Страница 41 из 78
Глава 21
—
—
—
К зданию университета мы подъезжаем одновременно со звонком, знаменующим начало занятий, но не то, чтобы меня это сильно парило. Репутацию вечно опаздывающей и не сильно заинтересованной в учебе студентки я уже заслужила, так что очередная задержка вряд ли сделает хуже.
И, пока я думаю о том, чтобы прогулять первую лекцию и нагло завалиться к кураторше на кофе, Филатов ставит байк на подножку, спрыгивает сам и, подхватив меня подмышки, помогает слезть и аккуратно опускает на землю. От такого простого движения у меня почему-то перехватывает дыхание и желудок ухает в пятки, но Ванька на этом не останавливается. Снимает с меня шлем и балаклаву и тянется пригладить мои растрепавшиеся волосы.
— Это не обязательно, сосед. Агата Павловна же не смотрит, — я пытаюсь замаскировать охватившее меня смущение коротким безразличным смешком, но Иван меня не отпускает, распутывает пальцами мои запутавшиеся пряди и легко мажет губами по щеке, прощаясь.
— Хорошего дня, Кнопка. В конце концов, проще один раз вжиться в роль и не выходить из образа.
Прикладываю максимум усилий, чтобы не поддаваться соседскому очарованию, окутывающему с головы до ног, и очень стараюсь не раскручивать тему «а что, если бы Филатов не был таким бабником». Запахиваю полы его куртки плотнее, потому что дождь начинает падать крупными каплями и забираться за шиворот, и мчу в сторону входа. Взлетаю по ступенькам, не оборачиваясь и в кои-то веки не спотыкаясь, и скрываюсь внутри, не замечая внимательного взгляда, упершегося между лопаток.
— Васильева! — неразборчиво кричит мне вслед охранник Сергей, дожевывающий пончик в шоколадной глазури, потому что я снова забыла пропуск дома и нахально перепрыгнула через турникет, наплевав на бдительного стража порядка и установленные в коридоре камеры.
Ускорив шаг, я миную поворот и пинаю покатившуюся под ноги пустую банку из-под кока-колы такому же отъявленному прогульщику, как и я. А потом без зазрения совести фланирую мимо аудитории, где мой поток пытается не уснуть и все-таки записать материал за монотонно читающей Минаевой. Бедные правильные студиозы.
Поправив лямки любимого рюкзака с единорогом, поднимаюсь на третий этаж и, постучав в дверь каморки Кольцовой условленным стуком, распахиваю настежь дверь.
— Упс, — судя по ладоням Ангелины, покоящимся на груди у взъерошенного парня, ответа стоило подождать. — Извините, я позже загляну.
— Не надо, Алена, Серов уже уходит, — кураторша не без труда выдворяет сопротивляющегося брюнета вон и, оттерев со лба пот, устало падает на стул, так что я понимаю, что, если бы обе хотим кофе, заваривать его придется мне.
И я проталкиваюсь между сваленным в беспорядке реквизитом, чуть не запутываюсь в ярко-оранжевой цыганской юбке и едва не роняю на пол свежераскрашенный ватман прежде, чем пробраться к примостившемуся в самом углу электрическому чайнику. Под молчаливое одобрение подруги достаю из ящичка стратегический запас «Нескафе» и рассыпаю по кружкам живительный порошок, игнорируя букет полевых ромашек и плитку молочного шоколада, лежащие перед Кольцовой.
— Не спрашивай, — стонет она откуда-то из-под накрывших голову рук, я же молча опускаюсь напротив Ангелины, помешивая сахар ложкой. — И вообще, почему ты не на паре?
— Там скучно, — припечатываю кураторшу железобетонным, по моему мнению, аргументом и осторожно отхлебываю глоток жженной жидкости, постепенно возвращающий мне бодрость и любовь к окружающему миру. И я уже почти готова сотрудничать и с деканом, и со старостой, и культоргом, когда Линка приподнимает свой узкий подбородок и топит меня в подозрении, застывшем в глубине светло-зеленых глаз.
— Васильева, солнышко, а скажи-ка мне, пожалуйста, — тон Кольцовой не обещает мне ничего хорошего, поэтому я невольно подбираюсь, вытягиваясь в струну, и застываю с кружкой у рта. — Почему целая группа в курсе твоей беременности, а я нет?
— Потому что я тоже о ней не в курсе! — от такого радужного известия кофе я все-таки давлюсь, заплевывая ни в чем неповинные ведомости на краю Ангелинкиного стола, и кровожадно прикидываю, кому снять скальп за такую невероятную сплетню.
— Ну, наличие жениха ты-то отрицать не будешь? — продолжает допрос с пристрастием кураторша, и я уже жалею о том, что приперлась сегодня в универ. Пила бы чай с Агатой Павловной, лепила бы вареники с вишней и горя не знала.
— Фиктивного! Фиктивного, Кольцова!
И как настойчиво я ни доказываю приятельнице, что просто помогаю попавшему в беду соседу, она все равно мне не верит. Только хихикает, как первокурсница, и через предложение повторяет: «Ну, хоть на свадьбу-то позовешь?». Так что из этой обители я вылетаю злая, как ведьма на метле, и сравнявшаяся по цвету со спелым помидором.
Следующий семинар проходит сумбурно, и надо, наверное, благодарить провидение за то, что Яков Григорьевич в упор не замечает мою персону, разрисовывающую поля тетрадки непонятными ромбиками и треугольниками. Сегодня профессор избирает своей жертвой старосту и гоняет его по всему материалу так, что у бедного Кольки выступает испарина на висках. И в любой другой день я бы обязательно позлорадствовала и отпустила бы пару язвительных шуточек, но перед глазами до сих пор стоит вчерашний поцелуй, о котором я не могу перестать думать. Гадский Филатов!
По окончании пар в тренировочный зал я вваливаюсь такая же заведенная, чуть не срываю скрипящую дверь с петель и в довершение приземляю тяжелый рюкзак на ногу Шанской. Совершенно случайно. Но она не разражается привычным криком, вместо этого гаденько улыбается и постукивает пальцами по колонке, из которой звучит приглушенный трек.
— Гормоны шалят, да, Васильева? Правда, залетела?
— Правда, и рожу через девять месяцев, но на концерте станцевать успею, — гаркаю так, что все присутствующие в классе замирают, разглядывая меня, как восьмое чудо света.
На что я лишь равнодушно пожимаю плечами и иду на свое законное место — справа в последней линии. Злата так и не переставила меня ближе, наотрез отказавшись идти на поводу у Зориной, и сейчас я ей за это благодарна. Меньше ненужного внимания.
— Что стоим, кого ждем? — Лиля, по обыкновению, вбегает в зал за минуту до начала тренировки и разряжает своим появлением атмосферу. — Поехали! Пять, шесть, семь, восемь.