Угонщик.

— Ты, что, думаешь, что я совсем тупая и издеваться тут надо мной будешь…

— Ну все-таки, подскажите, что мы натворили?

— Натворили? Ломились в дверь квартиры, когда ребенок был один, напугали ее…

— Можно вашу дочь позвать, так сказать, уточнить детали?

Дама развернулась и гаркнула:

— Ира! Быстро сюда!

Загадочная Ира, выглянувшая из комнаты в коридор была сильно уменьшенной копией мамы.

— Ира? Ира, я сейчас расскажу твоей маме, как мы к тебе приходили, а ты, если я неправду скажу, то прервешь меня. Хорошо? — я дождался кивка девочки и начал: — Мы позвонили в дверь. Так как ты не открывала, но было слышно, что в квартире кто-то есть, мы звонили долго. Так?

Дождавшись кивка ребенка, я продолжил:

— Когда ты отозвалась, мы сказали, что это милиция и попросили открыть дверь и ответить, где может быть твоя подружка Яна. Так?

— Моя дочь с этой шалашовкой…- взвилась мама Иры.

— Можно, я закончу! — я орать тоже могу.

— Ты ответила, что дома никого нет, кроме тебя, и ты открывать не станешь. Я ответил тебе, что ты правильно делаешь, что не открываешь, но попросил рассказать где Ира, и мы сразу уйдем, либо мы придем позже, когда будет кто-то из взрослых, но нам все равно придется вернуться. Ты сказала, что ничего не знаешь, и мы сразу ушли. Так дело было?

Ира заторможено кивнула, как бандерлог, при встрече с удавом Каа.

— И на что вы жаловаться собрались, уважаемая?

— Мне дочь рассказала чуть по-другому. — мадам бросила испепеляющий взгляд на съежившееся у косяка чадо: — Но моя дочь с Янкой этой не общалась. Я ей запретила.

— Не, ну это конечно все меняет. Я вас попрошу, с нашим сотрудником пройти куда-нибудь, и он, от вашего имени, напишет объяснительную.

— Это еще зачем? — мама Иры сдаваться не собиралась.

— Так положено. Мама Яны сказала, что ваши девочки дружили. Это в протоколе записано. Мы обязаны опросить или вашу дочь или вас по данному поводу. Формальности.

— Я вам еще раз говорю, моя дочь не имеет ничего общего с этой вертихвосткой. И моя дочь никогда бы так не сделала, как эта…

— Отлично. Тогда расписку напишите, и мы пойдем?

— Какую еще расписку?

— Ну как какую. Расписка дана в том, что моя несовершеннолетняя дочь не такая порочная как ее подруга Яна, и если она исчезнет, я не буду обращаться в органы внутренних дел, так как с ней ничего плохого случиться не может.

— Вы какую-то глупость сейчас сказали!

— Да нет, Татьяна Николаевна Бурова, это вы глупости сейчас творите. Пропал ребенок шестнадцати лет, и какое бы вы мнение не имели о поведении Яны, она ребенок, а ее мама, такая же женщина, как вы, уже сутки бегает по району, ищет свою девочку. И вы, вместо того, чтобы помочь нам, скандалы устраиваете на пустом месте, не даете нам работать.

— Ладно, пойдемте писать ваши бумажки. Только обувь снимайте. — хозяйка и Руслан исчезли в глубине квартиры. Я и Ира, не поднимающая глаза на меня, остались стоять в коридоре. Ну раз девочка глаза не поднимает, я сам сунул ей в лицо фотографию, потом еще одну, потом…

На третьей фотографии девочка отпрянула от меня и закрыла лицо руками.

— Что, не понравилось? — я сунул в карман фотографии из старого розыскного дела: — Ведь тут все так же начиналось. Девочка ушла из дома. Подружка знала, с кем она встречается, но промолчала. А рассказала она обо всем, что знала, только когда труп девочки нашли через полгода, в лесу, ветками закиданный и погрызенный живностью лесной. А когда преступника нашли, то оказалось, что в этот момент девочка еще была жива, и ее можно было спасти. А знаешь, почему на похоронах гроб закрытый бывает? И то, что от красивой девочки осталось, совсем не в белом, венчальном платье хоронят, а скорее, в мешке.

— Там не преступник! — еле слышно прошептала Ира.

— Расскажи, мы сами разберемся. Нам главное убедиться, что с Яной все в порядке.

— Там не преступник. — Ира воровато оглянулась в сторону кухни, откуда доносились неразборчивые голоса: — Она с мальчиком познакомилась, взрослым. Сказала красивый. Он ее на дачу позвал, на шашлыки. Янка и меня позвала, сказала, что ее парень друга позовет, но я маму побоялась…

— Как парня зовут?

— Не знаю, вернее не помню, Слава или Стасик. Она сказала, что на дачи надо плыть на пароходе, но это долго, или «Метеоре», за полчаса добраться можно. И еще пешком идти три километра. А больше я ничего не знаю.

— Как пристань называется?

— Не знаю. Ягодная или Рябиновая, или еще как. Я правда не знаю. Вы только маме не говорите, она мне с Янкой запрещает общаться, а больше со мной никто не дружит.

— Понятно. Ладно, пока. Сотруднику нашему скажи, что я его внизу, в машине жду.

Когда Руслан, спустя десять минут, вышел из подъезда, я терзал атлас автомобильных дорог СССР. Территория нашей области занимала две страницы этой толстой книги и часть пристаней регулярных рейсов речного флота на карте было обозначено. Ягодное название имела только пристань «Черемушки», до которой судно на подводных крыльях шло от «Речного вокзала» примерно сорок минут, а «бюджетный» теплоход телепался часа три-четыре.

— Ну что, взял объяснительную?

— Да, взял. — Артур гордо показал бланк.

— Молодец. А мне Ира на ушко сказала, что Яна с взрослым парнем поехала на шашлыки, за город, скорее всего вот сюда! — мой палец ткнулся в голубой якорек на карте.

— Почему ты меня отослал дурацкое объяснение брать? — решил обидеться стажер.

— Объяснение не дурацкое, а необходимое. Я же правду сказал, что если мама Яны сослалась на дружбу с Ирой, должна быть бумага от Иры или ее мамы А, кроме всего прочего, ты выполнял ответственное дело — отвлёк маму Иры, так как при маме Ира никогда бы ничего мне не сказала, очень уж она маму боится. Поехали в отдел — надо дежурному доложить, что мы накопали.

В РОВД дежурный равнодушно махнул рукой:

— Вон материал проштампованный по «потеряшке», суньте объяснительную туда и, тебя Павел, у кабинета заявитель ждет.

— Ты меня, Михалыч, извини, но я бы, на твоем месте, отправил бы нас девчонку на дачах искать. — сидеть в душном отделе не хотелось категорически, а вот мотануть на природу, поискать неторопливо пропавшую девчонку, искупаться, по возможности, захотелось неимоверно.

— Объясни?