Няня для телохранителя

— Маш, давай ещё на пол-октавы выше, и мой новый работодатель тебя точно услышит или вон…его свора ушастая передаст.

Моя сердобольная тормозит с соболезнованиями и придирчиво рассматривает сначала двух охранников, ждущих у ворот, а потом меня.

— Хмм… если взяли, то чего такая вселенская скорбь с огнём жажды убийства в глазах?!

Зависаю на секунду. Нет. Не буду ничего ей говорить! Знаю я эту барышню… она же первая Яровому правду матку донесёт про меня и малыша. А он только мой! Сегодня я в этом точно убедилась!

— Жить придётся в этом храме тюремного заключения, даже вещи велели тебе ко мне доставить. Бог данного Олимпа отчаливает в командировку через пару часов, так что няня им позарез нужна была. Взяли с испытательным сроком, пока служба безопасности не проверит всю мою родословную до десятого колена, включая молилась ли я в детстве. Сама понимаешь, что от ТАКОЙ радости биться точно не стоит. Мои махинации всплывут сама знаешь чем, и меня выкинут как бездомного котёнка без оплаты труда.

Лицо Машки в минуты моего словесного поноса дорогого стоит, что непроизвольно хочется и дальше продолжать, но затыкаю рот, пока лишнего не наболтала.

— Охренеть, как земля-то вертится! — отмирает подруга. — Вещи-то я тебе сейчас привезу и попрошу Мармеладик внести тебя в их базу, чтобы там более реально всё было для официальной проверки, а вот насчёт всего остального… а ты там в юности никого того …

Шутит, коза! Весело ей!

— Нет. Только если сейчас тебя придушу.

— Нее, любезная. Не сейчас однозначно. Тем более такая у тебя работка наклевывается. Думаю, тебя просто запугивали.

— Ну-ну! Это ты просто папочку не видела.

— Хорош?!

— Ага. Смертельно.

Вздыхаю, но Мария тут ни при чём.

— Маш, спасибо за помощь. Извини, что придётся смотаться туда-сюда.

— Пустяки. Тем более это была моя инициатива тебя сюда устроить, — весело подмигивает и обнимает. — Ты только не переживай! Малышу нашему вредно. Помни, пожалуйста, об этом.

— Помню. Пойду я. Меня там экономка должна в курс дела ввести.

Мы быстро прощаемся, и я топаю обратно в дом, чувствуя спиной взгляды моих теней. Писец…как привыкнуть-то теперь.

Варвара Петровна оказывается женщиной чуть за пятьдесят, разговорчивая и улыбчивая, что хоть немного помогает мне выдохнуть. Были у меня чёрные мыслишки про старую мегеру под стать своему хозяину.

— Вероника, вы не переживайте. Главное, глаз с Лики не спускайте. Она у нас большая охотница до приключений, а отец ей во всём потакает. Сейчас, когда Ираида Тихоновна в отъезде, Захару непросто. Столько дел, что хоть порвись, а я тоже не могу за ней постоянно приглядывать. Сами понимаете, кухня не то место, где может обитать пятилетний ребёнок.

Киваю, киваю, а сама попиваю домашний компотик, врученный мне в руки заботливой Варварой Петровной.

— А кто такая Изольда Тихоновна? Мама Лики?

— Нет. Бабушка. Мама Захара. А мама Лики… — и женщина слегка бледнеет и нервно вытирает ладошки об большой фартук, повязанный на её талии. — Её нет.

— Умерла? — загробным шёпотом переспрашиваю, а у самой компот в горле застревает.

Не сам ли её Яровой прикончил?!

— Нет. Вроде бы, жива, но о ней вслух нельзя говорить. Особенно при Лике. Хорошо?

Снова киваю и делаю жест рукой, что рот на замок застегнула. И вовремя.

— Варвара Петровна, вы здесь? К вам сегодня новая нянечка, — раздаётся бас Ярового, что я непроизвольно плечами передергиваю.

Господи, побыстрее бы он в свою командировку свалил.

— А вы уже тут. Познакомились? — и, взглянув на меня как на пустое место, сразу обернулся лицом к экономке.

Мне же предоставили изучать широкую спину, затянутую в пиджак, что едва не трещал под мощью богатырских плеч, задницу и ноги. Всё идеально сидящее, как с иголочки, ботинки слепили своей чистотой.

Педант Хренов! Но память предательница напоминала, как иногда приятна бывает педантичность в сексе, когда он, распяв тебя под собой, проверил каждый миллиметр твоего тела и довёл каждую ноту до охренительного оргазма.

— Вероника Андреевна, снова спите?

Чёрт! Отрываю глаза, как оказывается, уже от ширинки мужских брюк. Успеваю подметить, что там как-то объёмно, но бьющий по мозгам голос Ярового вытесняет ненужные мысли.

— Вы за ней приглядывайте, Варвара Петровна, а то ещё заснёт на целый день.

— Я не сплю днём, — стараюсь говорить спокойно, не выдавая своего напряжения, но голос всё равно слегка охрип.

Гормоны, мать их, яичники!

Наши взгляды встречаются, и в его — прямая угроза и ненависть. Вот, вроде, ничего ему не сделала …

— Надеюсь, не спите. Ваш трудовой договор. Ознакомьтесь за время моего отсутствия, — протягивает мне тонкую папочку и, когда я пытаюсь её забрать, не отпускает. — И без фокусов, Земляникина.

А вот это точно угроза! Так бы и стукнула по башке этой самой папкой. Только сначала надо будет табуреточку подставить.

— Конечно, Захар Панталонович, — выдаёт вместо меня мой дух разрушения, и даже отчество начальства этот гад не поправил.

В голубых глазах проскальзывает моя будущая смерть через удушение, но нервы у Ярового не то чтобы каменные, они из того самого титана.

Мужчина уходит, прощаясь с экономкой, а я пытаюсь вдохнуть. Оказывается, и дышать позабыла.

Варвара Петровна внимательно смотрит на меня, и я жду нотаций. И самое обидное, что женщина будет права — нельзя себя так вести с руководством. Тем более печальный опыт имеется, но, когда Панталонович рядом, меня буквально распирает показать, какая я … нехорошая.

Наверное, это персональная реакция на него. И в клубе тоже самое сработало, что, не зная его имени, кончала под ним так, как в последний раз.

— Вероника, вы не подумайте, что Захар специально именно с вами так … холоден.

Да что вы говорите?! — кричит моё нутро, но я лишь поджимаю губы.

— Понимаете, у него обстоятельства. Он не любит женщин. ВСЕХ.

Застываю как птичка на проводе. Яровой гей???

— Он по мальчикам?

— Боже, что вы! Нет, конечно.

Выдохнула.

— Он просто женоненавистник что ли, — сокрушается женщина о печальной судьбе её хозяина. — Бедняжка.

А я вдруг подумала, что лучше бы Панталонович был геем. Ну, ведь проще жить, зная, что переспала и скоро родишь от гея, чем принять факт тотальной ненависти только потому, что ты посмела родиться женщиной.

— Ага. Совсем бедный.

На мозги.

Чувствую, если меня не выкинут отсюда через неделю, сразу по возвращении Ярового, то я, наверное, сама отсюда сбегу.