Маленькое сердце

– В таком случае, – ректор школы посмотрел на собеседника с брезгливостью, – у вас появится много времени. Вы уволены.

– Да как вы смеете?! – воскликнул не самый умный, как догадался герр Рихтер, мужчина. – Из-за какой-то калеки?!

– Вы уволены, – повторил герр Рихтер, потом подумал и добавил: – Я вложу чёрную карту в ваше портфолио, потому потрудитесь покинуть школу немедленно.

Вызвав хайнцеля, ректор приказал «убрать это», кратко охарактеризовав уже бывшего сотрудника школы.

Глава 3

Нас сегодня освободили от уроков, поэтому Филипп позвал меня на улицу, где оказалось действительно тепло – ну, мы же на севере Швейцарии, понятно же, что в середине сентября погода тёплая. У меня появилась возможность рассмотреть нашу школу. Это приземистое такое трёхэтажное здание, то есть невысокое, но длинное – не находишься. Перед ним пруд с фонтаном, весело бьющим радужной струёй в небо, а за школой, кажется, лес. Или парк, не разбираюсь я в них. Так и не скажешь, что дворец, но Филипп сказал, что это дворец, его построили для кого-то из королей, а тот возьми да и умри, потому отдали детям, то есть школе.

В парк мы решили пойти потом, потому что на меня опять навалилась слабость, и Филипп усадил меня на скамеечку, которых много вокруг пруда с фонтаном. Когда сижу, слабость вроде бы отпускает, а это значит… Я знаю, что это значит, поэтому хочется плакать, но этот абсолютно волшебный мальчик не даёт мне хныкать. Он меня обнимает, почти как папа, и мне хочется спрятаться за ним от всего мира. Странные у меня желания…

– Ты как, сможешь идти? – с тревогой спросил меня Филипп.

– Я смогу, – уверенно ответила я, на что он улыбнулся, медленно и как-то очень бережно поднимая меня со скамейки. После чего мы пошли в школу.

Как-то я вчера не заметила того, что увидела сейчас – на наш этаж, где гостиная, вели ступеньки. Два десятка ступенек, они оказались страшным испытанием, просто жутким. Казалось, весь мой мир сузился до этих ступенек, по которым я поднималась, стараясь не показать, как мне тяжело.

Когда добралась до верха, я уже почти стонала, потому что даже плакать уже не могла, а войдя в гостиную, просто упала, где стояла. Сердце колотилось где-то под самым горлом, не было сил встать, но Филипп меня поднял и доволок до дивана. Я для него тяжёлая на самом деле. Так грустно ощущать свою немощность. Наверное, это то, о чём говорил папа – сердечная недостаточность. Значит, скоро я не смогу ходить. Так в книжке было написано, потому что сердце моё слишком маленькое, и у него не хватает сил, чтобы разгонять кровь, а когда я стою, то сил нужно больше. Захотелось плакать, но я держала себя из последних сил. Филипп сел рядом и гладил меня по голове и спине, отчего слёзы как-то сами по себе унялись.

Наверное, надо было бы уйти в спальню, но… Вот до спальни мне не добраться… Сейчас передвигаться я могла бы только волоком. Придётся жить тут, наверное. И покушать ещё надо, а до столовой я сейчас не доберусь. От своей беспомощности я чуть не заплакала, но… Он не дал мне этого сделать.

Филипп долго спрашивал меня, смогу ли я без него обойтись несколько минут, так что мне даже стыдно стало, и потом куда-то убежал, а я лежала и думала. Почему-то тут я стала очень слабой – едва могу себя в руках удержать. Дома всегда рядом был папа, который меня даже у смерти отнял однажды, а здесь… Здесь есть только Филипп и я. А одна я, похоже, ни на что не гожусь… Ну почему? Почему так? Я не знаю ответа на этот вопрос.

Прибежал Филипп с какой-то корзинкой – раскрасневшийся, запыхавшийся, вспотевший. А в корзинке… Ой! Он бегал за едой для меня. Для меня! Достал пирожок с чем-то, приподнял меня на диванной подушке и начал кормить, абсолютно не слушая мои возражения. Ну я же сама могу! Ну, наверное…

Я уже хотела рассердиться, но он неловко поцеловал меня прямо в нос, и все возражения почему-то пропали. Не понимаю я себя совершенно. С одной стороны, какие-то слишком близкие у нас отношения, как для друзей, а с другой – хочется побыть слабой. Может, это психика от паники так защищается? Жалко, что в книге по психиатрии этого написано не было. Так хочется хоть на минутку не быть сильной, забыть о том, что со мной плохо и в любой момент может стать хуже, потому что кардиореанимации тут нет! А Филипп, он такой… Такой… Просто слов нет, чтобы описать, какой он!

А потом я лежала и читала учебник, а Филипп – какую-то книжку, которую ему принесла наш куратор. В какой-то момент я пригляделась и чуть не заплакала. На книжке было написано: «Правила и алгоритмы ухода за пациентами с сердечной недостаточностью в педиатрии». Получается, Филипп это… Это из-за меня? Он подумал о том, как заботиться обо мне? Но я же ему никто! Как же так? Разве так бывает?

Столько вопросов, а я даже не знаю, как правильно спросить. Ну, чтобы его не обидеть, я же ни за что на свете не хочу его обидеть! Он увидел мои широко раскрытые глаза и, кажется, что-то понял. Сполз с дивана и присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне примерно.

– Ты – мой друг, и я хочу, чтобы ты не плакала. Вот я читаю про то, как сделать, чтобы ты не плакала, понимаешь? – тихо сказал он мне, погладив по голове так ласково, что мне даже захотелось потянуться за его рукой. Что это со мной?!

– Ты такой… Такой… – я не находила слов, а он просто улыбался. И гладил ещё. А я просто растеклась от его ласки.

Потом пришли девочки и Бригитта. Она сначала расспросила нас о том, что и как было, а потом задумалась, оценивающе посмотрев на меня. Улыбнулась и куда-то ушла. Другие девочки сели поближе ко мне и смотрели на то, как Филипп меня кормит, потому что у него в книжке написано, что кормить надо пять раз в день понемногу. А у меня из-за слабости руки не шевелятся, и вообще ничего не шевелится. Что будет, если я захочу в туалет, думать не хочется. Если бы не Филипп, я бы, наверное, плакала, не переставая.

***

– Фрау Крюгер? Чем могу помочь? – черноволосый сероглазый мужчина в сером однотонном костюме поднял усталые глаза на вошедшую к нему ученицу четвертого года обучения.

– Здравствуйте, герр Келер, – произнесла явно чем-то озабоченная девушка. – У нас в первом «А» классе – девочка с больным сердцем. За ней ухаживает герр Кроне, но…

– Ну же, смелее, – преподаватель превращений улыбнулся.

– Вот сейчас, например, до спальни она дойти не может из-за самочувствия. А если девочка, например, в туалет захочет? – сказала Бригитта.

– Отнести вы её не можете? – спросил герр Келер.

– Так она весит-то сколько? – ответила ему куратор первоклашек. – Хорошо, если в половину меня… Я её не подниму просто.

– Незачёт вам по левитации, – вздохнул учитель. – Впрочем, есть и другой вариант, я поговорю с мальчиком. А вы вспоминайте второй класс, а то будете мне экзамен сдавать.

– Ой… – густо покраснела девушка, не подумавшая о самом простом выходе.

***

Бригитта вернулась красная, как помидор, но повеселевшая. Сказала, что если в туалет захочу, сказать ей. Хм… Как-то меня уже смущает её предвкушающее выражение лица. Может, она не на мой счёт предвкушает? Немного страшно. Слабость, кстати, немного отпускает, и я даже, наверное, смогу сесть. Я же смогу? Нет, не выходит.

Филипп, увидев мои попытки, подскочил и быстро помог, опять поцеловав в нос. Кажется, я немножко смутилась, но вокруг никто не прокомментировал, спасибо им за это. Филипп меня погладил и предложил поспать. Спать действительно немного хочется, он прав. Очень хочется переложить на него всю ответственность за себя, а самой побыть маленькой девочкой, но нельзя. Просто нельзя. Не приведи Господь мне расслабиться – кардиореанимации здесь нет. Но, Боже, как же хочется…

Надо мыслить логически. Я умею, честное слово! Мне плохо, слабость нарастает, несмотря на таблетки. Ходить тяжело, значит… Знаний не хватает, вот что это значит. Надо взять себя в руки, а не растекаться, я сильная, я смогу! Двенадцать лет прожила и ещё смогу… Я ведь смогу, да? Ну, пожалуйста… На этой мысли глаза закрываются, и я засыпаю.