Страница 51 из 83
На голое тело надеть платье, конечно же, можно. Но тогда Ряху достаточно будет лишь задрать подол, чтобы ее изнасиловать. Динка же была не намерена облегчать ему задачу. После того, как он выпьет вина со снотворным, каждая лишняя минута может спасти ее от унижения. Поэтому она шла по улице и присматривалась к вывешенному у окон женскому белью, которое сушилось после стирки на осеннем ветру.
Подпрыгнув, она ухватила с натянутой между окнами веревки болтающиеся на ней панталоны, белые кружевные чулки и подвязки к ним. И, запихав свою добычу за пазуху, бросилась бежать. Лениво волочащаяся следом лошадь звонко цокала копытами по брусчатке, и Динка боялась, что она привлечет лишнее внимание. Надо было ее привязать где-нибудь, прежде чем воровать нижнее белье. Но, зная теперь, как легко стащить с лошади торбу и попону, Динка не хотела рисковать добытыми с таким трудом вещами.
У порога какого-то богатого каменного дома, выходящего фасадом прямо на широкую улицу, она притормозила. У входных дверей стояли изумительно красивые туфельки как раз под цвет ее платья. На невысоком квадратном каблучке и с кокетливой пряжкой на взъеме. Не пойдет же она на «свидание» в платье и в своих грубых сапогах? А туфельки были примерно на ее ногу, такие же небольшие, аккуратные. И стояли у дверей совсем без присмотра. Динка заколебалась, разглядывая их.
С одной стороны, это уже не было острой необходимостью, а воровать без необходимости, только потому, что так хочется, было верхом бессовестности. А с другой стороны, если она хвасталась Ряху, что у нее полно золотых монет, то он может заподозрить неладное, если она явится на встречу в сапогах. И не пустить ее в тюрьму.
— Эй, ты чего там топчешься? — окликнул ее визгливый женский голос из окна дома.
— Да вот заплутала маленько. Устала, — заискивающе отозвалась Динка, бочком подбираясь к крыльцу, на котором стояли заветные туфельки. — Можно тут присесть на минутку? Передохнуть.
— Нечего тут рассиживаться! — снова завизжала недружелюбная тетка из окна. — Проваливай отсюда, пока я гвардейцев не кликнула.
В душе Динки полыхнула злость и обида. И она еще колебалась, стоит ли красть туфельки! Если бы в голосе женщины была бы хоть кроха доброты и сочувствия к уставшей одинокой путнице, то Динка оставила бы свою затею. Совесть ни за что не позволила бы ей навредить человеку, проявившему к ней заботу и участие.
Но та злость и презрение, которыми обожгли слова незнакомой женщины, вызвали лишь безрассудную ярость и желание отплатить той же монетой. Вся накопленная горечь и обида на несправедливость жизни к ней вдруг выплеснулась в отчаянный вопль протеста.
Динка схватила с крыльца туфли и помахала ими над головой, чтобы женщина из окна увидела. А затем вскочила на лошадь и сорвалась с места в галоп.
— Стой, воровка! — неслось ей вдогонку, но Динки уже и след простыл. Свернув за угол и поплутав по переулкам, Динка соскочила с лошади, сложила награбленное в сумку и неторопливым прогулочным шагом отправилась в сторону площади. Теперь она готова.
С наступлением темноты прохожие встречались все реже, и когда она вышла на площадь, там никого не было.
Посреди площади стоял недостроенный эшафот. С закатом солнца работники разошлись, забрав с собой все инструменты. Эшафот представлял собой деревянное сооружение, похожее на гигантский стол, под столешницей которого мог стоять в полный рост взрослый мужчина или не очень высокая лошадь. Как раз такая, как та, что была у Динки.
Промежутки, между ножками «стола» были закрыты дощатыми щитами с двух сторон. С третьей стороны были сколочены ступени, позволяющие подняться наверх. А с четвертой стороны промежуток был закрыт только наполовину, оставляя зияющий вход под эшафот, словно в деревенский сарай. Динка, бросив быстрый взгляд по сторонам и убедившись, что ее никто не видит, нырнула под эшафот и затащила за собой упирающуюся лошадь.
Животное она привязала внутри под эшафотом, накрыла ее попоной, чтобы прохладной ночью не замерзла, и привязала к морде мешок с овсом, чтобы не скучала и не шумела.
Сама она переоделась в платье, панталоны, прикрепила к поясу подвязки и натянула чулки. Туфли завершили образ распутной женщины. Длинный нож она с сожалением убрала в суму, которую повесила на спину лошади под попону вместе с сапогами, одеждой и бурдюком. А короткий нож оставила прикрепленным на левом предплечье. Под длинным бархатным рукавом платья он был незаметен. Волосы завязала на макушке в пышный пучок, под который спрятала три маленьких метательных ножа. В руки взяла бутыль с вином и принялась ждать.
Этой ночью было новолуние, поэтому на темном небе ничего не указывало сколько прошло времени. Динка нервно мерила шагами пространство под эшафотом, стараясь ступать на носочки и не стучать каблуками, чтобы не привлекать лишнего внимания. Лошадь, насытившись, улеглась на живот и затихла в своем углу. А Ряха все не было. Вдруг он передумал? Решил не приходить? Динка что есть силы сжала руки в замок, пытаясь успокоиться. Вдруг прямо под эшафотом квадратный кусок брусчатки вздрогнул и начал смещаться в сторону, открывая под собой темный лаз. Динка смотрела на это широко раскрыв глаза и прикусив губу, чтобы не закричать от страха.
Из лаза показалась голова Мутного Ряха, и Динка облегченно вздохнула.
— А-а, ты уже здесь? — ухмыльнулся Рях. — Принарядилась, смотрю. Ну заходи, раз пришла, — и он протянул Динке потную ладонь. Динка ухватила его за руку и шагнула в дыру. Под ногами оказались ступеньки, ведущие под землю.
— Ой, а что это такое? Черный ход? — с детским любопытством прощебетала она, стараясь запомнить как можно лучше расположение хода.
— Да, его сделали во время войны, — пояснил Мутный Рях, нажимая на неприметный камень в стене, после чего металлическая плита в потолке сдвинулась на место. Ступени оказались деревянной лестницей, которую Рях уронил на пол и приставил боком к стене, накрыв темной тканью и делая совсем неприметной.
Темный коридор, освещенный светом редких факелов в держателях на стенах уходил в две стороны и терялся в бесконечности. Динка зажмурилась, отпечатывая в глазах картинку. Скоро ей предстоит найти это место самостоятельно. Рях, тем временем, уверенно зашагал по коридору. Динка поспешила за ним.
— А зачем сделали? — Динка бежала за ним, семеня и спотыкаясь в туфлях, которые оказались ей великоваты.
— Здесь, в тюрьме, подземелья гораздо больше верхней части, — охотно пояснил Рях. — Во время войны здесь прятали съестные припасы и деньги. А через секретный ход удобно было незаметно подвозить и сгружать их сюда.
— А демонов тоже держат в подземелье? — нетерпеливо спросила Динка, про себя считая развилки и повороты, через которые они проходили и мысленно прикидывая в каком месте площади они находятся.
— Да, тут камеры для смертников. И сюда редко спускаются, — ответил Рях. — Я здесь себе оборудовал тихое уютное местечко вдали от остальной охраны. Они думают, что я ушел спать. Так что нам никто не помешает.
Рях привел ее в коридор, одна стена которого была глухой каменной с держателями для факелов. А напротив нее находились зарешеченные камеры. В одной из них и было оборудовано любовное гнездышко.
На жесткой каменной полке лежала пышная перина, застеленная белым бельем. Посреди камеры стоял массивный деревянный стол с двумя крепкими табуретами по бокам. А на стене живописно висели вбитые железными кольями за звенья короткой цепи тяжелые кандалы. Два сверху и два снизу. На стене напротив каморки ярко горели два факела, их свет дополнял свет двух толстых свечей на столе. Свечи освещали нехитрую закуску: вареную картошку, порезанное копченое сало и миску с квашенными огурцами.
— А я как раз вина принесла! — радостно воскликнула Динка, протягивая Ряху свою драгоценную бутыль.
— Хочешь выпить? — сально ухмыльнулся Рях, раскупоривая бутылку и разливая по щербатым кружкам.
— Конечно! — отозвалась Динка. — Надо же за знакомство… И для романтичной атмосферы…