Страница 8 из 13
В том 1969 году Мурат, лёжа в палате госпиталя, радовался успешной операции и считал, что все преграды перед поступлением в прославленное пограничное училище преодолены. Горло болело, шёл период послеоперационной реабилитации. Кушать ничего нельзя было. Да и не хотелось из-за неприятных ощущений в горле. Три раза в день Мурату в качестве еды давали по одному маленькому кусочку сливочного масла. Через три дня добавили к маслу небольшую порцию манной каши.
Через десять дней Мурат вернулся домой. Мать только разводила руками и причитала:
– Ну, зачем тебе это училище! Неужели нет других институтов! Вон как похудел! Наверное, килограммов десять, а то и больше потерял. Исхудал весь, как из концлагеря вернулся.
И действительно, его спортивная олимпийка висела на нём, будто это не его вещь. В брюки пришлось продеть ремень. Рубашки висели на нём, будто это не его, а старшего брата. Мурат только теперь чувствовал, насколько сильно он похудел. Там в госпитальной одежде всё выглядело обычно, как в больнице и потому худоба казалась малозаметной и даже не значительной.
Утром следующего дня Мурат пришёл в школу, в свой класс. Все спрашивали, что с ним случилось, чем болел, что за операцию он перенёс и почему он так выглядит, будто его голодом морили целый месяц. Пришлось обо всё рассказать и убедить, что он никому не опасен, ничем не болел и не болеет, а так надо для поступления в военное училище. Вот тогда весь класс узнал, куда собирается поступать после школы Муратбаев. Все хвалили его, кроме Миры. Она наедине с ним с возмущением заявила:
– Ты зачем туда собрался поступать? Ты почему не посоветовался со мной?
– А почему я должен был советоваться с тобой? – ответил ей вопросом на её возмущённые вопросы.
– Я думала, что мы с тобой будем поступать в один институт, и будем учиться вместе, – высказала свои планы Мира.
– Как вместе? В какой институт? – стал раздражаться Мурат.
– В какой? В такой, какой выберешь ты сам! А я пойду в любой, в какой ты пойдёшь. А в пограничное училище девчонок не принимают. А так я и туда готова за тобой.
Их разговор так и не привёл ни к чему, что удовлетворяло бы Миру и успокоило бы её.
Закончилась последняя школьная весна. В школе прошли выпускные экзамены и вечер. Выпускной вечер Мурат провёл в кругу своих друзей. Только под утро на центральной площади города к нему подошла Мира.
– Где ты был? Я тебя с вечера искала.
Мурат чувствовал свою вину перед девушкой. Было чувство схожее с разоблачённым предательством. Он стал оправдываться:
– Да, вот, друзья позвали с собой. Посидели у Павлика. Потом сюда пришли. И я тебя что-то не видел.
Мира, как бы, не слушая его оправдания, грустно сказала:
– Ну, вот и всё. Закончилась школа. Я так не хотела этого. Девчонки рады выпуску, а я нет. Прошу тебя, не пропадай! Слышишь? Приходи ко мне. Я хочу видеть тебя. Слышишь?
– Мира, у нас с тобой теперь почти нет времени. Надо серьёзно готовиться к вступительным экзаменам.
– Ты что, меня избегаешь? Ты любишь другую? Она из нашей школы?
– Да никого я не люблю.
– А меня?
– Не знаю! Я теперь ничего не знаю кроме пограничного училища.
Она отвернулась и быстро ушла. Почти год Мурат не видел Миру.
Желание поступить в Алма-Атинское высшее пограничное командное училище КГБ было у Муратбаева настолько велико, что подготовка к вступительным экзаменам захватила его всецело и настолько глубоко, что весь распорядок дня и все помыслы направлялись исключительно для этой цели.
Мурат установил себе жёсткий распорядок дня, который выполнял строго и даже азартно. В четыре часа утра он вставал, умывался и с учебниками, тетрадями отправлялся на тыльную сторону дома в семейный палисадник, где под вьющимся виноградником стоял стол и скамейка. Свежий утренний воздух располагал к теоретическим занятиям. В восемь утра завтракал, а затем полчаса проводил на диване. В девять вновь садился за учебники, расположившись за письменным столом отца, который в это время уже был на работе. Обед в четырнадцать часов, полчаса лёжки и вновь самостоятельные занятия до самого ужина. Затем ещё пару часов занятии и в постель на сон. Он и по воскресеньям так же занимался бы, но отец выдавал ему карманные деньги и отправлял на весь день отдохнуть от учебников и конспектов. Мурат сам поражался своей целеустремлённой усидчивости и тому, как легко выдерживал установленный распорядок дня. А ещё он удивлялся тому, что он познавал из учебников. Он познавал то, что должен был знать ещё в девятом и десятом классах обучения в средней школе. Он делал вывод, что многое упускал в школе на занятиях. А теперь форсировано нагоняя упущенное из школьной программе обучения, он более осознанно и глубже изучал пройденные учебные науки. Мурат сделал для себя вывод о том, что вредные привычки сродни лени, и легко усваиваются, а полезные – достаются только трудом.
Довольно таки успешно выдержав все вступительные экзамены в пограничном училище, в конце августа Муратбаев, как и другие абитуриенты, одержавшие такие победы, предстал перед мандатной комиссией училища. Комиссия определила, что наилучшим для Муратбаева было бы учиться на командном факультете, хотя он подавал документы на политический факультет. Ему отказали в зачислении на политический факультет, так как Мурат не состоял в рядах Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи (ВЛКСМ). Чтобы попасть на политический факультет требовалось обязательное членство в ВЛКСМ, а ещё лучше – в КПСС (коммунистическая партия Советского Союза). Политический факультет высшего пограничного училища имел некоторые преимущества перед командным. Быть прямым проводником политики самой сильной в мире и единственной в СССР всё охватывающей партии было престижно и перспективно. Мурат ещё в школе дважды пытался вступить в ряды ВЛКСМ. Но сбыться этому, было не суждено по простым причинам. В первый раз на заседание комсомольского бюро по вопросу его приёма в комсомол Мурат прибыл не в белой рубашке, как это было принято в те годы в стенах средней общеобразовательной школы. Он предстал перед членами бюро ВЛКСМ школы в модной пёстрой рубашке, да ещё и без пионерского галстука. Он тогда считал, что из пионерского галстука уже вырос и тем более в классе все ученики, кроме него уже состояли в комсомоле и потому никто пионерских галстуков не носил, а только комсомольские нагрудные значки. Ему сразу было отказано даже в рассмотрении вопроса о его приёме в ВЛКСМ по его внешнему виду и отсутствию на его шее красного пионерского галстука.
А второй раз, через год, прямо за полчаса до заседания бюро он подрался с кем-то возле школы. Такой факт был замечен самим директором школы. По этой причине на основании информации директора школы по Муратбаеву заседание бюро ВЛКСМ школы, не открываясь, закрылось. И всё же, находясь вне рядов комсомола, Муратбаев не ощущал себя обделённым и каким-то образом, не вписывающимся в портрет современного молодого человека. И вот только на мандатной комиссии не членство Мурата в ВЛКСМ начало играть против него.
Но вот, один из членов мандатной комиссии в звании полковника взял слово и добродушно улыбаясь, заступился за Мурата:
– Товарищи, а давайте посмотрим на вступительные оценки абитуриента. Я лично вижу достаточно высокий общий бал. Есть ещё одна причина удовлетворить заявление Муратбаева. Вспомните, кто проводил с абитуриентами дополнительные консультации по математике, когда товарищ Зайцев был сильно занят в КазГУ и не мог прибыть к нам? Мурат Муратбаев проводил консультации с другими абитуриентами и тем самым помогал преподавательскому составу. А что касается не членства в комсомоле, так это можно скоро поправить в первом же периоде его обучения на политическом факультете. Учитывая это и его оценки, полученные им на вступительных экзаменах, считаю, что Мурат вполне достоин быть в рядах комсомола и на политическом профиле нашего училища. Я лично поддерживаю устремления этого молодого человека служить партийно-политическим интересам пограничных войск.