Страница 1 из 21
Глава 1
Я брела от метро домой, почти не видя дороги, спотыкаясь и загребая своими новенькими модными ботиночками ту кашу, что в Москве называется снегом. Перемешанный грязный снег с разными реагентами и просто солью, с добавками от автомобилей — бензином, соляркой и маслами. Зима в этом году на удивление, была снежной, и снег выпал достаточно рано, аж в начале декабря. Что стало шоком для коммунальных служб. В груди жгло, клокотало от невыплаканных слез, но глаза были сухие. Обидно было невыносимо. За что же так со мною? Нет, я понимаю, что я далеко не красавица и не являюсь "мечтой хрустальною" какого-нибудь бизнесмена-миллиардера, который разглядит во мне свой идеал, но я всё-таки женщина. Пусть и не первой молодости. Я сглотнула ещё раз, унимая горечь и соль в горле от того, что не могла заплакать. Как закаменела там, в офисе, так и ходила по этажам огромного здания с сухими, ничего не выражающими глазами и выпрямленной до доскообразного состояния спиной (впрочем, с моей фигурой это совсем несложно).
Так и ехала домой в метро, толкалась на выходе, брела по сугробам к себе домой. Удобнее перехватив коробку со своими вещами из офиса, быстрее зашагала к уже различимому родимому подъезду. Какой идиот придумал, что при увольнении сотрудник должен собрать свои вещи в коробку — непонятно, ведь в сумку же удобнее? Но мы следуем европейским стандартам и тащим эти дурацкие коробки, потом швыряем их красивым жестом на заднее сиденье машины, садимся на водительское кресло и, включив зажигание, уносимся на авто в даль голубую. А у меня машины нет и швырять эту проклятую коробку мне некуда. Даль, правда есть, но вряд ли голубая. Подойдя ближе к своему подъезду, я от досады сцепила крепче зубы и сделала не просто каменное лицо, железобетонное! Ибо шла я домой во внеурочное время и бабки-кумушки из нашего подъезда и двух соседних, паслись на двух лавочках, которые остались только возле нас. Остальные, под горестные вопли бабок, выдрал и утащил все в ту же даль бессердечный ЖЭК. Под соусом реконструкции и облагораживания нашего двора.
Придерживая норовящую упасть проклятую коробку, и нашаривая рукой в кармане пуховика ключи, не глядя на старух, кивнула им всем сразу и прошествовала мимо них. Прямо как через строй со шпицрутенами. Спину жгло от любопытных взглядов, и явственно слышались шепотки:
-Чегой-то Лизка не вовремя домой идёт? Вон, какую коробищу тащит! Видно, накупила всего, а где такие деньжищи берет? Проститутка, видать! Точно, Петровна с первого подъезда говорила, проституткой она в бане работает! Во, уработалась, едва идёт!
Тяжеленная металлическая дверь подъезда грохнула, закрываясь тугой пружиной, едва не поддав мне по зад… ну, в общем, по тому, что должно быть практически у каждой женщины, а у меня только теоретически. Ещё пролет до лифта, приехавшая громыхающая сетчатая коробка вознесла меня на мой шестой этаж, родная дверь и вот я дома.
Уронила коробку на пол в прихожей и, не раздеваясь, сама тут же приземлилась на пол, не включая свет. Ревела я долго и со вкусом, захлебываясь, подвывая, икая, растирая сопли, и валяясь по полу, как неразумная детсадовка. Пока не пришел Федька. Сев возле меня на пол копилкой, он вначале внимательно осмотрел меня и неожиданно громко, басовито мявкнул.
Да, все верно, Федька — это мой кот. Эта здоровенная беспородная полосатая сволочь, наглая до невозможности, отъевшаяся на хозяйских харчах, но корча при этом из себя независимую личность, и не желавшая отзываться ни на какое имя, кроме как на "Фиодор". Вот именно так, просто "Федор" не прокатит. Тем более банальное "кис-кис". На него тогда сразу нападает удивительная глухота. А ведь когда-то, два года назад, я вытащила его из помойки совсем крохой, поздней осенью, он от голода и холода уже и мяукать не мог, только разевал беззвучно розовый ротишко и таращил голубые глазенки. И вот на тебе, вырастила на свою голову.
Перевалившись на бок и глядя на кота, подавляя последние всхлипы с икотой, я ему сказала.
-Что смотришь, Фиодор? Не видел ик… хозяйку никогда такой? Я сама ик… себя такой не видала ик… Ладно, не таращись, сейчас встану… ик… наверное…
Кое-как, елозя ботинками по скользкому паркету (спрашивается, какого черта я вчера его натирала?), держась за стенку, я поднялась на ноги. В ростовом зеркале в шкафу я отражалась во всем своем великолепии. "Хороша" я была необыкновенно! Полурасстегнутый пуховик, наполовину вылезший из ворота широкий, модный в этом сезоне шарф, связанный собственноручно, грязный рукав бежевого пуховика — опять в лифте шаркнулась рукой! Всклокоченные волосы, утром тщательно уложенные и облагороженные покраской в ближайшей парикмахерской, чтобы не было заметно моего природного мышиного цвета. А как апофеоз — размазанная по всей физиономии тушь (а рекламировалась как водостойкая! Жулики!), перемежалась с карминными пятнами помады и вокруг глаз, как у мишки-панды, цвели почему-то черные тени, ещё утром бывшие благородного серо-дымчатого цвета. Самой страшно стало. Раздевшись и пнув по дороге подвернувшуюся под ноги коробку, пошла в ванную, смывать эту невероятную красотищу и переодеваться. Не ходить же мне по квартире в офисном костюме. Выполнив намеченное, прошла на кухню, села у стола и, подперев щеку рукой, принялась размышлять о своей нелегкой судьбе и что мне делать дальше, даль-то ведь не голубая…