Страница 9 из 10
Невысокая, полноватая, пышногрудая, с усеянным многочисленными веснушками лицом, она была совершенно безобидной и очень любила петь песню про Катюшу. Найда исполняла ее с таким серьезным и одновременно по-детски милым выражением лица, покачивая, как это зачастую делают детишки, головой из стороны в сторону, что вкупе с опять же по-детски «исковеркованными» словами действительно не могло не вызывать улыбки.
Конечно, – так было и так будет, очевидно, всегда, – детвора над нею потешалась, совершала всяческие проказы и очень часто, чтобы вдоволь посмеяться над больной, заставляла ее спеть. Сергей же всегда старался избегать участия в подобных шалостях, поскольку ее общество он находил для себя крайне некомфортным. Впрочем, именно выражение лица Найды во время пения ему даже нравилось и совсем не казалось таким смешным, каким его находили остальные.
Хотя он и был озорным компанейским мальчишкой, и подраться мог запросто, и похулиганить, и стащить, что плохо лежит, за компанию, однако, если его друзья, в том числе, начинали, щеголяя своими остротами друг перед другом, подшучивать над Найдой, он всегда уходил в тень. А чтобы один на один с нею вдруг остаться, так это вообще, не дай бог такому было случиться.
Поэтому, когда вначале лета, входя во двор одного заброшенного разваливающегося кирпичного дома, – место сборища «своих пацанов», – Сережа вдруг услышал доносившееся из-за дома и уже давно ему знакомое: «Рацетали ябони и гухи…»; он поначалу хотел тут же развернуться и уйти прочь, чтобы с ней и вовсе не встречаться. Но потом все-таки решил хотя бы мельком взглянуть на честну́ю компанию. Зайдя за дом, обнаружил там группу разношерстных по возрасту ребят, полукругом обступивших ступени. На них стояла раздетая донага Найда и громко пела свою «знаменитую» песню. Все «зрители», в зависимости от возраста и «жизненного опыта», кто с довольной ухмылкой, а кто и с затаенным дыханием, рассматривали девушку.
Сергей сразу было отпрянул, машинально отвернувшись от поющей. Но потом под воздействием какой-то непреодолимой силы обернулся обратно, жадно впился глазами в столь доступную женскую наготу и некоторое время находился в полной ее власти. И, все же, когда его взгляд, наконец, добрался до лица поющей, когда он увидел, как обычно, покачивающиеся из стороны в сторону движения головы, а эту картину дополнили, будто разрезая полотно, следующие от глаз бороздки слез, к нему вернулась даже, пожалуй, с удвоенной ее концентрацией привычная смесь растерянности, жалости и чувства вины. Правда, на сей раз вместе с ними еще явились обида и злость. Обида за беззащитную душевно больную, претерпевающую такое постыдное унижение, а злость на себя, еще минуту назад жадно пожинающего плоды этого унижения, и людей сие унижение устроивших.
– Отдай, – Сергей потянулся к находящемуся в руках Антохи, на пару лет старшего и бывшего на голову его выше, платью Найды.
– Вали отсюда, молокосос, – небрежно оттолкнул его тот.
Ярость в одно мгновение вскипела в голове, а уже в следующее он нанес ею вышедший необычайно сильным удар в Антохину грудь.
– Потом допоешь, – виновато улыбаясь, Сережа видел лишь ее глаза, мокрые и благодарные, – Оденешься и допоешь…
Вот и на сей раз, лишь только инвалидную коляску с девочкой направили от моря вглубь берега, он лег на песок, якобы наблюдая за игрой подростков в мяч. Чтобы, когда они будут проходить мимо, не смотреть на девочку и таким образом ее не смущать. Да и самому не чувствовать неловкость. Они прошли в нескольких шагах, но не покинули пляжа, а расположились буквально метрах в пяти позади. Мальчик мгновенно принял решения полежать еще минут двадцать для приличия, а потом подняться и уйти. Ведь если это сделать сразу, то они обязательно посчитают, будто он ушел, из-за того, что ему неприятно находиться рядом с инвалидом.
Он лежал на животе, а она оказалась перед ним чуток левее. И, чтобы ее увидеть, нужно было всего лишь, не поворачивая головы, перевести взгляд налево. И как-то так получилось, что как только он это сделал, их глаза тут же и встретились. Она лишь мельком задержалась на нем и даже успела при этом улыбнуться. А Сергей, наоборот, вопреки своим негласным правилам, повернувшись в ее сторону, казалось даже, что несколько бесцеремонно, рассматривал девчонку. Когда же она в очередной раз взглянула на него уже крайне смущенно, он лишь тогда, будто выйдя из оцепенения, опустил голову на песок.
Это была она. Да-да, та самая девчонка, которую он с таким усердием пытался разыскать. Сережа прижался к песку и как будто даже не дышал. Ну, как же так? Ведь она какие-то два-три дня тому назад была вполне здоровой и цветущей. И настолько резво тогда убежала, что у него просто в голове не укладывалось то обстоятельство, что теперь она находилась в инвалидной коляске. Наверное, это все-таки была не она, а просто похожая на нее девчонка. Мальчик снова посмотрел в ее сторону. В этот момент женщины на руках стали перемещать ребенка из коляски на покрывало, расстеленное на песке, и он невольно обратил внимание на абсолютную безжизненность ее ног.
Сомнений никаких не осталось – те же длинные золотистые волосы, те же выразительные голубые глаза, наконец, те же самые ямочки на щечках во время улыбки. Она опять, теперь уже как-то виновато, улыбалась. Да, это была она. И она действительно была инвалидом.
На Сережу навалилась гора смешанных чувств. Это и боль из-за такой вопиющей несправедливости, и страх из-за жестокости жизни, способной в одночасье из нормального человека сделать калеку, и все то же чувство вины за свою полноценность, на фоне неподвижности ее ног. Теперь только к этой вине добавилась еще вина за то, что, если бы не случилось тогда их злополучного столкновения в городе, то, быть может, и не последовали бы вскоре после него какие-то трагические события, приведшие ее в инвалидное кресло. Но это еще далеко не все, ощущаемое мальчишкой. В отличие от тех, других подобных эпизодов, происходивших ранее с ним, когда он сталкивался с инвалидами, теперь, вдобавок ко всему перечисленному, его внутреннее состояние дополнилось чувством небывалой привязанности, чувством трогательной детской влюбленности в особу противоположного пола и искреннего душевного сопереживания этому человеку.
Их взгляды вновь встретились. Очевидно, по отобразившемуся на Сережином лице грустному участию она смогла ощутить его доброе к ней расположение, и между ними на какие-то мгновения установился зрительный контакт. Правда, по ее взору, по выражению лица он понял, что девочка его не узнала. Когда они, смутившись, отвели друг от друга глаза, Сергея одолело вдруг какое-то нестерпимое отчаяние, и, будучи не в силах совладать со своими эмоциями, уткнувшись в ладони на песке, мальчик тихо заплакал.
Сколько времени он так пролежал, сказать трудно. Плакал он не столь долго, просто потом лежал какой-то весь опустошенный и вроде как ни о чем особо и не думающий. Из этого состояния полузабытья вывел звонкий жизнерадостный голосок:
– Фея, Фея, смотри, какой я тебе сок принесла! Заинтересовавшись, он повернулся на звук голоса, и теперь, уже совершенно не стесняясь, посмотрел в их сторону. Следующие события как будто происходили не в жизни, а прямо в самой сказке.
Златовласка также, как и тогда, в момент их первой встречи, стояла, улыбаясь, рядом с пустой инвалидной коляской и со стаканом все того же пресловутого томатного сока в руке. Сергей, уже сидя, смотрел на нее во все глаза и не верил этим самым глазам. Как будто произошел какой-то фокус, как будто по мановению взмаха волшебной палочкой действительно какой-то только что названной феи девочка-инвалид обратно превратилась в абсолютно здоровую.
– Принцесса, а ты почему так долго? Я уже сильно за тобой соскучилась, – радостно зазвенел вроде как тот же самый голосок, но говорил кто-то другой. Сережа посмотрел внимательнее и только теперь осознал, что его златовласка-инвалид так и продолжала лежать на том же самом месте, где находилась до того, потому-то собственно и коляска оказалась пустой. А та же, что стояла с соком, была ее точной копией. Девчонки оказались сестрами-близнецами. Выходит, никакой трагедии в недавнее время ни с кем не произошло. Просто ему изначально понравилась одна из сестер, которая была здоровой. Он упорно ее искал, а нашел другую – инвалида. И, приняв ее за первую, в нее-то, во вторую, окончательно и влюбился. А когда же в поле зрения вернулась первая, то оказалось, что ее место в сердце мальчика уже было занятым.