Страница 39 из 90
А вот то, что я увидел, очень сильно мне не понравилось. На огромной площади перед довольно высокой ступенчатой пирамидой собралась толпа примерно в две тысячи рыл, громко скандируя то самое «Олле!» под грохот барабанов. Одеты они были кто во что, но в общей своей массе производили точно такое же впечатление, как и мои пленники. Этакие средневековые дикари, среди которых то здесь, то там мелькали вооруженные копьями, луками и мечами воины в одеждах из шкур с бронзовыми вставками и головными уборами, украшенными перьями.
И приветствовали они вовсе не вышедших на поле футболистов, а скрюченного то ли жреца, то ли шамана в пышных одеждах, богато украшенных золотыми побрякушками и все теми же перьями. Он стоял на самой вершине пирамиды, широко расставив руки в разные стороны и, задрав голову к небу, что-то орал, явно пытаясь перекричать толпу.
Затем, повинуясь резко взвывшей трубе, шум смолк, а к довольно кивнувшему старикану подвели четырех упирающихся женщин, с которых тут же начали срывать те обноски, в которые они были обряжены. И вот тут я чуть было не уронил свой монокуляр, потому как руки откровенно заходили ходуном от внезапной догадки. Точнее сказать, я вдруг понял, что мысль, которую так долго и старательно гнал от себя, совершенно внезапно оказалась истинной.
Это были… дроу. Темные эльфийки с характерными длинными, острыми ушами, белыми волосами, прекрасными лицами и телами антрацитово-черного цвета. Самые настоящие эльфы, которых…
Первую из стоящих рядом со жрецом женщин потащили к медленно поднявшемуся прямо из пола алтарю. Она сопротивлялась, что-то кричала, но мучители были сильнее, и вот она уже лежала, тяжело дыша, растянутая за руки и ноги на черном камне, а старик, медленно подойдя к ней, поводил руками над телом, а затем достал что-то из-под мантии. Поднял над головой и резко опустил ей на грудь острие обсидианового ножа.
Дальше наблюдать за происходящим я не смог. Из пирамиды к редким облакам и стоящему в зените солнцу ударил поток сансарной энергии такой силы, что почти мгновенно выжег маджи-матрицу монокуляра, превратив ее в почти бесполезную пластиковую трубку с потемневшими линзами.
На поляну я вернулся в смешанных чувствах. Какое-то время посидел у байка, собираясь с мыслями, а затем, подойдя к пленнику, вытащил у него кляп изо рта. Чингачгук-Крокодил хотел было сказать что-то скабрезное и даже расплылся в презрительной улыбке, но раньше, чем он произнес хоть слово, мой кулак впечатался ему в скулу, опрокинув заоравшего от боли мужика на землю.
Кажется, я ему что-то сломал, но мне было все равно. Никакой жалости к этим людям я более проявлять был не намерен. Сминая в кулаке металл нагрудной пластины, в бликах начищенной бронзы видя отблески своих пылающих алым огнем глаз, я поднял его одной рукой за грудки и, не щадя, приложил спиной о ствол дерева, а затем еще, и, слегка придушив, прорычал, глядя прямо в поплывшие, уже слегка ошалелые глаза:
— У меня тут появились кое-какие вопросы, — я еще раз тряхнул рыцаря, попутно приложив его о шершавую кору и, снизив голос почти до шепота, добавил: — И поверь, вы ответите мне на каждый из них…