Страница 46 из 102
Разбойник устало вздохнул.
– Не сберёг... Не умел он убивать, Давмир этот. И защищаться толком не умел. Сердце у него, дурака, слишком доброе было. Потому он стал одним из первых, в Эсендаре, в ту ночь. Одним из первых, кого я потерял тогда. Когда началась резня… Там головы сложили такие ребята! Они даже не воины были, а духи тьмы, призраки. Куда уж Давмиру! Он погиб на моих глазах. Одним из первых в ту ночь, когда кровь от ужаса стыла в жилах. И было всё, как в кошмарном сне, только гораздо страшнее.
Пред невидящим взором Эла, словно вновь вставали картины прошлого.
– Тогда я узнал, что такое смерть. Хоть много раз я видел, как приходит Вечная Дева отнимать наши жизни. Но только там, в Эсендаре, когда словно волчью стаю загнали нас легавые в ловушку, я почуял, как смерть схватила меня за горло, и отовсюду во тьме зиял её оскал. Она косила самых лучших моих ребят, собирала свой кровавый урожай. А мы метались, как загнанные в угол крысы, бессильные, отчаявшиеся, очумелые от ужаса. Мы верили, что эсендарская вольница неуязвима. И вдруг оказалось, что мы так же слабы и ничтожны, как все люди. Это было страшно, Наир! Не умирать… нет! Куда страшнее видеть смерть вокруг, гибель друзей, и быть не в силах это остановить. Воровская судьба – не стрела, так петля, – невесело хмыкнул разбойник. – Страшно, Наир…
– Я знаю, Эл, – мрачно кивнул лэриан. – Страшнее не придумаешь. Ты бы тише говорил о своём ремесле. Здесь ушей полно. Пусть за руку не пойман, но если донесёт кто стражам порядка о твоих речах, мы можем надолго загреметь в темницу…
– Не боись, Ушастик! Мы теперь под защитой её светлости миледи Лиэлид. Да продлят Небеса её дни и пошлют ей побольше сахара в чай! – пафосно произнёс Эливерт, вздымая руки вверх. – И пусть подавятся все легавые этого городка, пусть захлебнутся собственной слюной, но я не намерен прятаться сейчас. Должна же быть хоть какая-то выгода с того, что мы лижем зад этой Лиэлид. Мы уже не так далеки от Жемчужных Садов, здесь её почитают как Мать Земли, и нам нечего опасаться, мой друг. Назовись я хоть Владетелем Мрака – никто не тронет нас, ведь мы под покровительством миледи Лиэлид. Однако я отвлёкся…
– Да, – кивнул Наир, – чем же закончилась история Вириян и Давмира?
– Собственно, их историю я уже закончил, – пожал плечами разбойник. – Давмир погиб в Эсендаре, и с тех пор это уже история только лишь Вириян, вдовы-невесты, так и не ставшей женою. Я выжил, – вздохнул Ворон. – Единственный из всех, как тебе известно. И спасло меня чудо по имени Миланейя. Когда я встал на ноги и начал покидать лес, я отправился в Сальвар навестить Вириян. В вольнице есть обычай, если кого-то из наших убивают, остальные должны позаботиться о его семье, о близких, если таковые имелись. Как правило, в стаю собираются одинокие бродяги, у которых ни кола, ни двора, ни жены, ни даже пса. Но у Давмира была Вириян… И мать. И кто-то должен был принести им злые вести о его гибели. Тёмным этим вестником, как единственный выживший, стал я. Стоит ли говорить, что моему приезду Вириян, мягко говоря, не обрадовалась. Ясно-понятно, она обо всём догадалась ещё до того, как я открыл рот для приветствия. Явился один, и этим всё было сказано…
Эл развёл руками, тяжко вздохнул.
– По правде сказать, она догадывалась, что её Давмира больше нет, ещё раньше, до моего появления. Ведь больше года от него не было никаких вестей. Зато молва приносила страшные сплетни о Эсендарской резне, о том, что стражи порядка перебили там всех воров, и жители города теперь могут спать спокойно. Мать Давмира, наверное, тоже чувствовала, что её единственного сына нет уже на свете. Она не дождалась вестей, ни плохих, ни хороших – умерла той зимой. А я приехал по весне, четыре месяца спустя. Вириян увидела меня и разрыдалась. Она всё знала, но до той минуты ещё верила, ещё надеялась, что каким-нибудь чудом Давмиру удалось уцелеть. Сердцу всегда хочется верить… Я убил её последние надежды и обрёк на безысходность. Она до сих пор меня ненавидит за это.
Эл снова замолчал – нелегко ему давалась эта история.
– В тот вечер, вернее ночь, мы долго сидели, и говорили, и молчали. Она ревела навзрыд, потом плакала совсем беззвучно. Проклинала меня за то, что втянул Давмира в свои дела и не уберёг от смерти, что из-за моей глупости, из-за того, что поверил продажной девке, погиб её ненаглядный. И тут же возносила хвалу Небесам, что хоть я уцелел. Плакала от жалости ко мне и ко всем остальным. И спрашивала, зачем я встретился на пути её жениха. И тут же утверждала, что я был его лучшим другом, и сам Великий Небесный послал ему меня в трудный час. Словом, сложные у нас с Вириян отношения. С одной стороны, пусть и ненароком, стал я причиной гибели её жениха, с другой стороны, я – часть её воспоминаний о нём. С кем ещё она может посидеть, вспомнить юность свою и то, каким он был, её Давмир – убийца и вор поневоле. Ну, вот, стало быть, и всё… – со вздохом закончил Эливерт. И добавил в привычной шутовской манере: – Сказочке конец, а кто слушал – молодец!
– А Вириян? Что стало с ней? – спросила, встрепенувшись, Настя, молчавшая до той минуты, как и Граю, и Наир. – Ведь уже столько лет прошло. Как она теперь живёт?
– Неплохо, учитывая, что выпало ей на долю, – Эл взглянул на Романову. – Несколько раз я привозил ей деньги – хотел помочь. В этом нет ничего особенного: помогать тем, кто остался без кормильца, в вольнице – традиция. Но она не приняла ни моей помощи, ни денег. Сказала, что они кровавые, что из-за этих денег погиб Давмир. Потом я понял, что она и в одиночку не пропадёт… Руки у Вириян золотые. Швеёй она стала знаменитой на весь Сальвар, и не только. Вся знать у неё одевается, из соседних земель приезжают. Говорят, даже Лиэлид у неё как-то платье заказывала. А такой талант всегда в почёте. Живёт она скромно, но скорее по привычке. Достаток у Вириян хороший, не бедствует. Дом и хозяйство в чистоте и порядке содержит. Одна. Давмира она так и не забыла. Да, пожалуй, и не забудет никогда. Так и живёт одна. От женихов отмахивается, как от надоедливых мух. И хранит вечную верность тому, кого увидит лишь за Гранью Мира. И пред такой верностью я преклоняюсь! Разных женщин я встречал по жизни, но такую – только одну. Уж здесь все баллады менестрелей не сравнятся с жизненной историей. Так только в сказках верят и ждут. Жаль мне её… От всего моего маленького чёрствого сердца – жаль! Ведь она сама доброта, и любить умеет, как не каждому дано. Она должна отдавать своё тепло кому-то. Вот я и подумал про Граю… Она этой пигалице всю свою ласку нерастраченную отдаст, и у Вириян, стало быть, будет родная душа, дочка…
– Однако только несколько лет прошло, – возразил Наир. – Что, если пройдёт ещё немного времени, и эрра Вириян полюбит вновь, захочет замуж, и дитя чужое станет ей в тягость?
– Нет. Это не тот случай, – категорично уверил Эл. – Вириян никогда не забудет Давмира. Поверь, Наир, лучшей матери для Граю не сыскать, и страхи твои напрасны! Вириян – женщина, достойная уважения и восхищения, с какой стороны ни посмотри.
– От тебя ли я это слышу, – насмешливо спросила Настя, – о, Эливерт, презирающий весь лживый женский род? Давно ли ты говорил, что любовь – болезнь, подобная помешательству, а все женщины – подлые змеи?
– Да, пожалуй, скоро уважать женщин войдёт у меня в привычку, достойнейшая из достойных эрра Дэини! – смеясь, ответил Эливерт. – Ваше замечание вполне справедливо. Но, может быть, я действительно не прав, ровняя всех под одну гребёнку? – Эл повернулся к Граю. – Ну, что скажешь, юная, но достойная уважения птаха? Чего притихла, цыплёнок? Поедешь с нами к эрре Вириян?
Граю сидела, насупившись, перебирала маленькими пальчиками подол платья и сосредоточенно о чём-то размышляла. Лицо её было не по-детски напряжённым, и она беспокойно покусывала нижнюю губу.
– Граю? – серьёзно окликнул её Эливерт, избегая обычных шутливых дурачеств.
Девочка подняла на него огромные ясные глаза.
– Значит, ты – вор… – сказала она, тяжело вздохнув.