Тмутараканский лекарь

Утром десантники, поддерживая с двух сторон под плечи, привели в госпиталь стонущего Алана Мамаева — хазарское копье пробило ему левый бок. Лицо бедолаги было покрыто холодным липким потом, он держался за раненый бок, а его пульс был слабым и очень частым. Тряпка, которую он прикладывал к ране, постоянно пропитывалась кровью.

Пришедший на смену Сергей осмотрел рану друга. К своему великому сожалению Матвеев заподозрил проникающее ранение с повреждением селезенки. Нужно было идти на полостную операцию. В то время такие операции почти никто не делал из-за несовершенных методов анестезии, но Сергей решил рискнуть. Ни теряя ни минуты, он позвал Михаила Ратиборовича, Георгия Грека, Абрама и вкратце объяснил им ситуацию.

— Сожалею, но твой друг может умереть во время операции, — участливо сказал дядя Миша.

— Да, риск есть. Но если мы ничего не будем делать, то он уж точно умрет. А так мы хоть попытаемся его спасти.

— Но тогда придется дать ему двойную дозу снотворного, — высказался Абрам. — Боюсь, его сердце может не выдержать.

— Посмотрите на него — он молодой парень, воин, — пристально оглядев Алана, произнес Георгий. — Если что — потерпит, Обидно будет, ежели он умрет. Давайте начинать поскорей.

Абрам напоил раненого снотворным зельем, через пять минут Алан захрапел, и операция началась. Абрам все время, пока длилось оперативное вмешательство, держал руку на пульсе оперируемого и прислушивался к его дыханию.

Хирурги вошли в брюшную полость, и нашли источник кровотечения. Как и предполагал Матвеев, это оказалась селезенка.

— Давайте попробуем ее зашить, — предложил Георгий.

— Она кровоточит из каждого вкола, — отметил Сергей, — Я предлагаю удалить селезенку от греха подальше и перевязать питающие ее сосуды. Без селезенки он точно прожить сможет, А вот истечь кровью у бедняги все шансы есть.

К счастью, старшие коллеги поддержали его предложение, удалили поврежденный орган, лигировали крупные сосуды и послойно ушили рану.

Алана в бессознательном состоянии перевели в палату, и Сергей всю ночь просидел у изголовья кровати друга.

«Не переборщил ли Абрам с зельем? А точно мы все сосуды перевязали? Не начнется ли у Алана сепсис — все-таки операция была полостная и тут просто необходимы антибиотики. Достаточно ли было моей «лечебной плесени?» — роились мысли в голове Матвеева, но ближе к рассвету и его ненадолго сморил сон.

Когда Сергей открыл глаза, его друг уже очнулся и улыбался ему.

— Спасибо, что спас мою жизнь, Док! — слабым голосом сказал Алан.

— И тебе спасибо, Док, что спас нас и весь город от вражеского флота. У вас же получилось? Как все прошло?

— Если не считать, что меня чуть не замочили, то план Мстислава сработал идеально. Хазары нас не ожидали и отхватили по полной. А потом еще и пираты им добавили.

— Что, правда, вам помогали пираты? — удивился Сергей. — Я вот настоящих пиратов так и не видел.

— Не много потерял, скажу я тебе, Док! Выглядят они как обычные разбойники, только на кораблях. Наш царь, оказывается, заключил с ними договор под Итилем. Да и не было у меня времени особо на них смотреть — я немного был делом занят. Слушай, а что за наркоз дают у вас в госпитале?

— А что, понравилось? Это фирменный рецепт местных лекарей. Они его хранят в тайне.

— Все было хорошо, и боли я не чувствовал почти. Только на несколько мгновений мне показалось, что я второй раз в жизни схожу с ума.

— В смысле — второй раз? А как было в первый?

— Ой, Док, лучше тебе не знать, — поморщился Алан. — Это было, когда мы попали в плен к хазарам под Алхан-Калой. Нас, как диких зверей, держали в глубокой яме, закрытой металлической решеткой. Тяжелораненых и слабаков сразу убили, а сильным воинам, типа меня, насильно дали пить какое-то зелье. Горькое и гадкое. Хуже всего то, что голова полностью лишается всех мыслей, и ты начинаешь делать все, что тебе приказывают. Знал бы ты, какими мерзостями нас заставляли заниматься хазары, издеваясь над нами. Но я не буду тебя «грузить». Хуже всего, что нас заставляли жестоко пытать и убивать своих же. Чувств, кстати, я тоже не ощущал никаких, кроме неутолимого голода. Хорошо еще, что память сохранила только обрывочные воспоминания об этом ужасном периоде моей жизни. Страшно даже представить, что мне приходилось есть. Слава Богу, что меня спасли от участи живого мертвеца, от этого кромешного ада наяву.

— Извини, Док, что заставил тебя вспоминать эти ужасы. Отдыхай! Тебе сейчас нужен покой и диетическое питание. Вот увидишь, как у нас в госпитале отлично кормят. Я к тебе еще зайду сегодня, — сказал Матвеев и ушел на утренний обход, обдумывая все услышанное.

Теперь он заходил проведать друга несколько раз на дню, и был очень рад, что состояние Алана начало улучшаться — он повеселел и нахваливал госпитальную еду, тем более, что его откармливали свежайшим мясом и отпаивали его любимым гранатовым соком. Правда, он еще был очень слаб: сказалась большая кровопотеря (литра 2, не меньше, по расчетам Сергея). По хорошему, ему бы надо было перелить пару гемаконов донорской крови, но Алан к своему стыду не знал собственной группы крови, а у Матвеева не было стандартных сывороток, чтобы ее определить и провести пробы на совместимость. Пришлось довольствоваться усиленным питанием, что помогало раненому достаточно быстро восстанавливаться. На следующий день с помощью друга Мамаев начал вставать и ходить по палате, а вскоре — и самостоятельно.

Однако, это мнимое благополучие продлилось недолго. На пятые сутки ближе к вечеру у раненого началась небольшая лихорадка, которой вначале не придали большого значения. Но через пару дней жар усилился и стал сопровождаться ознобом, сотрясающим все его тело. К этому присоединилась такая сильная потливость, что за сутки приходилось несколько раз менять постельное белье.

Сергей осмотрел друга и отметил, что его смуглая кожа у того заметно побледнела и приобрела даже какой-то восковой оттенок, а черты лица заострились. На запавших бледных щеках контрастно выделялся нездоровый румянец. Жизнерадостный Алан был безучастен и угрюмо смотрел перед собой. Всегда готовый к шуткам и никогда не терявший оптимизма, теперь он молчал и лишь тяжело и часто дышал. Случилось то, чего так боялся Матвеев — у Алана развивался сепсис. Сергей недоумевал: они же своевременно и правильно провели операцию, устранили источник кровотечения, обработали операционное поле кипяченой водой, сразу назначили антибиотики. Откуда же взялась инфекция? Молодой лекарь запаниковал, ведь у него не было чем лечить друга. Неужели Алан умрет у него на глазах после проведенной операции? Матвеев хотел идти на релапаротомию — повторную операцию, чтобы установить и ликвидировать очаг инфекции, но Алан был уже настолько слаб, что не перенес бы повторного вмешательства.

Ни Михайла Ратиборович, ни Георгий Ватомурос ничем не могли помочь несчастному Алану, состояние которого никак не улучшалось. Кроме того, будучи врачом, Мамаев и сам понимал свой диагноз и к чему он может привести. Сергей морально стал готовиться к худшему. Даже весть о возвращении в Семендер русской армии не могла поднять настроение ни тяжело больному Алану, ни тем более, переживающему тяжелое состояние друга еще и как личное поражение, Матвееву. Ольга, как могла, пыталась утешить мужа, но даже у нее это не получалось.

— Не казни себя, ты же сам меня учил, что все в руках Божиих, — поглаживая его голову, говорила она.

— Да, ты права, любимая, но все-таки, где же я допустил ошибку? — повернул к ней искаженное муками совести лицо Сергей.

— Но ты же сам говорил, что если бы вы его не прооперировали, он бы уже давно умер. Значит, вы ему хоть на несколько дней, но продлили жизнь. Я убедилась, что ты с другими лекарями, хоть и можете делать многое, но всё же не всесильны. Посмотри, скольким людям вы уже жизнь спасли.

— Должен же быть какой-то выход…

— Мне очень жаль, но единственный выход — смириться. И знать, что он погиб, как герой, защищая осажденный город и нас с тобой.