Страница 22 из 35
Молодой человек пожал плечами, развернулся и направился к машине. Спустя пару минут «тойота» припарковалась перед одноэтажным зданием из белого кирпича, стоящим по улице 40 лет ВЛКСМ, и её пассажир незамедлительно вошел в деревянные выкрашенные в синий фирменный цвет «Почты России» двери. Внутри его ожидал вполне хрестоматийный деревенский почтамт. Воздух, напоенный купажом из сургуча, дешевой бытовой химии и бумаги, мерное гудение ламп дневного света, нечленораздельное бормотание то ли радио, то ли телевизора, скрытого за стойкой, и звон дверного колокольчика, сигнализирующего работникам, что в их сонное царство проник посторонний.
– Добрый день, – приветствовал незримых сотрудников «Почты России» посетитель.
– Драсьте, – буркнула всклокоченная голова, взошедшая над синей пошарпанной стойкой.
Голова застыла в старомодном полукруглом окошке, проделанном в стеклянной перегородке, увешанной календарями и ассортиментом предметов первой сельской необходимости. Молодой человек пару секунд смотрел на неё, примеряя ей образ Горгоны Медузы. Для Медузы щеки были все ж великоваты, а вот для тех забавных херувимов на стародавних картах, изображающих дующий из углов ветер, самый раз. Улыбнувшись столь остроумному сравнению, мужчина поинтересовался, кто в этом учреждении отвечает за разнос почты по адресатам.
– Го… – на автомате начала было отвечать несостоявшаяся Медуза, но бюрократическая паранойя сработала вовремя.
Нахмурившись, владычица почтамта гаркнула:
– А вы кто такой будете, чтобы я вам давала служебную информацию?! А?!
– Сухарев Андрей Владимирович, – вежливым деловым тоном отчеканил молодой человек, дисциплинированно растянув тонкие губы в улыбке. – Я представляю ГУ ЦКБ, департамент внутреннего контроля, Москва.
– Гэ… У… Цэ-ка-бэ… – встревоженно протянула голова, стремительно бледнея от столь зловещей аббревиатуры на устах.
В системе, где имя и фамилия носят сакральный характер для любого гражданина, стремящегося к максимальной незаметности – не сглазят, так жалобу какую-нибудь накатают – открытость и дружелюбие могли значить только одно. Человек, их проявляющий, имеет власть. И неизвестная аббревиатура, и мистическое сочетание слов «департамент – контроль – Москва» ясно свидетельствовали о том, что служебную информацию неожиданному посетителю выдать не только можно, но и нужно. Всенепременно и как можно скорее. Чтобы он не дай бог не заинтересовался чем-нибудь ещё.
– Гоша! К тебе пришли! – гаркнула голова и два напомаженных вареника под её носом то ли свело судорогой, то ли голова улыбнулась.
В дверном проеме за головой появился субтильный «мужчинка», как его мысленно охарактеризовал гость из Москвы. Узкие плечи скрывал тщательно ушитый форменный пиджак; растительность на длинном худом лице отсутствовала, за исключением тонких бровей, носивших следы регулярной работы пинцетом; в одном ухе чернело заросшее отверстие от «тоннеля», а мочка второго отсутствовала – ухо заканчивалось безобразным лиловым рубцом.
Гоша вцепился голодным взглядом в посетителя и тяжело задышал, ничуть не скрывая своих эмоций. Однако, когда молодой человек представился и обозначил цель своего визита, от энтузиазма почтальона не осталось и следа. Вжав голову в плечи так, что острый подбородок спрятался за воротом пиджака, сотрудник почты лишь судорожно кивал, не в силах произнести ни слова. Однако на вопросе про улицу Дороша его собиравшаяся машинально кивнуть голова замерла.
– С две тысяча тринадцатого года на этот почтамт поступило более трех тысяч отправлений в адрес граждан, проживающих по улице Дороша, и около пятисот отправлений было сделано с их же адресов. В том числе в прошлом месяце семьдесят два заказных письма, – уточнил Сухарев. – И по каждому отправителем получено уведомление о вручении. И кроме вас, Георгий, других разносчиков почты в Оборе нет.
Ошеломленный цифрами Гоша снова кивнул, и его влажные от ужаса глаза теперь были прикованы к шевелюре владычицы почтамта, которая, в свою очередь, буравила немигающим взором столичного контроллера.
– Так где же адресаты? – спросил наконец молодой человек.
– Марина Ивановна, – пролепетал «мужчинка», ища защиты у головы, которая ни в коей мере её давать не желала.
– Где адресаты, Гоша?! – рявкнула она в унисон представителю департамента.
– Что?! – удивился он и расплакался, выдувая из тонкого носа склизкие пузыри.
– Это она! – вдруг закричал он, пятясь назад в темноту подсобки. – Цыгане ей платят!
– Ой, Гоша, не жить тебе, гнида, – прошипела Марина Ивановна, не спуская глаз с посетителя.
Молодой человек с совершенно бесстрастным лицом наблюдал за разворачивающейся драмой, сути которой он пока еще не улавливал. Но смесь удивления и жгучего любопытства скрывать становилось всё сложнее. Шутка ли – целая улица без единого дома, но на тридцать три почтовых адреса которой регулярно доставлялась корреспонденция. И внезапно всплывшие посреди драматического разоблачения коррупции деревенского значения цыгане.
– А вы думаете, что раз из Москвы прилетели, теперь тут указывать мне будете?! – неожиданно преодолела страх перед начальством владычица почтамта и перешла в отчаянное наступление. – Да, цыгане там числятся! Страхом нас держали тут! А что такого?! Ну клали им письма туда, а они забирали куда-то! Что это теперь, преступление?! Хотите, чтобы Гоша к ним в лес ходил?! Да и нету их уже больше, цыган этих! Небось и писем-то получать некому!
– Цыгане? – переспросил Сухарев, выждав момент, когда всклокоченная голова наконец возьмет паузу, чтобы глотнуть воздуха для продолжения тирады.
– А корочку пусть покажет! – взвизгнул из подсобки Гоша.
– Документики-то, да! – подхватила Марина Ивановна и энергично прильнула к окошку, словно уверена была в том, что без труда протиснется в него.
– Документы у вас есть?! – возопила она угрожающе, вдохновленная внезапным бюрократическим озарением.
Молодой человек не стал дожидаться дальнейших проявлений пробудившейся в Медузе отваги и ретировался на пыльную улицу. Задумавшись, он подошел к машине с привычной стороны и, открыв дверь, некоторое время недоуменно взирал на водителя, который за время командировки уже к этому московскому недоумению привык и лишь молча ухмыльнулся.
– М-да, все страннее и страннее, – пробормотал Сухарев, обошел «тойоту» и сел с другой стороны.
– Перекусить бы! – предложил водитель.
Представитель департамента внутреннего контроля внимательно посмотрел на его похожее на луну лицо с плоским носом – водитель был родом из местной туземной деревни – и спросил:
– Слышал что-нибудь о цыганах?
– Дикие они, – как всегда лаконично ответил тот.
– Тогда поехали перекусим.
«Дело пахнет крупным мошенничеством. Фиктивные адреса, фиктивная регистрация – местные говорят, что в этом замешана банда цыган. Я еще муницпалов опрошу, а потом стоит краевые напрячь. Пусть Богданович пока банк пробьет. Если тут такой масштаб, можно слить весь портфель обратно или пересчитать дисконт».
С характерным звуком сообщение отправилось, несмотря на всего одно деление. Сухарев смахнул с экрана смартфона рамку корпоративного мессенджера и покосился на дымящуюся олдскульную тарелку с оранжевой каемкой, которую только что перед ним поставил Александр – так звали водителя, несмотря на совершенно не-александровую внешность.
– Рыба, – коротко обрисовал обеденные перспективы он и сел напротив с точно такой же тарелкой, на которой вперемешку с тушеными овощами лежали аппетитные ломтики белого рыбного филе без единой косточки.
Сухарев отложил смартфон в сторону и осторожно наколол маленький ломтик филе на древнюю вилку. Понюхал, поморщился – больше инстинктивно, ибо антураж придорожной кафешки для водителей-лесовозов не обещал совершенно ничего хорошего, – и положил в рот.
– Да ладно, – искренне удивился москвич и отправил в рот кусок побольше.
– Это ж сибас! – ответил Сухарев на вопросительный взгляд водителя. – Наисвежайший сибас. Я на Сардинии такой ел в последний раз! В Москву уже перемороженный привозят, мертвечина жесткая. А тут… Откуда?