Страница 6 из 10
– Вам точно уж кушать, а то и выпить хочется. Но, все же, попросим немного потерпеть. Доктор прибудет с минуты на минуты. Может анализы еще какие понадобятся натощак. А потом уж за стол. Да, Машенька, ты бы шла на кухню, подгорит вдруг что ненароком.
– Ой, точно. Заговорилась я тут с вами, – всплеснула руками хозяйка и спешно покинула комнату. Но сразу же воротилась обратно. Возвестила о прибытии врача.
Доктор оказался суховатым пожилым и весьма неразговорчивым человеком. Не то, чтобы не говорил совсем. А совсем не говорил на отвлеченные темы. Все в основном сугубо по вопросам, сопряженным с целью своего визита. Выражаясь при этом довольно скупо, да еще и с использованием профессионального лексикона.
Нужно признать, что специалист высокого уровня угадывался в каждом его движении, в каждом взгляде и даже в каждом вздохе. Прибыл он не один, а вместе с помощницей. Которая, как бы в противовес ему, выглядела лет на двадцать моложе, была довольно пышна и весьма разговорчива. Правда, говорила тоже-то по большей части именно по своим производственным, так сказать, вопросам, но делала это с таким избыточным потоком слов и с таким воодушевленным напором, что, казалось, дай ей волю, она бы вообще рот свой не закрывала никогда:
– Так, мальчики, а ну-ка быстренько, пожалуйста, разделись, – звонко затараторила, как только комнату покинули посторонние, – До трусов. До трусов и не более того. Да не все сразу. Прошу вас. По очереди, пожалуйста. Подходим сначала ко мне. Регистрируемся, затем следуем к доктору на осмотр. После врача возвращаемся опять ко мне. Сдаем кровь из пальца, кровь из вены. Затем одеваемся. Только ни в коем случае не тянем кота за его причинное место. Нам еще нужно успеть анализы ваши в лабораторию сдать.
Собственно, одной своей тирадой Мила Ивановна, как ее представили молодым людям, сразу же все и пояснила. Да так удачно, что даже и нам с вами стала ясна суть происходящего настолько, что нет смысла прибегать к какой-то еще дополнительной детализации. Единственно, что добавим, пожалуй, это что Иван Ефимович, – как в свою очередь представлен был доктор, – настолько скрупулезно проводил осмотр, а сам осмотр был настоль многогранен, что показалось, будто врач являлся, если можно так выразиться касаемо медработника, специалистом неимоверно широкого профиля. Ибо мало того, что классически померил кровяное давление, послушал легкие, проверил горло и прощупал живот. Он еще удостоверился в целостности зубов и качестве прикуса, оценил состояние кожных покровов и мускулатуру тела, уточнил остроту слуха и зрения, а также уделил косвенное внимание «исправности» мочеполовой системы. Впрочем, делал это все, хоть и весьма вдумчиво, но довольно быстро, так что весь осмотр в целом показался друзьям не столь обременительным, а даже в некотором роде и полезным. В конце, когда молодые люди уже облачались в одежды, Иван Ефимович, неожиданно расщедрившись на словеса, назидательно изрек:
– Ну, что ж, голубочки мои. Должен признать, что для столичных птичек вы, если не брать в расчет похмельного вашего состояния, вполне себе ничего. Еще изрядно попорхаете. Опять же, коли не будете залетать, куда не следует. В случае, конечно же, позитивных результатов анализов, о которых вам будет доведено через Тихона Захаровича. Потому как длительное нахождение неподготовленного человека в ледяной воде неизвестно еще чем и в каком именно месте может вылиться. Но, повторюсь, пока все просто замечательно.
За сим врач откланялся. Удивительно, что после докторской речи словоохотливая Мила Ивановна не посмела проронить более ни единого слова. Видимо, так было у них заведено – последнюю точку всегда ставил шеф.
Какое все-таки огромное значение имеют так или иначе оказывающие на людей воздействие те или иные обстоятельства. Вот, к примеру, в нашем случае. Если мы взглянем на своих героев дней пять назад, то, конечно же, удивимся, узнав в уверенном в себе и весьма солидном руководителе столичного госучреждения, а также пусть и не в столь строгом директоре, но зато по совместительству собственнике небольшого подмосковного предприятия этих так, по сути, безропотно подчинившихся простой медсестре из кубанской станицы людей. Ну, во-первых, как ни крути, а в них еще с детства было заложено, что медработников нужно слушаться. А во-вторых, при тех обстоятельствах, в которых они оказались, разве был какой-то смысл противиться или показывать свою значимость и уж, тем более, рассуждать о какой-то, где-то и кем-то очень ощущаемой весомости? Абсолютно никакого. Обстоятельства, в общем. Мы еще не раз мысленно о них, я уверен, подумаем, по ходу развития нашей истории, но уж возвращаться к рассуждениям на эту тему не станем. Поскольку понятно ведь, что люди поступают так, как они не поступали ранее и, возможно, не поступят после, именно в силу определенно складывающихся обстоятельств.
Пока хозяева провожали медицинскую бригаду, наши друзья-путешественники осматривались в комнате. Она была довольно просторной, вытянутой по направлению от двери к окну. По правой стене тянулись шкафы, забитые снизу доверху книгами. Левая же – была увешана различного калибра картинами, довольно интересными работами, судя по «клейму» художника, выполненными рукой одного мастера.
Тимофей углубился в изучение библиотеки, в которой практически полными собраниями сочинений были представлены классики русской литературы, а также изобиловали произведения советских авторов, и крайне выдержанной представала подборка книг современных российских литераторов. Что касается иностранной – то ее представительство оказалось весьма обширным и вполне, с точки зрения книголюба Тимофея, безупречным.
Николай, в свою очередь, увлекся заинтересовавшими его произведениям живописи.
– Вот тебе и староверы, – выпорхнул наружу со словом «вот» очередной Тимохин «петушок».
– И не говори, – поддержал его приятель. Он восхищенно изучал портрет прекрасной юной особы из, скорее всего, даже не прошлого, а позапрошлого столетия, видимо, являющийся списком с какой-то известной в мире искусств, но совсем незнакомой Николаю, по сути, обыкновенному дилетанту в вопросах живописи, картины, – Были же раньше настоящие принцессы. Зацени-ка, Тима.
Крупным планом представала светловолосая совсем молоденькая девушка в нарядном бело-голубом платье с аккуратной тех же тонов шляпкой на голове. На чуть вытянутом и, как положено, бледноватом лице застыло то юное и беззаботное восхищение жизнью, которое заставляет каждую черточку, каждую клеточку, улыбаясь, светиться. И даже стремление сохранить подобающую своему сану или же положению маску благородной степенности не в силах было скрыть от созерцателя этого чудного света. Натуральность лучисто-голубых глазок и пылающих алых губок являлась настолько очевидной, что Николаю вдруг представилось, как уже буквально в следующее мгновение эта миловидная юная особа из далеких прошлых времен ступает с холста прямо на устланный толстым ковром пол.
«И о чем бы я с ней говорил?» – подумалось ему.
– Интересуетесь? – прервал Колины размышления вошедший Тихон, – Что касается литературы, эта вотчина моя. Весь в вашем распоряжении. А вот относительно живописи, уж лучше будет вам с автором побеседовать.
– А что можно и с ним самим познакомиться? – встрепенулся вышедший из своей призрачной задумчивости Николай.
– Непременно познакомим. А вот, кстати, – оборачиваясь к двери, нежно улыбнулся хозяин, – и он. Знакомьтесь: Соня, наша дочь.
Возможно, Николай, собираясь что-то произнести, открыл рот, да от неожиданности явления, представшего его взору, передумал говорить, а про рот свой открытый просто напросто забыл. Возможно же, тот открылся самопроизвольно, даже и не собираясь ничего изрекать. Неважно. Но, как бы то ни было, Коля смотрел на вошедшую высокую и стройную девушку в длинном голубом платье с белыми манжетами на воротнике и рукавах во все глаза и с широко открытым ртом, поскольку она, действительно, как будто прямо с холста и спустилась.