Исчезнувший клад

Он слегка выглянул из своего укрытия, но ничего не увидел. Тут крики смолкли, как будто их никогда не было, и снова наступила тишина. Анисим перекрестился, и уже хотел было дать деру в поселок, рассказать все, что он видел, и пусть урядник сам разбирается с незнакомцами и их сундуком, как вдруг услышал шаги, которые доносились из пещеры. Мастеровой снова затаился и увидел, что из пещеры на поляну вышел один из ушедших туда мужчин. Это был тот, который нес факел и говорил, что надо спрятать сундук в пещере. Больше никто не вышел. Мужчина подошел к телеге, бросил туда одну лопату, затем немного отошел в сторону, до Анисима донеслись какие-то звуки, потом мужчина снова подошел к телеге, вскочил на нее, взял в руки вожжи, и тут снова выглянула Луна и осветила его лицо.

Анисим посмотрел на него и по-настоящему испугался: мужчина ухмылялся, и его руки были измазаны чем-то темным. Мужчина взмахнул вожжами, стегнул ими лошадь, и телега быстро уехала по дороге к поселку.

От страха мастеровой долго не мог двинуться с места, но он все-таки был не робкого десятка, и решил посмотреть, что же произошло в пещере. Поминутно крестясь и читая молитву «Живый в помощи Вышняго…», Анисим вышел из своего укрытия и направился к входу в пещеру.

Внутри этой пещеры он никогда не бывал, хотя знал, что сразу от входа идет несколько ходов, они все, кроме одного, заканчивались тупиками, а один вел вглубь пещеры и оканчивался небольшим гротом. Как только Анисим сделал несколько шагов внутрь пещеры, вокруг сгустилась кромешная тьма, звуков никаких до него не доносилось, и тогда он решил сначала посмотреть, что зарыл незнакомец, а в пещеру вернуться утром, при свете дня.

Место, где что-то зарыл тот человек, он нашел быстро, слегка разрыл рыхлую землю руками, и на что-то наткнулся. На что-то завернутое в тряпку. Анисим достал ее, развернул и увидел, что в тряпке был завернут нож. Но самое ужасное, что на ноже были пятна свежей крови. От ужаса у него перехватило дыхание.

«Нет, об этом рассказывать никому нельзя! Этот страшный человек погубил четыре душеньки. И меня убьет, если узнает, что я все это видел, и нож его нашел!»

Трясущимися руками, Анисим завернул окровавленный нож в тряпку, положил его в землю и зарыл на том же самом месте. После этого он прикрыл место опавшей листвой, хвоей и сучьями, и, уже не оглядываясь больше ни на что, побежал в городок к себе домой.

Прибежал он домой под утро, сыну своему сказал, что заблудился в лесу, решил ночью не плутать, а дождаться рассвета.

Глава 1.

60-е годы XX века, город Касли.

Стоял теплый августовский вечер. В горнице за столом вокруг самовара уютно расположились три девушки – Катерина, Сабира, Валентина – и хозяйка дома, бабушка Катерины, Таисья Кирилловна. Дед Кати, Василий Константинович уже к этому времени ушел спать. Он все жизнь проработал на заводе и привык рано вставать, с первыми петухами, и поэтому всегда ложился засветло. Ночи были теплые, и он любил в это время спать на сеновале, давая возможность женщинам посплетничать и почаевничать.

Дом Таисьи Кирилловны и Василия Константиновича стоял на углу улицы и проулка. Он находился на пересечении улицы, идущей от озера по городу, и проулка, который с одной стороны уходил в самую Елань (лес с травянистыми полянами), а с другой стороны переходил в одну из главных улиц городка – улицу Труда. Сам дом был небольшим, всего на три окна, которые кокетливо посматривали на улицу вышитыми занавесками. Перед домом был разбит зеленый палисадник, окружающий дом с его строениями и вдоль проулка. В палисаднике густо разрослись акации, тянули вверх свои цветы ярко-бордовые мальвы и раскинулись высокие кусты уже начинающей созревать уральской вишни.

В доме было всего три комнаты: горница, середа – маленькая комната-столовая, и кухня. Центром дома служила большая русская печь шестком и полатями. Зимой дом дополнительно отапливали голландкой – круглой печью, обшитой крашенным железом. В горнице и на середе было по одному окну, которые выходили во двор. Большое окно кухни выходило в проулок, и из него хорошо было видно старинное каслинское кладбище.

Еще в доме были сени, большой амбар, погреб и крытое крыльцо с двумя лестницами. Двор дома закрывался массивными деревянными воротами с калиткой, ворота были украшены чугунным каслинским литьем.

В доме у стариков гостили внучка Катерина и ее подружка Сабира, а Валя жила в Каслях, но в доме на соседней улице. С Катей они дружили с детства, и частенько бегали друг к другу в гости через огороды. Сабира и Катерина были студентками, и учились в Свердловске, а Валентина, окончив техникум, уже работала. Крепенькая, невысокая шатенка, с вьющимися пышными волосами, она всю жизнь прожила в этом маленьком городке, и в ее речи явно проскальзывал местный акающий говор с растянутыми гласными.

– Я вот все удивляюсь на вас, – взяв себе еще одну мягкую, сдобную баранку, сказала Сабира. – Как это вы живете рядом с кладбищем?

– А что такого? – спросила Таисья Кирилловна. – Обычное место, как любое другое.

Бабушка Катерины была еще не старой, хотя ее немного старила деревенская одежда – широченная юбка, кофта с длинными рукавами и фартук, который она носила почти всегда.

– Ну, как же, ведь это же кладбище. Вам должно быть страшно, никто не любит кладбищ. Кать, а ты как? – продолжала удивляться Сабира. По своей природе она была любознательной девушкой, а особенно ее интересовало все необычное и таинственное.

– Да я родилась в этом доме, все мое детство здесь прошло, – пожала плечами подруга. Ее тоже привлекало все таинственное, но, в отличие от Сабиры, для нее многие необычные вещи стали привычными. Этому способствовала жизнь с бабушкой Таисьей Кирилловной, которая была местной травницей и знахаркой. – Как-то я никогда не думала о том, что мы живем рядом с кладбищем.

– Я вот тоже на соседней улице живу, – встряла Валентина, – и никогда не боялась.

Валя, в отличие от своих подружек, была более приземленным человеком. Как говорят, она твердо стояла на земле, она уже работала, и у нее не было времени заниматься «всякими глупостями».

– Я не всегда жила у кладбища, а вот переехала сюда, да привыкла, – спокойно сказала Таисья Кирилловна. Бабушка Кати вообще говорила мало, и всегда по существу.

Кладбище и правда было совсем рядом с домом, где жили бабушка и дедушка Екатерины. Оно было старинным и очень самобытным. Кладбище находилось на косогоре, и его со всех сторон окружали лужайки. Вся его территория была огорожена каменной широкой стеной из плит, раньше она была высокой, но с течением времени некоторые плиты раскрошились, и стена превратилась в удобное место для игр местной детворы. От входа вглубь кладбища вела центральная аллея, вдоль которой стояли большие и маленькие литые чугунные фигуры. В самом центре кладбища на аллее стояла старинная маленькая часовня, в которой по большим религиозным праздникам проводились службы. Основными обитателями кладбища были птицы, они галдели с утра до вечера, и своим гвалтом нарушали привычную тишину этого места.

– Ну, неужели ничего страшного или необычного здесь у вас не случалось? – настаивала Сабира. – Что-то мне Катюшка рассказывала, про свадьбу какую-то. Кать, помнишь?

– А, точно, – вспомнила Катя. – Это мне бабушка рассказывала. Бабушка, – обратилась она к ней, – расскажи девчонками про чертячью свадьбу, как мне рассказывала.

– Про чертячью? – удивилась Валентина. – Что-то я ничего про это не слышала. Таисья Кирилловна, расскажите.

– Хорошо, что твой дед ушел спать, – усмехнулась Катина бабушка, – а то он все время надо мной подсмеивается, и ни во что не верит. Вы же знаете, он у нас старый партизан, ни в черта, ни в Бога не верит.

Дед Катерины, Василий Константинович, обладал очень примечательной внешностью, он был как две капли воды похож на Василия Ивановича Чапаева. Сходство было таким сильным, что на всех демонстрациях и праздничных шествиях он одевал черную овчинную в пол бурку, садился на коня, брал в руки саблю, водружал на голову папаху с красной лентой, и, подкручивая усы, возглавлял главную колонну праздничного шествия.