Страница 35 из 41
Не знала, что вообще способна на такую ярость. Это вспыхивает одномоментно, затопляя всё вокруг красным. И я совершенно точно убеждена, что если мать Семёна сделает ещё хотя бы шаг в нашу сторону, я сделаю то, о чём только что сказала.
Она замирает, переводит дикий взгляд с меня на Семёна за моей спиной и обратно. Открывает и закрывает несколько раз рот, будто рыба на песке. Не такая идеальная, как в тот раз, в наш прошлый разговор шесть с половиной лет назад, не такая уверенная в себе и своей непогрешимости и силе.
— Сём, — говорит негромко, наблюдая за мной с опаской. — Ты не мог бы себе баб не таких сумасшедших выбирать.
— Сын всегда ищет похожих на мать, ты не знала, мама? — слышу сзади его голос, чуть хриплый от боли, а потом его пальцы мягко разжимают мои, сведённые судорогой, и вытаскивают ключ. — Вась, иди к Насте, я тут сам, — сжимает плечо.
Всё ещё взвинченная, я делаю шаг назад. Обеими руками обнимаю дочку и увожу её подальше от всего этого кошмара.
От сумасшедшей бывшей жены её отца, пытавшейся сбить меня.
От долбанутой бабки, помешанной на контроле над своими детьми и пытающейся похитить мою дочь. Кто ей вообще, мать её, сказал, что так можно — отбирать детей у своих детей?
От сирен скорой и полиции подоспевших.
Мне хочется снова оказаться с Настей в нашей простой и понятной жизни, без экстрима и людей, пытающихся разбить наш тихий, уютный мирок.
41
Семён
Долбанный гипс. Как же чешется под ним, капец.
Беру карандаш и просовываю между гипсом и кожей, хоть как-то пытаясь почесаться. А носить эту херову кобуру ещё недели две минимум.
Сигналит телефон. Настя сбросила фотку с котёнком, которого я ей подарил. В кроватку игрушечную его уложила и одеялком прикрыла.
“Муся спит” — подписала. Умница какая, уже и пишет, хотя в школу только через год.
А Муся и довольный. Сразу видно, что котяра, хоть и мелкий ещё.
Скучаю я за Настей. Видеться сейчас не получается часто — работа. Но работа — это одно. Я чувствую, как Василина охладела после случившегося в торговом центре, и не могу её винить за это. Разговоров длинных больше не получается, только короткие фразы по делу. И я чувствую, что не рада мне. Столько усилий в трубу. И её понять могу.
— Семён Владимирович, к вам пришли, — заглядывает Арина, моя секретарша. Да, теперь мы солидная фирма-разработчик и у меня снова есть секретарша.
— Пригласи, — отвечаю, кивнув.
— Привет, — в кабинет заходит Василина.
— Привет, — рефлекторно подрываюсь с кресла, удивлённый её визитом без предупреждения. — Не ожидал.
Она выглядит бледной, даже кажется осунувшейся. Плакала? Взгляд потухший, губы сжаты. Вижу, что она нервничает, но не тороплю. Пусть скажет сама, чего хочет.
— Как твоя рука? — кивает на гипс.
— Пока не отвалилась и то хорошо.
Тень улыбки пробегает по её лицу, но никак не трогает взгляд.
Василина проходит вдоль моего стола, смотрит куда угодно, но не на меня. Мне кажется, я физически ощущаю ту стену, которую она возвела между нами после случившегося две недели назад. И я не знаю, как пробиться. Чувствую, что не впустит и сейчас.
— Твоя мать подала в опеку ходатайство на лишение нас с тобой родительских прав, — резко поднимает глаза. — Она хочет забрать Настю.
Чёрт, мама. Снова, снова твои сумасшедшие идеи.
— Она ненормальная, Вась, — качаю головой.
Матери удалось свалить всю вину за произошедшее в торговом центре на Зарину. Она представила всё так, что просто случайно оказалась на парковке и наоборот хотела забрать Настю у моей сумасшедшей бывшей жены, похитившей ребёнка. Зарину отправили в лечебницу, пока идёт разбирательство, а мать вышла сухой из воды. И, как оказывается, решила продолжить гадить.
— Ей ничего не светит, сама понимаешь. С чего бы суду забирать опеку у нас и отдавать ей? — развожу руками. — Уверен, они типа как проведут необходимую процедуру и дадут ей отказ. Наймём юристов, чтобы это всё контролировалось.
— Ко мне домой сегодня приезжала опека, — её голос звучит безжизненно, а во взгляде на мгновение вспыхивает огонь ярости, но она тут же его подавляет. — Ты можешь себе вообще представить, Семён, моё состояние?
— Тебе стоило позвонить мне, я бы сразу приехал.
— Знаешь, что они говорили? — голос начинает вибрировать. — Что я безработная. Что не могу уследить за ребёнком. Спрашивали, почему утаивала факт рождения от отца дочери. Что я агрессивная и едва не напала с тяжёлым металлическим предметом на твою мать лишь за то, что она хотела познакомиться с внучкой.
— Вась…
— Они заглядывали в мой холодильник, Семён, — Василина сжимает руки в кулаки. Внешне держит ледяное спокойствие, но внутри горит, я это чувствую. А в мусорном ведре искали бутылки из-под спиртного. И сказали, что у адекватной и заботливой бабушки есть все шансы выиграть суд и дать ребёнку нормальную жизнь.
Я давно перестал удивляться, почему моя мать делает поступки, из-за которых ненависть к ней её самых близких людей только крепнет. Я никогда её не понимал и не пойму. Я открестился от неё, но она всё равно продолжает отравлять мне жизнь.
За что, блядь?
Обогнув стол, вплотную подхожу к Василине. Хочется сжать её плечи, встряхнуть, пообещать, что мы всё это решим и со всем справимся. Но дурацкий гипс мешает. Поэтому просто мягко прикасаюсь к её щеке, бледной и холодной, веду костяшками пальцев, а она не отступает, не пресекает. Но и другого ответа не даёт. Будто не замечает моего прикосновения, продолжая смотреть твёрдо в глаза. Будто запирает все свои эмоции на замок, непосильным трудом сдерживая их.
— У неё ничего не выйдет, Вася. Я не позволю.
— Я не готова пройти путь твоей сестры, Семён, — говорит тихо. — Я просто не переживу, если у меня отнимут Настю. В прямом смысле не переживу, понимаешь? Она — всё, что у меня есть.
— Никто не посмеет её отнять у тебя, Василина, отнять у нас. Никто, слышишь?
Василина закусывает губы и качает головой, делая несколько шагов назад. Разрывают ту вынужденную близость между нами.
Она не верит в то, что я способен защитить её и дочь. И это бьёт очень больно. Очень.
— Защити её, я прошу тебя, — слова даются ей непросто, я вижу. И сердце вдруг начинает ныть. — Ты можешь сделать это.
— Я всё сделаю, — уверяю её, но тут она протягивает мне папку. — Что это?
— Документы на отказ от отцовства. Только так мы сможешь лишить твою мать оснований на ходатайство по опеке.
Её просьба ощущается как выстрел в грудь. С близкого расстояния. Больно до одури.
— Нет.
— Семён, пожалуйста, я прошу тебя. Я консультировалась с юристами. Она, конечно, сможет попытаться, но если не будет иметь родственной связи, это сделать будет крайне сложно. По крайней мере, не так быстро.
— Василина, не проси меня отказаться от дочери.
— Посмотри на Веру, — она подходит и берёт меня за здоровую руку. Сжимает в дрожащих ладонях мои пальцы. — Только подумай, что она пережила. Ты ведь сам видел. А Арина? Защити нас с Настей от этого. Твои родители — люди с широкими возможностями, ты сам знаешь. Если не для меня, то сделай это для Насти, Семён.
Теперь приходит моя очередь высвободиться и отойти. Её просьба… как камень на груди. Плита бетонная.
— Ты хочешь уехать?
— Вы будете видеться, — не даёт прямого ответа. — Обязательно. Семён, ты и сам понимаешь, что так нужно. Твоя мать не успокоится. Она уже много чего сделала нехорошего.
— Куда ты хочешь уехать?
— Не имеет значения, вы будете видеться с Настей.
— Василина! — эти её виляния начинают меня злить. Поэтому повторяю свой вопрос ещё раз чётко и твёрдо: — Куда ты собираешься увезти мою дочь?
Она замолкает. Облизывает пересохшие губы, сглатывает. Сжимает пальцы в кулаки, как потом делает глубокий вдох и выстреливает:
— Марио сделал мне предложение.
Немая тишина окутывает нас плотным туманом. Высасывает кислород из лёгких и окружающего пространства. Каждый нерв натягивается и вот-вот начнёт звенеть, как задетая струна.