Страница 21 из 35
– Так это была бы и моя участь? Нет-нет! А вы? Разве вы хотите переродиться в это существо?
Васса отрицательно замотала головой. Я схватил ее за руку:
– Бежим отсюда. Васса, послушайте, вы должны пойти со мной! Сейчас или никогда!
– Семёнов нас не оставит, пошлет Ивана в погоню.
– Стоит попробовать. А куда делось существо из кладовой?
– Я отпустила его к морю, – ответила Васса. – Ему там будет лучше, чем сидеть взаперти. Леонтий Петрович не хотел его выпускать. Надеялся вырастить живое божество, чтобы все уверовали еще больше. Хотел иметь власть не только над Уэленом.
В коридоре – никого. Заглянув в кладовую, я схватил ружье. Мы на цыпочках прошли мимо радиорубки. Теперь понятно, почему постоянно пропадала связь с материком. Я осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Леонтий Петрович сидел к выходу спиной. На столе у него были расставлены фигурки Древних из гостиной. Он что-то шептал над ними. На его затылке я увидел острый плавник, совсем как у отвратительного отпрыска Вассы. Скрипнула половица. Семёнов резко обернулся: его глаза заволокло белой полупрозрачной пленкой, на щеках виднелись проступавшие чешуйки. Я схватил Вассу за руку и бросился в сени. За нами гнался Семёнов, его шаги гулко отдавались в темноте. Васса прихватила пару кухлянок и выскочила в сарай. Я перезарядил ружье. Навстречу ко мне, словно завороженный, несся Семёнов. Его лицо передернуло ужасной гримасой. Я отступил на шаг и выстрелил в дверной проем. Грузное тело Леонтия Петровича завалилось на бок. Я понял, что он жив.
– Евгений, ну, где же вы? Скорее! Мне нужна ваша помощь! – услышал я крик Вассы.
Я сбежал по ступенькам, собаки разрывались от лая. Васса вывела из стойбища испуганного оленя. Она торопилась впрячь его в грузовые нарты с широкими полозьями, обвитыми китовым усом. Я помог Вассе натянуть на оленя недоуздок, поправил лямки. Олень вздрагивал и тянул ноздрями морозный воздух. Васса была так близко от меня, я ощущал ее трепет. Я неумело стеганул вожжами. Олень нехотя тронулся. Мы ехали через весь Уэлен. От некоторых яранг поднималась струйка дыма – значит, очаг еще не потушен. На темном небосклоне низко висели далекие звезды, из-за туч вышла полная багряная луна. Васса подгоняла негромкими выкриками оленя, нарты ехали вдоль побережья. В свете луны на галечный берег накатывали пурпурные волны. Они вздымались все выше, у меня захватило дух от грандиозной ночной картины, когда узкая полоска суши оказывалась во власти бушующего моря. Волны отхлынули, из самих глубин мироздания на побережье выходили странные существа, их было много: с рыбьими плавниками, пупырчатой кожей и длинными когтями на лягушачьих лапах. Глубоководные! На некоторых остались лохмотья одежды, в других еще угадывались человеческие черты. Среди них наверняка были полярники. О, нет! Кажется, я узнал Киреева, он еще не принял ужасающий облик, он звал меня. Сам океан нашептывал мне присоединиться к их неспешному, даже торжественному шествию. На горизонте, там, где море сходилось с небом, появился исполинский торс Кереткуна с черным лицом, обмотанный моржовой шкурой. Он смотрел на красную луну, а воды вокруг заполнились плавающими китами. Васса зажмурилась, узнав в одном из глубоководных своего покойного мужа, позади него по колено в воде плелся их уродливый детеныш…
Нарты неслись слишком быстро. Я знал, что олень устанет, но самое главное было выбраться с Черной земли. Вот мы минули сопки с темными вершинами, и перед нами раскинулась бесконечная тундра. Прошло несколько часов пути. Олень выбился из сил, но все еще тянул нарты. Я обернулся назад и увидел вдалеке черные точки.
– Это Семёнов послал Ивана, – крикнула Васса, – я же говорила, нам не уйти! Каюр быстро нас нагонит.
– Давай попросим духа тундры – Этына – нам помочь, – обреченно усмехнувшись, сказал я. – Иван говорил, что Этын – добрый дух. День кита – не его праздник, он не подчиняется Ктулху. Отдадим ему оленя или хоть каюра Ивана пусть забирает… Боже, что я несу!
Васса громко рассмеялась. От безысходности. Я полез в карман, достал компас и бросил его в снег. Вещь была мне дорога, я надеялся что-то доказать себе этим поступком. Упряжка собак нагоняла нас. Все ближе слышался их звонкий лай и покрикивания Ивана. Значит, Семёнов точно жив. В полнолуние после Дня кита глубоководные вышли из глубин. Это выглядело ужасающе, у меня не нашлось бы слов, чтобы описать весь этот подводный апокалипсис. И сегодня я мог бы стать одним из них! Нет, нет!.. Вдруг нарты встали, олень дернулся и упал в рыхлый снег. Что же Этын? Ему нужна другая дань? Я выскочил из нарт, помог выйти Вассе. Взяв рюкзак, мы пошли вперед, где-то позади маячили черные сопки Уэлена и раздавался зычный голос Ивана. Мы бежали по снегу, взявшись за руки, в надежде сохранить последние минуты свободы. За спиной послышались возня, визг собаки, крик Ивана. Внезапно наступила тишина. Мы обернулись и встали, как вкопанные: огромный белый медведь, непонятно, откуда появившийся в бесплодной тундре, переломил шею каюру и разметал в разные стороны покалеченных собак. Я нащупал в рюкзаке перочинный ножик, но куда мне с такой игрушкой против медведя. Косолапый встал на задние лапы, мотая из стороны в сторону обмякшее тело каюра и оставляя следы кровавой расправы на снегу. После он бросил добычу, громко взревел, глядя на нас маленькими черными глазками, и развернулся в противоположную сторону – к морю. Важно ковыляя, белый медведь растворился в снежной поземке.
– Его послал Этын! – вырвалось у меня. – Спасибо доброму духу!
– А может, это и был дух тундры? – с облегчением спросила Васса.
Я наклонился и заметил, что в снегу что-то блестит. Мой компас. Этын вернул мне вещицу. На небе заиграли разноцветные сполохи, ярко горела полярная звезда – Элькэп-энер. Добрый знак. Мы поднялись с Вассой на возвышенность. За ней мирно спало село Рыткучи, высилось здание почты и домик управляющего. Дошли все-таки. Нас приняли и обогрели, удивляясь редкой удаче не замерзнуть в тундре. Об ужасах Черной земли мы никому не сказали. Больше я не интересовался северным фольклором, не грезил Днем кита, а переехал в Петербург и стал скромным преподавателем географии в университете. С Вассой в скором времени мы обвенчались. Страшная тайна соединила наши сердца навсегда. Мы старались не вспоминать о произошедшем, но иногда во сне я слышал наступающий рокот северного моря и видел уродливые силуэты глубоководных, восставших из пенных вод…
Александр Лебедев
Моя творческая карьера началась в 5 лет с небольшого фанфика на злоключения моряка Рутерфорда из знаменитой книжки «Водители фрегатов». С 2018 года я являюсь активным участником конкурсов на площадке «Квазар», и мои рассказы можно найти почти во всех его сборниках, а также стал участником дебютного выпуска фантастического журнала «Рассказы». Пишу преимущественно фантастику.
Тайна рыбного филе
Обычным июньским утром в деревне Обор, что расположена в районе имени Лазо Хабаровского края, на улице Дороша остановился покрытый бурой пылью японский седан производства компании «Тойота». Из передней левой двери выбрался молодой мужчина, одетый слишком уж по-городскому для этих модой забытых мест. Размяв затекшие после долгой поездки ноги, он принялся озадаченно озираться по сторонам. Стоит отметить, что автомобиль остановился в самом начале улицы – на пригорке, с вершины которого она тянулась далеко вниз, теряясь за поворотом. И по обе стороны посыпанной щебнем дороги, за перекошенными заборами из одинакового серого штакетника, не было ни намека на какое-либо жилье. Лишь поросшие сорняками дворы, за которыми чернел лес.
Пассажир «тойоты» спустился с пригорка к ближайшей калитке, заботливо запертой на заржавевший крючок, и побарабанил пальцами по выкрашенному в буро-зеленый больничный цвет почтовому ящику. Прошел к следующему двору, обнаружил еще один почтовый ящик, висящий на железном столбе, и осторожно заглянул в узкую щель. Затем просунул туда смартфон, сделал снимок содержимого и потом долго изучал его, выкрутив яркость экрана на максимум. Удивленно крякнув, он проследил взглядом по дороге до того самого места, где улица сворачивала за поросший жиденьким лесом холм. Почтовые ящики единого образца перед каждым двором, ряды штакетника и мертвая тишина – ничего более он не увидел.