил все амулеты и подорвал Погодную башню. Да, это сделал я! — ударил себя в грудь Альеди-младший. — И только ради тебя, Лиль. Такая магическая буря должна была воскресить твою магию. Он обещал! — выкрикнул Симон и зло ткнул в сторону целителя. — Он высчитал, какой нужен потенциал для твоего возрождения. Огромный! Он нашел, как его получить. Он, только он подговорил меня пойти на преступление. И просчитался. Почему, Лиль? Почему ты осталась уродливой старой лягушкой? Все было продумано! Ты возвращаешь уникальную магию и хорошенькое личико. Я развожусь и женюсь на тебе, как обещал. Уже развелся! А ты все испортила. Ты опять все испортила! Ты вечно все делаешь не так! Почему ты не вернулась, Лиль?
Он снова пьяно зарыдал, уткнувшись лицом в ладони.
И это ничтожество я любила? Из-за него страдала? Какая же я дура.
Покопавшись в сумке, я вытащила документ и протянула бывшему. Теперь совсем бывшему. Навсегда прошедшему.
— Я глубоко сожалею, господин, но тут произошла какая-то чудовищная ошибка. Я — Мар Леман, у меня и метрика есть. Вот, посмотрите.
— Я видел тебя в тюрьме после казни.
— Ну что вы, господин, какой казни? Я ведь живая еще.
— За что ты сидела?
— За подстрекательство к убийству. Склонила мужа соседки покончить с собой. Он ее избивал, видите ли. А у меня в роду были эльфы, с кровью-то дар и передался кое-какой. А так выглядело, что сосед сам на себя руки наложил и жене наследство оставил. Она на меня и донесла потом, жалко ей его стало, раскаялся он перед смертью-то.