Страница 6 из 14
Один пятилетний, сытно позавтракав горячим молоком с кукурузными хлопьями, вышел во двор и стал подкидывать ногою мяч. К нему подошли трое ровесников и спрашивают: «Ты знаешь, откуда дети берутся?» А тот в ответ: «Идите лучше на Замореного. В нашем дворе вы таких дураков не найдете, чтобы на такую хуйню попались».
В детском саду активно обсуждался вопрос, откуда берутся дети.
Высказывались разные версии. Говорили, что женщины беременеют от еды. Что мужчины и женщины, голые, запрыгивают друг другу на спину и возят друг друга по комнатам. Что мужчины и женщины трутся друг о друга гениталиями. Наконец, говорили, что мужчина якобы засовывает свой половой орган внутрь полового органа женщины, там из него выбрызгивается некая жидкость, столь питательная, что от ее присутствия в женском теле зарождается живое существо. Все эти версии казались в одинаковой степени недостоверными.
Как-то обратились к одному молчаливому узнать, что он думает по этому поводу. Он ответил приблизительно следующее: «Нас-то не должно занимать, откуда берутся дети. Мы ведь уже родились. Вот если бы мы были еще не рожденными детьми – тогда другое дело. Но поскольку мы уже родились, нам следует внести ясность в другой вопрос: что будет с нами после нашей смерти». Только спустя много лет он догадался, что эти два вопроса тесно связаны друг с другом. Все молчаливые мыслят неторопливо.
Пока тело небольшое, лучше всего собирать коллекции. Собирать ключи, ордена, открытки, монеты, почтовые марки, бутылки. Или вырезки из детских книжек с изображениями земляного грунта в разрезе, так что видны туннели, ходы и интерьеры нор и норок. Норки обставлены шкафчиками, диванами, освещены лампами в уютных оранжевых абажурах. Видно, как лиса спит в кровати, подложив собственный хвост под голову и заговорщицки ухмыляясь. Медведи лежат в снежной утробе, в синем освещении, накрывшись многослойными перинами. Спит заяц, сняв свои дряхлые белые валенки и положив очки на тумбочку. Квартиры есть не только под землей. В дуплах расположились совы и белки со своими книгами, рецептами, ковровыми дорожками и креслами. Вот мышь в красном переднике собирается покормить своих мышат: они сидят за столом, а она вносит на подносе крупные чашки – красные в белый горошек. В чашках что-то белое, дымящееся. Наверное, это горячее молоко, которое полагается пить перед сном.
Аллегория милосердия – молодая женщина, кормящая грудью старика. Образ античного происхождения. Тюремное окошко, забранное решеткой, напоминает о подобных окошках в католических кабинках для исповеди. Сквозь решеточку Уста поверяют свои тайны Уху. Сквозь решеточку Уста приникают к Соску. Уста старика приникают к соску дочери. Таким образом, старик становится на место своего внука. Милосердие – это реверс, обратный ход, возвращение, повтор. Своими сморщенными губами старик нажимает на розовую кнопку, предназначенную для губ младенца, для губ любовника. И все исчезает, для того чтобы через секунду возникнуть вновь – точно таким, каким было несколько мгновений тому назад.
Так называемое бессознательное – это всего-навсего множество ворчливо-вежливых, маразматически-шутливых голосков. Они, как комариные облака, плывут и вертятся над обширным одиноким болотом, которым является человек. Если прислушаться к их «разговорам», то можно заметить, что они все время что-то куда-то пристраивают с поразительной заботливостью. Верно, у них действительно целое «хозяйство» находится под присмотром.
Вот это домик для головы, для головушки конурка, изволите видеть. Такая бревенчатая, теплая. Хорошее, сухое бревно тепло сохраняет лучше всякой печки.
Это для ног избушка: ногам нужен и уют, и свежий воздух.
А здесь у нас ручонка будет жить, такой загончик для нее обустроен, как в зоопарке почти. Тут и забор, и воротца есть, и фонари…
А вот плечо у нас в таком вот вигваме размещается или в юрте – даже не знаем, как лучше сказать…
Локоть-локоток… Он в ангарчике таком, ну что-то вроде депо…
Два человека по очереди ныряют в огромный чан с кипящим молоком. Первый выныривает преображенным – он приобрел вечную молодость, красоту и крепкое здоровье. Второй вообще не выныривает – он исчезает в молоке, «сваривается»: «Прыгнул в чан и вмиг сварился…» Так это описывается в «Коньке-Горбунке» и в других сказках. Молоко, питание для младенцев, используется здесь как средство омоложения и как средство казни.
«Молодость» происходит от слова «мало». «Молодость» означает «мало даст», поскольку молодость паразитарна, она берет, и берет много; дает же взамен мало. Вынырнувшему молоко дает молодость, но дает мало – в виде отблеска, сияющего на его лице и теле, пусть вечного, но все же лишь отблеска. Это происходит просто потому, что молоко само молодо и может давать только мало. Если же оно вдруг «дает много», то уже не выпускает из себя – человек возвращается навсегда в свое «кипящее начало».
Оргию решено было устроить в здании бывшей школы – стандартное здание: два одинаковых блока, соединенные стеклянным коридором. На втором этаже второго блока имелись два больших зала с огромными окнами: бывший актовый зал и бывший зал для занятий физкультурой. Залы сохранились, в общем, в хорошем состоянии, но все же кое-где проступали следы обветшания. В актовом зале, в углу, валялся золотой пионерский горн, за дощатой сценой стоял стыдливо сдвинутый туда белый бюст Ленина. В физкультурном зале, как и во всех физкультурных залах, лежали сложенные большими стопками кожаные маты, пылились шведские стенки и другие гимнастические тренажеры. Стоял сентябрь, в залы внесли множество старинных медных тазов, начищенных до блеска и наполненных различными сортами яблок – в тот год выдался отличный яблочный урожай. Что же касается цветов, то в их отношении проявили некоторую сдержанность – ограничились огромными букетами белых хризантем и астр. Актовый зал украсили знаменами, самыми разными, – виднелись и советские парадные из красного бархата, и императорские штандарты, расшитые золотой нитью, и российские шелковые, с золотыми кистями, и отмененные флаги бывших республик СССР и социалистических стран Европы и Азии, а также новые флаги этих государств.
Присутствовали и вовсе ветхие флаги – например, копии знамен и штандартов Наполеона. Бюст Ленина, скромно выглядывающий сбоку из-за занавеса, полностью увили орхидеями. Стены актового зала затянули красным бархатом, кое-где стояли большие живописные полотна – именно стояли, а не висели: как будто их только что закончили. Это и в самом деле было так, они даже источали запах масляной краски и скипидара. На одном из полотен разляписто написан король экзотического острова – толстый мулат в камзоле восемнадцатого века, простирающий руку над порослью крошечных манговых деревьев. За его спиной застенчиво улыбались восемь его дочерей. На другом полотне живописец изобразил хоккейного вратаря, облаченного в свои тяжеловесные доспехи. Третья картина была портретом девочки-фигуристки на коньках, в коротком платье, которая с испуганным и почтительным лицом склонялась над божьей коровкой, сидящей на кончике ее пальца. На льду лезвиями коньков начертано: