Страница 3 из 15
Марьяна была с бабушкой полностью согласна. Им хорошо жилось втроём, и когда мама однажды осторожно поинтересовалась у Марьяны, как бы она отнеслась к тому, чтобы дядя Витя (был такой мамин знакомый, захаживал к ним иногда) переехал сюда жить, Марьяна закатила такой грандиозный скандал, что мама больше об этом даже не заикалась.
Только печально вздохнула.
А бабушка тоже вздохнула и неожиданно объявила Марьяне, что она растёт эгоисткой. И, повернувшись к маме, добавила, что нечего ей обращать внимания на дурацкие (так и сказала!) капризы дочери, а пора уже и о собственной личной жизни подумать!
Это было в позапрошлом году, когда Марьяна ещё училась в седьмом классе. Теперь она уже заканчивала девятый, а мамина личная жизнь нисколечко не изменилась.
Как не изменилось и недоверчивое отношение самой Марьяны ко всем ярко раскрашенным клоунам.
Нет, она ничего не имела к клоунаде того же Никулина или, скажем, Карандаша. Такими, на взгляд Марьяны, и должны быть настоящие клоуны.
Клоун, который ей приснился ночью, был ненастоящим. И очень страшным, к тому же…
А ещё он почему-то неприятно напомнил Марьяне того игрушечного клоуна, которого она обнаружила вечером на лестнице.
А утром, выходя из квартиры, Марьяна вдруг с изумлением (и даже с ужасом) обнаружила, что за ночь клоун этот успел уже преодолеть все четыре этажа и теперь находился на самой середине лестничного пролёта, ведущего на их площадку. Впрочем, возможно, кто-либо из соседских детей всё же перенёс сюда клоуна вечером или даже сегодня утром…
Но как бы там ни было, Марьяна решила раз и навсегда избавиться от пугающей этой игрушки. Наклонилась, взяла в руки (как и Лёля удивившись при этом её непонятной тяжести) и, выйдя на улицу, выбросила игрушечного клоуна в первый же попавшийся мусорный бак.
В школе в этот день была контрольная по английскому, потом долгожданная экскурсия в музей, так что, увлёкшись всем этим, Марьяна напрочь забыла о судьбе выброшенной ею игрушки. И только войдя в подъезд собственного дома, и уже поднимаясь по лестнице, она вновь вспомнила о клоуне. И даже остановилась на площадке второго этажа, осознав вдруг, что боится. Боится этой странной игрушки, боится того, что она, игрушка эта, вновь повстречается ей на одном из лестничных пролётов.
Дальше она поднималась по ступенькам медленно, настороженно осматриваясь по сторонам. И лишь достигнув пятого этажа, вздохнула с облегчением.
Гуттаперчевый клоун нигде не обнаружился, а значит, это была просто чья-то выброшенная (или потерянная) игрушка. И ничего кроме…
Или же чья-то дурацкая шутка!
А ночью Марьяне вновь приснился кошмар, почти аналогичный предыдущему. С той лишь разницей, что на этот раз клоун заглядывал в окно и так же мёртво ей улыбался неизменной своей улыбкой. И елозил по стеклу толстыми белыми пальцами-сосисками, и вот-вот должен был это окно отворить…
И вновь Марьяна проснулась от собственного истошного вопля. И завопила ещё громче, когда, лихорадочно шаря рукой, наткнулась наконец-таки на выключатель и включила свет.
Маленький игрушечный клоун стоял в углу комнаты и, казалось, глаз не спускал с насмерть перепуганной Марьяны.
И вновь в комнату почти одновременно вбежали мама и бабушка. И мама, подбежав к Марьяне, принялась трясти её за плечи, а бабушка тотчас же бросилась на кухню за водой.
Потом Марьяну поили водой (вернее, пытались напоить) и брызгали этой же водой ей в лицо. А она, дрожа как в лихорадке, всё тыкала трясущейся рукой в сторону зловещей игрушки.
– Уберите её отсюда! Пожалуйста, уберите!
Бабушка наконец-таки обернулась и тоже заметила клоуна.
– Откуда это? – недоуменно проговорила она, подходя к игрушке и поднимая её. – Тяжёлая какая!
– Это я! – виновато сказала мама. – Понимаешь, я эту игрушку сегодня вечером возле нашей входной двери обнаружила. Ну и… подняла…
– Как маленькая, ей-богу! – досадливо буркнула бабушка. – Будто не знаешь, как наша Марьяшка к клоунам относится!
– Да знаю я, знаю! – всё так же виновато отозвалась мама. – Не подумала просто! Вернее, решила, что это Марьяна обронила её возле двери…
– Так это ты её сюда принесла? – уже с явным облегчением вздохнула Марьяна. – И в этот угол поставила. А я, дура, и не заметила с вечера…
– Это потому, что я на полку её поставила! – пояснила мама, подходя к настенной полке. – Вот сюда. А как она на полу оказалась – ума не приложу!
– Упала, наверное… – сказала бабушка. – И Марьяшку при этом разбудила…
Марьяна хотела было возразить, что игрушечный клоун, если бы даже и свалился ночью с полки, никоим образом не смог бы самостоятельно докатиться до этого, самого дальнего угла комнаты. Да ещё и стоять там навытяжку, повернувшись раскрашенным ухмыляющимся лицом точнёхонько в сторону спящей Марьяны.
Но, взглянув в напряжённое, встревоженное лицо матери, Марьяна так ничего и не сказала. А бабушка, сунув игрушечного клоуна в карман халата, вышла из комнаты.
– Я его у себя поставлю, – сказала она напоследок. – На телевизор…
Вообще-то, телевизор был в зале, большой настенный, но бабушка у себя в комнате держала ещё и маленький, чёрно-белый, которым весьма дорожила. Наверное, он напоминал ей о собственной молодости…
Бабушка вышла, а Марьяна осталась в комнате вдвоём с матерью, и некоторое время они обе молчали: мать – стоя возле книжной полки, Марьяна – сидя на кровати.
– А это точно не ты его у входа обронила? – спросила вдруг мать, внимательно глядя на Марьяну. – Не ты?
– Не я! – сказала Марьяна, мотнув для вящей убедительности головой. – Я эту игрушку, вообще, в первый раз вижу!
«Вернее, в третий, – мысленно добавила она, – но тебе, мама, об этом знать вовсе не обязательно!»
– Ладно! – сказала мать, подходя вплотную к Марьяне и привычно целуя её в висок. – Пойду тогда спать.
– Иди! – произнесла Марьяна безжизненным каким-то голосом. – Спокойной ночи!
Глава 2
– А что было потом? – спросила Лёля, когда Марьяна, сообщив обо всём этом, вдруг замолчала и на довольно-таки продолжительное время. – Дальше-то что было?
– Дальше? – как-то рассеянно проговорила Марьяна и вновь замолчала.
– Ведь всё это неделю назад случилось, так?
– Две, – сказала Марьяна, подсчитывая что-то в уме. – Точнее, две недели и один день уже…
– И потом что?
– А что потом?! Ничего потом!
Последние слова Марьяна произнесла громко, с раздражением и с какой-то даже злостью, словно раскаиваясь уже в том, что так разоткровенничалась с подругой. И Лёля восприняла это как отличный повод встать и откланяться, что она и проделала незамедлительно.
– Ты что? – всполошилась Марьяна. – Уже уходишь?
– Да, мне пора! – сказала Лёля сухо. – Дел много…
– Подожди!
Метнувшись вслед за подругой, Марьяна выбежала в прихожую, где Лёля уже обувалась. – Я тебя провожу, ладно?
– Ладно! – несколько удивлённо проговорила Лёля. – Проводи.
Подруги уже выходили на лестничную площадку, когда Лёля, случайно взглянув на подругу, вдруг заметила у неё в руке всё того же игрушечного клоуна.
– Зачем ты его взяла? – спросила она, показывая на клоуна.
– Кого?
Марьяна тоже посмотрела на свою руку.
– Не знаю, – сказала она, но голос Марьяны прозвучал как-то не очень убедительно. Вернее, совсем даже неубедительно он прозвучал.
– Ты снова хочешь его выбросить?
– Выбросить?
Марьяна вновь посмотрела на собственную руку (вернее, на клоуна, крепко зажатого в ней), потом она перевела медленный взгляд на Лёлю… Вновь взглянула на клоуна…
– Ну да, выбросить… конечно же, выбросить… давно собиралась…
Лёля ничего на это не ответила и первой стала спускаться по лестнице. Марьяна за ней. И обе при этом молчали.
Лёля вдруг поняла, что не верит подруге. Ну ни капельки ей даже не верит! Марьяна всегда, с самого раннего детства, слыла великой фантазёркой и выдумщицей, и Лёля знала это лучше, чем кто-либо. Знала и всякий раз покупалась на дешёвые розыгрыши подруги. Вот и сейчас «купилась» в сотый, наверное, раз!