Бич Нергала

Чуть оправясь от потрясения, он глянул вниз, во двор, и зубы сами по себе заскрежетали от бессильной злости и отчаяния. Кони из повозок выпряжены, верховые не оседланы. Невозможно даже сжечь обоз, чтобы не достался Конану.

«Может, всю гостиницу подпалить?» – мелькнула свирепая мысль.

Нет. Тоже не успеть.

Он спрыгнул с крыши на стог соломы, истерическими воплями созвал своих людей и вскочил на коня. На востоке рос дробный топот копыт.

Шестеро всадников хлестнули коней и понеслись вскачь, поднимая над дорогой желтую пыль. На гребне невысокого холма они остановились и повернулись к подворью. Когирцы неотвратимо приближались к разбойничьему обозу, громадные сокровища падали к ним в руки, как спелые сливы. Ямба обливался слезами, разглядывая серый прямоугольник постоялого двора и недлинную колонну сверкающих конников. Передний, с непокрытой головой и черными волосами, рассыпанными по широченным плечам, смотрел на гребень холма.

«Узнал! – догадался Ямба. – Ну и глаза!»

Когирский отряд уже вливался в ворота постоялого двора, а бусарский иноходец киммерийца топтался на обочине дороги – видимо, Конана одолевал соблазн преследовать дезертиров. Но Ямба чувствовал: не будет горячей погони. Под когирцами усталые лошади, да и сами воины выглядят не слишком бодро, видать, немалый путь проделали. Непременно задержатся. «Что ж, сволочи, – беззвучно обратился к ним кушит, и по щекам снова потекла влага, – вас ждет царский подарок».

– Пожалуй, я вернусь, – произнес вдруг хрипловатый голос слева от Ямбы.

Кушит в изумлении оглянулся. Флад Кровосток задумчиво ерошил гриву коня – у него была привычка теребить повод, сидя в седле, но сбруя осталась на постоялом дворе.

– И я.

Кушит оглянулся направо. Сахим, худощавый угрюмый афгул, видимо, тоже не шутил.

– Да вы что, парни?! Рехнулись? Он же вам задницы на головы напялит!

– Надо с ним поговорить, – нехотя объяснил Флад. – Может, все-таки согласится перейти на нашу сторону. Или хоть обоз вернет.

– Чего? Обоз вернет? Командир? Да ты точно свихнулся, Кровосток! Всегда был маленько чокнутый, а теперь совсем доехал.

Ван поморщился.

– Мне не нравится прозвище Кровосток. Я вообще терпеть не могу клички. И я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я могу договориться с Конаном. Мог бы с самого начала это сделать, но не решился. У нас с Конаном одинаково сложные мозги. Знаком тебе принцип «чем сложнее устройство, тем выше вероятность сбоя»? Скажешь да – ни за что не поверю. Наложение копии чужого разума всегда повышает вероятность сбоев в деятельности мозга. В случае с Фладом или Сахимом, даже с Дазаутом, это не так уж опасно, однако Конан – совсем иного склада человек. Но сейчас выбирать не приходится. Короче говоря, ты, Ямба, поезжай в Даис и ни о чем не тревожься. Передай Тарку, что мы с Сахимом все уладим, Конан приведет обоз в целости и сохранности.

Флад ударил коня пятками и двинулся вниз по склону, афгул – за ним. Чернокожий десятник и остальные трое бандитов, раскрыв рты, провожали их округлившимися глазами.

– Как думаешь, получится? – спросил Сахим товарища, когда они спустились с холма.

– Вторая копия? А Митра его знает. – Флад пожевал в задумчивости губами. – Погрешность, конечно, будет неимоверная… Без опытов, без вывода общей закономерности… Ладно, поживем – увидим.

– Лун бы не одобрил.

– Лун? – Флад рассмеялся. – Да, Лун бы не одобрил. Если бы имел выбор.

У ворот постоялого двора они спешились перед сумрачным голубоглазым всадником, побросали оружие на дорогу, подняли, ухмыляясь, руки.

– Мы – не мы, – откровенно предупредил Флад. – Мы от Бен-Саифа. Не спеши нас казнить, Конан. Надо потолковать.

Киммериец хмуро усмехнулся.

– Все о том же?

Краем глаза Флад заметил слева худого всадника на породистом коне – что-то в его облике показалось знакомым. Но ван не стал оборачиваться, он смотрел на Конана, пытался прочесть его мысли. Пока – по выражению лица. Худой всадник легонько тронул коня шпорами, подъехал к другому когирцу, о чем-то зашептался с ним. Флад почувствовал, как в его душе растет тревога. Все-таки он где-то видел раньше этого человека.

– Нельзя ли, – хрипло спросил он Конана, – нам с тобой поговорить с глазу на глаз?

Конан снова усмехнулся.

– Как с дамой Когира?

Тревога вздыбилась, точно вода, прорвавшая плотину. В мглистом уголке захваченного разума обреченно завыл искатель приключений из далекого Ванахейма. Он явственней, чем новый обладатель его тела, уловил могильный холодок в голосе киммерийца.

«Пора!» – сказал себе ван и устремил взор в голубые зрачки Конана. И вмиг покрылся холодным потом. Безмятежно улыбаясь, Конан смотрел в небо. Любовался птицами, плывущими в вышине.

За спиной раздались торопливые шаги. Флад не успел обернуться – свет померк перед глазами, в ноздри ударил запах ячменного зерна и мешковины. И пыль. Он закашлялся и услыхал крик и хруст ломаемой кости. Сахим повернуться успел. А зря.

– Успокойте его, – произнес позади тонкий, но твердый голос, и Флад вспомнил, наконец, тощего всадника, замеченного уголком глаза. Барон Ангдольфо. Нет! Зивилла, неукротимая когирская дворянка, в теле изменника. Сзади вана крепко держали за шею. Он задыхался, кашлял, крутил головой и размахивал руками, пытался стащить с головы или, на худой конец, разорвать толстое рядно. Вотще. Он обмяк от страшного удара в лицо. Втроем или вчетвером мускулистые когирцы скрутили его в считанные мгновения.

– Флад ты или Лун, – услышал он равнодушный голос киммерийца, – мне с тобой разговаривать не о чем. Ни с тобой, ни с Тарном, ни с Бен-Саифом. Я не любитель толковать с предателями, по которым веревка плачет.

Флад вытолкнул языком изо рта мякину и выбитые зубы и ощутил, как по подбородку течет струйка крови и слюны.

– Но у тебя есть шанс. Слышь, Флад?

Ван приподнял голову.

– Мне даром не нужна твоя вшивая шкура, – пояснил киммериец, – но ты обидел женщину. Если сумеешь добиться ее прощения, катись на все четыре стороны. Юйсары, иди сюда. Это Кровосток из отряда Тарка, он был в твоей деревне. По мне, так справедливее всего отдать его тебе. Что скажешь, красавица? Есть у него возможность загладить перед тобой вину?

– Есть. – Флад задрожал, услыхав счастливый девичий смех. – И еще какая!

Воин, похожий на медведя, угрюмо озирал руины храма Митры. По ним гулял вялый пожар, из груд обломков то и дело выныривали змеиные языки пламени. Вокруг храма полегли десятки апийцев – дорого дался им последний очаг сопротивления в богатейшем и красивейшем городе Нехрема. Еще больше степняков лежало на алтаре Митры вперемешку с обломками стен и беломраморных статуй, и безжизненными телами защитников.

Мутный взор Кай-Хана рассеянно обежал уцелевших апийцев, которые уже грабили по своему обыкновению мертвецов, и остановился на двух последних жителях Бусары. Один из них, сказали Каи-Хану, зарубил четырех лучших воинов, а другой, совсем еще мальчишка, после первого, неудачного, приступа догадался выползти из храма на площадь и набрать у павших степняков агадейского оружия – ослепляющих стрел, плюющих ядом «жал» и бутылей с «нектаром Мушхуша». Защитники храма быстро научились обращаться с диковинами, и после третьего кровопролитного штурма Каи-Хану стоило огромного труда бросить людей в решающую атаку.

– Как зовут? – спросил Каи-Хан старшего, запрокинувшего к небу безглазое лицо. Храбреца вытащили из-под обломков и привели в чувства только для того, чтобы предать мучительной смерти. Ему успели выколоть глаза и непременно убили бы, если б не вмешался соправитель Апа.

– Сафар, – сипло ответил бусарец и схватился за отбитую грудь. – Командир… пешей городской стражи.

– Хорошо потрудился, Сафар. – Соправитель Апа снова мазнул взглядом по ковру мертвецов. – Но плетью обуха не перешибешь. Ты готов уйти на серые равнины?

– Я уйду… – Сафар на мгновение умолк, дернул кадыком, изо рта вывалился кровавый сгусток, – …к светлому престолу Митры. Серые… равнины… для таких шелудивых псов, как ты.