Обещание

«Попалась, моя Ириска!»

Я с предвкушением улыбнулся. И все же она попалась.

Последнее, о чем я думал, когда переезжал обратно в свою страну ― это о том, что когда-нибудь действительно вновь пересекусь со своим наваждением, своей маленькой Ириской. Я не мог и мечтать о подобном.

«Ириска», – я облизнул губы, мечтательно прикрывая глаза, ощущая запах этих тянучих, сладких конфет.

Это прозвище еще с юности накрепко прибилось к ней. Девчонка с хвостиком и ириской во рту, она всегда норовила угостить всех этим сомнительным лакомством, безнаказанно подсаживая меня на эти маленькие сладкие конфеты. Она пахла ими.

Как же сладко она пахла.

Болезненно скривившись, стиснул подоконник до побелевших пальцев, прикрыл глаза. Уже тогда я хотел ее, запретную, недоступную и такую нежную, смешливую. Греховные мысли. Она была слишком юна. И я не имел права касаться ее. И не коснулся. Не мог запятнать ее своей похотью, прорывающейся в угоду гормонам.

Не мог и не стал.

Как же она бесилась… Ссор впоследствии было не избежать. Я уже и не упомню так сразу, по какой причине мы расстались, только помню хлопнувшую перед моим носом дверь. И отчетливо слышимая, решительная просьба с глухими рыданиями, больно ранящая мою душу: больше ей никогда не звонить.

Тяжело вздохнул, прислоняясь разгоряченным лбом к прохладному окну.

Но она не понимала, что отпустить я не смогу. Это было выше моих сил. Более того, я не мог нарушить свое обещание. Я на протяжении года наблюдал за ее жизнью, чувствуя себя иногда маньяком. Записался на бокс, чтобы хоть немного выпускать пар в перерывах между учебой, подработкой, куда я вкладывал много сил, чтобы в той же степени заглушить боль, и сторонним наблюдением за жизнью своей девочки.

Это было очень тяжело. Особенно в первый год, когда она почти не покидала квартиры, отрешившись от всего мира. Спрятавшись и от него, и от меня в своем маленьком панцире. Но спустя чуть более года она наконец начала выходить в мир, поступила на учебу в университет, и я смог вздохнуть с облегчением.

И как же было горько видеть ее в компании другого. Такую смущенную, искренне улыбающеюся другому мужику. Это было похлеще удара под дых. Я осознал, что давно ей не нужен. Чего мне только стоило заставить себя уйти, не видеть той картины, как и гнать образы, возникающие перед глазами, чем моя девочка будет заниматься с другим этой ночью. Я готов был выть на луну от раздирающей ярости и боли, и в тот день напился до состояния чертей, топя в бокале тоску и разочарование. Разочарование в себе. Я корил себя за то, что не стоило спускать все на тормозах, нужно было просто брать свое.

Но было слишком поздно, я проиграл.

Как я оказался в тот день, а точнее ночь, в постели со знакомой, я совершенно не помнил. Рассказы друзей просто добили. Оказывается, я, напившись в хлам, сам утащил такую же вусмерть пьяную подругу жены друга – Марину, а дальше… Дальше через несколько недель Марина принесла мне тест на беременность и ошарашивающую новость – я стану отцом.

Речи об аборте и не шло. Я бы не позволил. Но и Марина не была против, заявив, что ребенка она рожать намерена, но держать при себе меня только из-за того, что его отец я – нет. И я был за это благодарен девушке, и по-иному, как исправить свой же косяк, поступить не мог. Законченным эгоистом я никогда не был.

И это несомненно важное событие поставило окончательную точку в наших отношениях с Адой. Я ее отпустил, правда, из сердца так и не смог, она давно и уютно поселилась в нем.

Быстрая свадьба, рождение ребенка прошли словно сквозь меня. А при мысли, что могло быть все по-иному, что вместо блондинки Марины с уже виднеющимися животом вел бы в загс Аду, беременную от меня, внутри все мучительно переворачивалось.

Но вновь моя жизнь кувыркнулась с рождением моей маленькой принцессы.

Моей Анны Розмарин. Моей маленькой веточки розмарина.

Мне уже было не до сопливых стенаний о своем идиотизме и мыслей об ошибках прошлого. Мой мир сконцентрировался на ней. Хрупкой маленькой девчушке, похожей на меня как две капли воды. И даже черта Божневых имелась: маленькое родимое пятнышко в форме сердечка на левой щеке.

В тот момент, держа на руках хрупкое тельце, я был по-настоящему счастлив.

Но не так долго, как того хотелось.

Решение уехать за границу было спонтанным. В Штатах у меня были родственники, а язык еще по школьной, а потом и университетской программе я знал более чем хорошо. Марина поначалу упиралась из-за незнания языка и того факта, как будет трудно устроить в чуждой стране дочь, и все же, под моими уговорами согласилась.

Мы переехали.

Если я наивно полагал, что с переездом я перестану видеть во снах Аду, я жестоко ошибся.

Горько усмехнулся, взъерошив пятерней волосы.

Нет, сниться моя девочка мне не перестала. Наоборот, начала являться во снах чуть ли не каждый день, мучая меня и попросту выводя своим фантомным присутствием. Засранка! Тихий невеселый смешок сорвался с губ.

Только работа, занятия спортом и мой ребенок не давали скатиться на дно. Что же касалось Мариши, все до простого банально. Мы изначально не имели никаких глубоких чувств друг к другу, и со временем еще больше охладели.

Она не выдержала первой. Ее признание в изменах я выслушал спокойно, более того, равнодушно, не почувствовав ничего.

Скорее даже наоборот – облегчение.

Разговоров о том, чтобы жить ради ребенка вместе, даже и не шло. И именно тогда во мне созрела идея плюнуть на многое и взять тайм-аут, переехав обратно на родину. Марина была не против, а наоборот даже за, при разговоре о том, что я желаю переехать на некоторое время в Россию. И с нескрываемой радостью заявила, что дочь обязательно должна поехать со мной. По ее словам – ребенок должен знать свои корни. А ей самой требовалось устраивать личную жизнь. Ребенок, по мнению и тем же словам бывшей жены, был откровенной помехой.

Я никогда не поднимал руку на женщин, но после таких слов в сторону моей малышки я едва сдержался, чтобы не выбить зубы бывшей. Не понимая, как она вообще даже допустила подобные мысли в сторону родной дочери.

За Розмарин было до тошноты обидно, моя малышка не заслуживала такой матери. Но была слишком мала и легка на подъем, чтобы остро воспринимать наш с ней переезд и холодность родительницы.

По итогу с бывшей женой мы пришли к согласию, подкрепленному деньгами, что Анну я буду привозить в Калифорнию по предварительной договоренности, и все остались довольны, если это можно назвать подобным словом.

Вернувшись на родину, я снял коттедж в десяти минутах езды от города, понимая, что Анне требуется больше чистого воздуха. И заботы вновь захватили с головой. Удаленная работа. Обустройство дома. Наем гувернантки особенно требовал жесткого отбора. Правда, с выбором няни последнее словно стояло за дочерью.

Что же, Анна Розмарин полностью пошла в меня, не переняв у матери почти ничего. Она выбрала для себя строгую, но дотошную женщину в годах, с кучей рекомендаций и, судя по нашим с ней вечерним разговорам-планеркам, была довольна жизнью. Мне еще оставалось найти для нее приличную начальную школу, надеясь, что образование здесь будет не хуже, чем в Штатах, где моя малышка ходила в подготовительный воскресный класс.

Дочь с младенчества прекрасно знала русский язык благодаря тому, что дома мы разговаривали исключительно на нем, а за его пределами ― на английском.

Так что найти для нее хорошую школу или лучше, наверное, гимназию не составит труда. В России я собирался заниматься тем, чем привык, и был приятно удивлен, что мне удалось через знакомых узнать о продаже издательства и почти всухую его выкупить.

Оставались мелочи. Привести его и дела в порядок. А также подумать о том, что мне делать с таким негаданным подарком судьбы, как моя сладенькая Ириска.

Я обернулся, упираясь пятой точкой в подоконник и скрещивая на груди руки, бездумным взглядом шаря по помещению, утыкаясь в то место, где совсем недавно сидела Ада.