Страница 3 из 6
Ещё издали Игнат увидел на кромке леса два чума и пасущихся невдалеке оленей. Первоначально его охватила радость, сменившаяся беспокойством: как его встретят хозяева чумов? Сначала бросился бежать, затем перешёл на привычный темп ходьбы.
Первыми его заметили собаки и с громким лаем обложили со всех сторон, как медведя. Он крутился в их кольце, подставляя посох то одной, то другой собаке, подбежавшей к нему слишком близко. На лай из чума выскочили два человека. У одного в руках был карабин. Он громко крикнул собакам на своём языке, и они послушно отошли от Игната.
Это были эвенкийские лайки[1].
Приближаясь, Игнат рассматривал мужчин. Они были без головных уборов, в лёгких рубашках и брюках. На ногах обувь до паха. Видимо, выскочили второпях на лай собак. Вскоре к ним присоединились две женщины. Они были одеты в суконные кафтаны, борта и подол которых окаймляли цветные полоски ткани. На ногах, как и у мужчин, высокая обувь, сшитая из ровдуги – замши, изготовленной из оленьей шкуры. Женская обувь имела оторочку и орнамент из красного сукна. Игнат отметил, что они были ниже среднего роста, круглолицы, с чёрными жёсткими волосами. Подойдя к ним, поклонился и поздоровался:
– Здравствуйте!
– Тебе тоже здравствуй, – ответил старший тунгус.
В его голосе чувствовалась настороженность и удивление. Игнат решил быть откровенным. По его тюремной одежде тунгусы сразу догадались, кто он. Поэтому спокойно произнёс:
– Я бежал из лагеря. Меня осудили за анекдот, прошу помочь мне выбраться на Большую землю.
– Однако говорить в чуме надо. Проходи.
Старший тунгус откинул шкуру на чуме, образовав вход в жилище. Все вошли внутрь. Женщины сняли верхнюю одежду и повесили на гвозди, вбитые в жерди чума. На них остались лёгкие кофточки и юбки. Видимо, кафтаны служили защитой от гнуса. Перед Игнатом предстало внутреннее убранство чума: в центре стояла металлическая печка-буржуйка, на ней закопченный чайник. В стороне стоял низенький столик. По периметру у стен лежало несколько узлов из оленьего меха. В них был весь скарб кочевников. Часть пространства отгораживала матерчатая штора. «Наверное, спальное место», – подумал Игнат. Пол устилали оленьи шкуры. Ноги чувствовали, что под ними уложены доски.
Хозяева уселись на пол, Игнат последовал их примеру и представился:
– Меня зовут Игнат. Скажите, пожалуйста, как мне называть вас?
– Мы из рода Сычегир. Моё имя Берке, в переводе на русский язык – «Меткий». Жену зовут Иладина – «Разжигающая огонь», – сказал старший эвенк и показал рукой на супругу. – А это мой сын Юрген – «Восходящее солнце» и его жена Алана – «Ласковая».
Иладина обратилась к невестке:
– Гостя надо кормить. Однако, сильно голодный.
Молодая эвенкийка поставила перед ним низенький столик с отварным мясом, лепёшкой и налила в эмалированную кружку чай, заваренный листьями брусники и чагой. С приветливой улыбкой произнесла:
– Кушай на здоровье.
В её узких тёмно-коричневых глазах мелькнул огонёк. На округлом лице выделялись широкие скулы, чёрные брови и припухшие губы. На чистых мягких щеках зардел румянец. Игнат перевёл взгляд на Иладин. Её лицо ничем не отличалось от лица невестки. Игнату почему-то показалось, что лица эвенкиек похожи на мягкие зарумяненные булочки, недавно вынутые из духовки. По его предположению, старшей паре было лет по сорок пять, младшей – по двадцать пять.
Он достал из-за пазухи пучок мха, извлёк из него двух окуней, запечённых до черноты, и положил на стол. У него давно текли слюнки, проснулся притупившийся голод, но прежде чем приступить к еде, он начал рассказывать o себе.
Берке перебил его:
– Ешь, на сытый желудок говорить лучше. У нас длинный путь, успеешь рассказать, что захочешь.
Игната не надо было уговаривать. Он взял кусок мяса, отломил немного лепешки и стал жевать. Мясо было вкусным, а вот лепешка издавала привкус рыбы. Непривычная еда не испортила его аппетит. Он не знал, что эвенки делают муку из сушёной рыбы и добавляют её в хлеб и во многие другие блюда. Во время еды поглядывал на хозяев. Мужчины были худощавыми, на их лицах отсутствовала растительность. Одежда не отличалась от одежды русских[2].
Насытившись, Игнат спросил:
– Вы постоянно живёте на этом месте?
– Наши родовые охотничьи угодья около Енисея. Мы кочевали к моему брату Селемэну, живущему на берегу реки Таз. Мне надо было повидаться с братом, а Алана давно не виделась с родителями. Она дочь моего брата. Он пасёт очень большое колхозное стадо оленей. Когда оленей отбирали и сводили в один большой табун, брат плакал. Он знал в лицо каждого своего оленя и не мог с ними расстаться. Ему предложили стать колхозным пастухом. Теперь его шибко уважают. Даже построили деревянный дом. Он редко в нём бывает. Зимой и летом кочует со стадом оленей. Проживая в доме, ставит в комнате чум.
Когда время подошло ко сну, тунгусы оставили Игната спать на оленьих шкурах, а сами удалились в соседний чум. Там состоялся семейный разговор.
– Отец, что будем делать с пришельцем? Власти требуют беглецов выдавать. Если узнают, что мы его скрываем, нас арестуют.
– Скажем, что везём сдавать, но ещё не доехали.
– За поимку беглецов обещают мешок муки или винтовку. Можно привезти только уши беглеца.
Предложение сына возмутило отца, и он спросил:
– У тебя нет мяса?
– Есть!
– У тебя нет муки?
– Есть!
– У тебя есть дети?
– Нет.
– Думай головой, а не языком.
Юрген женат третий год на двоюродной сестре, но Алана ещё не родила ребёнка. Обычай тунгусов допускал в таких случаях связь с чужим мужчиной.
В разговор вмешалась Иладина:
– Игнат, однако, хороший человек. Рыбу умеет ловить.
На следующий день тунгусы покидали стойбище. Мужчины запрягали оленей, женщины разбирали чумы, Игнат помогал женщинам.
Берке развязал сыромятные ремни на одном из тюков, достал свою запасную одежду и протянул Игнату:
– Переоденься.
Игнат разделся до трусов. Его крепкое, мускулистое белое тело приятно ласкали лучи жаркого полярного солнца. Ему хотелось позагорать, но гнус заставил торопиться с переодеванием. Широкая сатиновая рубаха оказалась впору, а вот брюки не подошли. Пришлось остаться в казённых шароварах. Он снял растоптанные ботинки, перемотал портянки и обул мягкие сапоги до колен из замши, называемые саары. Кафтан из ровдуги оказался тяжёлым и неудобным в ходьбе. На голову надел меховую шапку, сшитую по форме капора. Казённую одежду следовало бы сжечь, но времени на разведение костра не было. Он отошёл в сторону, разгрёб руками толстый слой мха и закопал арестантский гардероб: ботинки, куртку, фуражку.
Когда подошёл к запряжённым оленям, взоры всех эвенков были направлены на него.
– Настоящий эвэнкил, – произнесла Алана.
– Если убрать бороду и немного укоротить, – ответил ей на родном языке Юрген.
Караван оленей, называемый аргиш, тронулся в путь. Вернее, у каждой семьи был свой аргиш из пяти нарт. Упряжка оленей везла по одному человеку. На других нартах лежали чум, скарб и продукты. Впереди шёл табун оленей. Складывалось впечатление, что не люди гонят табун, а олени ведут аргиш за собой. Собаки следили, чтобы какой-нибудь олень не отбился от стада. Четыре оленя легко тянули высокие нарты по мягкому покрову тундры. Они были привязаны к впереди идущим нартам. Игнат сидел, прижавшись спиной к тюку, лежащему за спиной, и рассматривал местность. Низкорослые кустарники не были преградой для нарт. Олени легко преодолевали болотистую местность, по которой вряд ли прошёл бы вездеход. Вокруг стояли редкие невысокие сухие сосны. Они погибли от избытка влаги. Ехавший впереди Берке умело выбирал между ними проходы и направлял хореем оленей, весь караван следовал за его нартами.
От продолжительной непривычной езды Игната беспокоила спина и затекли ноги. К полудню они выехали на участок тундры, заросший цветущим багульником. Розовато-сиреневый ковёр лежал до горизонта. Кусты были выше колен оленей. Нарты будоражили цветы, и они распространяли дурманящий запах. У Игната кружилась голова. Он обрадовался, когда заросли багульника закончились, и стал полной грудью вдыхать воздух, насыщенный ароматом тундры.
1
Древнейшая порода, исторически связана с эвенками. Практически универсальная собака в таёжной зоне. Она идёт на пушного зверя, медведя, лося. В первую же очередь их используют для охраны оленьих стад.
2
До тридцатых годов они носили одежду только из шкур оленей. С установлением советской власти многое переняли у русских. Эвенки освоили русский язык и грамоту. Стали носить матерчатую одежду, применять более современные способы охоты и рыбалки. На Север завозились продукты и товары, крайне необходимые для выживания в суровых климатических условиях. Ушли в прошлое многие болезни. Благом стала современная медицина. Вместе с этим они научились пить водку, курить табак. Освоили коммерцию. Их доброта, доверчивость, доброжелательность и простодушие доходили до наивности. Они готовы были поделиться с человеком, оказавшимся в нужде, всем, чем располагали. В новых условиях их характер менялся.