Страница 2 из 21
Вообще-то лучше начать с самого начала. И я стала думать, что во мне не так, за что мне все это? Для начала познакомлюсь я с собой заново. Разрешите представиться — Елизавета Арсентьева! Обычное имя. Зато отчество у меня — Генриховна! И до года своей жизни я имела неповторимую фамилию Пфайфель! Как сказала бабушка Мария — подгадил-таки, немчура! Немчура — это мой папенька, ну да, он немец, из поволжских немцев. Как сказала бабуля, запудрил мозги моей маменьке на третьем курсе, и вот, к дипломному проекту мамаши, появилась я, вечно орущее, вечно голодное и исправно пачкающее пеленки существо. Вытерпев всего полгода, вчерашние студенты, а ныне мои родители, решили, что хватит с них родительских забот и отбыли в даль голубую (тьфу, зараза, что она ко мне привязалась сегодня, даль эта!), то есть, сказали, что в экспедицию, то ли в геологическую, то ли археологическую, а то ли и вовсе филологическую — я не уточняла, а бабуля не распространялась. И растворились с тех пор на просторах Родины, впрочем, сейчас, может быть, уже и не Родины. Бабуля, будучи дамой обеспеченной, могла позволить себе нанять мне няню, а потом и устроить меня в ясли. Когда мне исполнился год, бабуля, задействовав свои связи, сменила мне фамилию в документах и стала я, как и она, Арсентьевой. Но папуля подгадил мне не только фамилией. Увы! Я и внешностью пошла в него и характером. Педантичная, въедливая, всегда спокойная, с равнодушным выражением на лице. В общем, характер нордический, выдержанный. Я и дралась с этим самым выдержанным характером и спокойным выражением лица. А драться мне приходилось часто, ребятня и в детсаду, и во дворе, да и в школе тоже частенько дразнили меня. К тому же я обладаю одной неприятной чертой — я прямолинейна до изжоги. Как говорит мой троюродный братец Кирюха (бравый офицер спецназа, между прочим!): "Тактичности и дипломатичности в тебе, Лизка, как в бэтре! То есть нисколько".
Да, внешность у меня того… не мечта поэта, прямо скажем. В детстве, глядя на меня, бабуля со своими сестрами говорили уверенно:
-Ничего, перерастет! Вон Катенька (моя мамуля) тоже была гадким утёнком, а потом какая красивая выросла!
Потом, лет в пятнадцать, говорили:
-Да ещё выправится!
Но уже не так уверенно. А после, когда стало ясно, что я так и останусь худой и с фигурой, в которой сзади мешком висели даже леггинсы, спереди грудь уверенно стремилась к отметке минус, бабуля, вздохнув признала.
-Ну да, красавицы из тебя не получится. Зато ты умная!
Так себе утешение. В школе я была отличницей, поэтому друзей не имела. Окончив школу с золотой медалью, я, удивив бабулю и всю родню, поступила в Плехановку. То есть экономический университет имени Плеханова. И закончив его, я ещё пару лет аспиранствовала на кафедре бизнес-аналитики. Но поняла, что и с кандидатской степенью денег на жизнь мне не хватит.
Бабуля ещё раз тряхнула своими связями и меня приняли на работу в такое солидное учреждение, как Россельхозпродукт. Хотя мне было все равно, хоть сельхозпродукт, хоть Стали и сплавы. Бизнес-аналитика везде одинакова. И вот уже шесть лет, до сегодняшнего дня, я трудилась там, в должности аналитика в соответствующем отделе. Всего нас там было семь человек, восьмой начальник отдела, милейший Петр Васильевич. Он нас всех называл девчонками, хотя самой старшей у нас было уже под пятьдесят, из относительно молодых были я и удивительно безмозглое создание Лидочка.
Как она попала на аналитику, в которой не понимала вообще ничего, а главное — почему ее держали на этой должности — тайна, покрытая мраком. Поговаривали, что у нее надёжный покровитель, один из совета директоров. При этом сие надо было произносить приглушённым голосом и поднимать глаза к потолку, а остальным сочувственно вздыхать. Всю аналитику, поручаемую ей, приходилось потом переделывать нам всем по очереди. И вот, сменился у нас начальник нашего направления, курирующий сразу несколько отделов. Красавчик, спортсмен, с дипломом Гарварда, но страшный бабник. Наши девицы все только томно вздыхали, говоря о нем.
И тут случилось три неприятности сразу — Петр Васильевич наш ушел в отпуск, мне выпало переделывать отчёт Лидочки и на наш отдел надвигалось сокращение штатов. Ясно, что предполагались две кандидатуры — Лидуся и я. Так что, в свете надвигающегося, да ещё просидев полночи за компом, исправляя и переделывая отчёт Лидочки, пришла на работу не в лучшем расположении духа. Ни на кого не глядя, достала из сумки флешку с отчётом, и громко заявила.
-Сколько можно пахать за эту начальственную грелку? Лидка, ты как диплом получила? Или купила в переходе?
Гробовая тишина, воцарившаяся в кабинете, меня всё-таки остановила от дальнейшей гневной речи. Повернувшись, увидела чудную сцену — возле Лидкиного стола стоял наш красавчик, а уткнувшись ему в английский пиджак, картинно рыдала Лидуся. Вот стерва, она даже ревёт изящно, аккуратно, нигде ни тушь не потекла, ни помада не размазалась! Промокает глазки начальственным платочком, а он наглаживает ее по спине, но рука так и норовит сползти пониже. Ощущение крупных неприятностей почувствовала даже моя плоская пятая точка. Лидуся удалилась попудрить носик, а начальник сухо предложил мне зайти к нему через полчаса и тоже удалился. Я плюхнулась на стул, не зная, что делать, а наши дамы кинулись наперебой давать мне советы.
-Извинись! Скажи, что голова болела, не помнишь, что говорила!
И много чего ещё. Сейчас даже не скажу, кто брякнул:
-Да дай ты ему! Он же ни одной юбки не пропускает! Вот и не сократит! А Лидку ее папик сверху прикроет, все и обойдется!