Страница 15 из 62
Мерида протянула руку, и Фергус сдал ей свой лук со страдальческой улыбкой. Лук был замечательный и совсем не затасканный – не то что у Мериды, и там, где у неё резьба давно стёрлась до гладкого дерева, на этом луке виднелись красивые узоры из листьев и медведей. Размером он был рассчитан на отца, Мериде великоват, так что она взобралась на кочку, чтобы это как-то компенсировать, и зарядила стрелу.
– Пап, будешь ставить ставки, куда угодит эта стрела? – спросила она с хитрой улыбкой и попробовала тетиву на натяг.
– Да толку-то, – откликнулся Фергус. – И так понятно, куда угодит.
– Когда так дует ветер, ничего заранее не понятно, – возразила Мерида. Она чуть было не сказала: «Когда так дует Кальях», – но вдруг осознала, что эта безобидная фраза, которую она сто раз говаривала раньше, звучит теперь опасно и может выдать весь договор.
Хитрая улыбка померкла. Мерида тут же изобразила её снова, но отец, конечно, не мог ничего не заметить.
– Раз уж за дело ты взялась, то по цели не промажешь, – ответил он. – Ветер там, не ветер. Даже мишень жалко. Всплакнём над покойницей.
Щеки Мериды коснулся ветерок, толкнул кончик стрелы. Мерида проследила, как он качнул голые ветки на дальнем краю площадки, дождалась, пока он поутихнет. И отпустила стрелу.
Бам!
– В яблочко! – отметил Фергус. Помолчал и добавил: – Очень смелую вещь ты задумала, Мерида. Вот это вот всё.
Сердце у Мериды затрепыхалось, она повернулась к отцу. Наконец-то он говорит то, что она хочет услышать. Ну, хоть что-то из того, что она хочет услышать. Она хочет, чтобы отец заговорил о том, как во всём замке именно она решилась выступить с дельным предложением. Она хочет, чтобы отец объяснил, почему упоминание Илан Глан заставило мать притихнуть. Она хочет, чтобы отец пообещал ей, что ей не придётся никуда переезжать, если только она сама так не решит. Она хочет, чтобы отец спросил: «А ты, случайно, не вступала в договор с богами смерти и жизни? », и хотя она и не сможет ничего ответить, она просто посмотрит на него тяжёлым взглядом, и он сразу поймёт, сколько всего ей придётся вынести за грядущий год.
Но Фергус только бухнул:
– Ладно, отдавай лук обратно, пока он там не позабыл всё, чему у тебя научился.
Так вот просто и закончился их глубокомысленный разговор. Лишь нежное выражение отцовского лица Мерида успела приберечь в памяти на будущее, чтобы если что, всегда было перед глазами.
Буквально через несколько дней они выехали в Ардбаррах – почти что по плану. Как бы то ни было, день уже нового года выдался солнечный. Высоко над головой – ясное небо, а по нему плывут тоненькие леденистые облака внакладку, словно рыбья чешуя. Нигде ни шороха, точно окрестности замёрзли навечно: каждая веточка – в ледяной оболочке, отчего всё звенит и сверкает. На каждом шагу аппетитно хрустит, когда конское копыто пробивает тонкую льдистую корочку.
Надеялись прибыть до темноты. Опасаться в эту пору следовало скорее даже не волков, а мороза: заснёшь в дороге – проснёшься на том свете. Ехать можно было только до тех пор, пока не зашло жиденькое зимнее солнышко, а как только подступала суровая морозная ночь – прячься с дороги в жильё, покуда цел.
Здорово было оказаться за пределами замка. Потому ли, что приятно было наконец-то сделать хоть что-то для договора, или потому, что Мерида просто уже привыкла к разъездам и оставаться в одном месте казалось ей чем-то странным? В любом случае, пуститься в дорогу оказалось на удивление приятно.
К несчастью, двигались они угнетающе медленно.
Мерида и Гилл Петер, один из самых старших и, без сомнения, самый высокий из стражников Фергуса, ехали верхом. Мерида на Мошке, молодой кусачей кобылке, подаренной принцессе той весной к началу странствий; Гилл Петер – на Ангусе, бывшем коне Мериды, которого снарядили на старости лет в эту поездку, лишив заслуженного покоя, лишь по той причине, что другого коня, подходящего Гиллу Петеру по росту, не сыскали. Два пони королевы, Дух и Отвага, тянули Дружки (так близнецы окрестили старенькие и тесные данброхские дрожки), в которых тряслись Хьюберт, Лиззи и ещё один стражник Фергуса, Колбан. Завершал процессию грызун резных ложек, дурацкий щенок Харриса Брионн, который, стоило компании тронуться, пулей выскочил из замка, и гони не гони, а вернуть не удалось.
Мошка шла довольно быстро. Даже слишком. Быстро заносила не туда, но и быстро выносила обратно. Ангус тоже шёл недурно, несмотря на свой дряхлый возраст. Когда было надо, его длинные ноги отмахивали прилично.
Слабым звеном были Дружки, сколоченные для проезда по сухим дорогам, а не по заснеженным далям. То и дело приходилось останавливаться и вытаскивать их из полумёрзлой слякоти, а то и вовсе пускаться в объезд в поисках тропы через замёрзшие ручьи. Но без Дружек было не обойтись из-за Колбана, до того старого и ветхого, что его приходилось везти замотанным в одеяла, иначе как бы он все свои старые шотландские косточки по дороге не растерял. И его-то – в сопровождение, из всей королевской стражи! «Он знает дорогу, – твердил Фергус, – он там выучку проходил».
(«Лет дцать назад», – добавлял шёпотом Хьюберт. «Сто», – поправляла Мерида.)
Гилл Петер был помоложе Колбана, но всё равно стар настолько, что слова его давно умерли, и с уст слетали теперь лишь их бессмысленные призраки. Взяли его, однако, не за красноречие. Фергус решил, что Гилл Петер – лучшая охрана для процессии.
(«Охрана от чего?» – усомнился Хьюберт. «От шалостей», – ответила ему Мерида.)
В соответствии с данброхской стратегией, эти решения принимались, исходя либо из удобства, либо из привязанностей, но никак не из практических соображений.
В общем, такими темпами добраться до ночи им не светило. Совсем недавно Мерида уже чуть не замёрзла в дороге и повторять этот опыт не собиралась – однако никто, кажется, не разделял её тревоги. Гилл Петер маршировал размеренным шагом великанов. Лиззи потчевала Хьюберта сказаниями о каких-то местных святых, включая описания их ежедневного распорядка, а Хьюберт упивался историями про чертей в молочной кадке и монахов в бочке. Колбан, казалось, вообще не замечал течения времени; его приходилось каждый раз расталкивать как следует, чтобы вытянуть из него указания, куда ехать.
Единственными, кого раздражала всеобщая неторопливость, оставались Мерида и Мошка.
В конце концов, Мерида не вытерпела, крикнула остальным, что поедет вперёд, и пустила Мошку рысью.
Она ещё не успела ускакать далеко, как из глубины заснеженного леса раздался голос:
– Это не то.
От внезапного звука Мошка здорово перепугалась. Мерида с трудом удержалась в седле и обернулась на голос.
Ферадах.
Он стоял меж деревьев в тёмном плаще с броской копной светлых волос. Смертоносные ладони плотно затянуты в знакомые перчатки. Только теперь, в отличие от прошлой встречи под луной, совершенно ничего мистического в его облике не было. На щеках румянец от мороза, совсем как у самого обычного смертного, и дыхание выбивается наружу облачками пара, как у Мериды. При ярком свете дня она вдруг увидела, что широкие плечи его мехового плаща припорошены, а по снегу за Ферадахом тянутся следы – как будто он прибыл сюда совершенно обычным способом. Не будь той первой встречи при совершенно других обстоятельствах, Мерида бы обязательно решила, что перед ней просто какой-то молодой парень, такой же путник, как и она.
И всё же сердце её отбивало отчаянные кульбиты.
Как-то даже обидно: один вид Ферадаха – и тело в том же напряжении, какое не отпускало в ночь договора. Главное, никакой магии. Чистый ужас, текучая оторопь. Страх, ничего больше. Злая на этот непрошеный телесный отклик, Мерида приказала себе успокоиться. Тело её не послушалось, и она переключилась на Ферадаха.
– Вообще-то это невежливо! Вот так просто взять и... явиться!
Ферадах учтиво склонил голову.
– Да, мне следовало дать о себе знать. Добрый день.