Страница 9 из 10
– Составите мне сегодня компанию на вечер? – склонился к моей руке претендент на оную и приложился губами к кончикам моих пальцев.
Не скрою: это было приятно. Что греха таить: мне понравилась его галантная обходительность.
– Я не мог прийти на свидание без цветов, – рокотал он, а я невольно покрывалась мурашками, и дело было вовсе не в холодном воздухе, – но букет будет нам только мешать на выставке, поэтому ваши розы ждут своего часа в машине. Вы позволите? – оттопырил кренделем он руку, и я, словно королева, милостиво согласилась: о, да, я позволю.
Пальцы утонули в мягком кашемировом рукаве, когда я взяла Антона под руку, и мы чинно, никуда не спеша, направились к входной двери.
Не знаю, что меня отвлекло. Может, шестое чувство сработало, а может, какой-то посторонний звук насторожил, а только я обернулась, чтобы уловить взгляд, полный то ли бешенства, то ли ещё каких непонятно сильных эмоций.
В нескольких метрах от нас стоял Островский. Естественно, не один. Возле него тёрлась эффектная блондинка с ногами от ушей. Вполне в его стиле, духе и вкусе, полагаю.
Я, конечно же, проигрывала ей очков эдак сто, а может, и всю тысячу, но заморачиваться на этом и огорчаться не стала. Скользнула по нему взглядом и отвернулась.
«У него своя жизнь, у меня своя», – произнесла мысленно, как мантру, и продолжила шествие, что по ощущениям стало похоже на восхождение на эшафот.
Ну и что, что сжалось сердце в груди? Ну и что, что у меня упало настроение, как вмиг подешевевшие акции всего лишь час назад процветающей и благополучной компании? Всё это ерунда.
Давно пора отпустить прошлое, забыть, что было, перестать жить воспоминаниями и тосковать по Богдану Островскому.
Всё, что ушло, уже не вернётся. Всё, что могло быть между нами, – это дурацкий спонтанный секс в офисе.
«Божественный секс», – поправил меня справедливый Опти.
«Безответственный секс!», – мстительно зашипел Песси.
Были правы оба. Но я на выставку пришла, а поэтому не хочу думать о мужиках. Буду думать о прекрасном и наслаждаться.
Совсем не думать о мужиках не получилось: один из них на свидание со мной пришёл. Естественно, полагалось вести с ним разговоры, что я и делала автоматически, как заводная кукла: кто-то ключом меня завёл, и я, пока пружина не распустилась до самого последнего оборота, двигалась, улыбалась, ловила неприкрытый интерес к своей персоне, отвечала на вопросы и даже сама о чём-то спрашивала.
Уже проходя между картинами, я поняла: нифига меня не отпустило. Так и подмывает оглядеться по сторонам, чтобы посмотреть, где Островский и что делает. С кем он, я и так насмотрелась достаточно, поэтому видеть его искусственную блонди желания не возникало, а уловить хоть краем глаза знакомую до боли фигуру хотелось, но я боролась с собой, как могла.
Искусство в этом мне помогало. Несмотря на противоречивые мнения, картины Белова были хороши, даже очень.
– Мне нравится, как вы смотрите, – рокотал над ухом голос Антона.
Я удивлённо перевела на него взгляд.
– Вы любуетесь, – охотно пояснил потенциальный жених, – а это очень важный штрих к вашему портрету.
Я вдруг представила себя в тяжёлой золотой раме с финтифлюшками, в платье до пола с кринолином, и фыркнула.
– Интересно, как бы я выглядела на картинах Белова, – не смогла сдержать улыбки.
Антон снова смотрел на меня пронзительно и долго, изучая. Я чувствовала себя почему-то диковинной обезьянкой в зоопарке.
– Белов – пейзажист, – произнёс он медленно. Видимо, кто-то усомнился в моих умственных способностях. Ну, мнение, что все блондинки поголовно тупые, слишком прочно въелось в общество.
– Да, я в курсе, – окинула насмешливым взглядом ещё-не-жениха Антона. – Вот мне было бы интересно, каким кустом или зданием я была бы в его картинах. Неприкрытый и непредубеждённый взгляд со стороны.
Я не знаю, как у него это получалось, а только Антон вгляделся в меня ещё пристальнее, чем до этого. Взгляд-лазер. Ещё немного – и дым пойдёт или кучка пепла останется.
– И вы бы согласились быть… кустом? – интересуется он, не сводя с меня глаз.
– И даже урной согласилась бы, – веселюсь я. Он что, считает, что каждая женщина мечтает, чтобы её увековечила кисть великого художника? Вроде бы уже нет в том нужды или я чего-то не знаю?
– Отличная идея, – бормочет кто-то за моей спиной, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кому пришёлся по душе мой креатив.
– Не согласитесь ли быть моделью? Не обидитесь, если будете пятой урной справа? – вопрошает взлохмаченный светловолосый гений в очках.
В этом месте у меня должно остановиться дыхание, потому что я понимаю, кто передо мной стоит, но я девушка стойкая, мы и не в таких передрягах бывали, и никто не мог упрекнуть меня в слабом духе.
– Да хоть десятым винтиком слева, – улыбаюсь я ему и ловлю ослепительную улыбку в ответ.
– Замётано! – забавно дёргает он тёмными бровями и протягивает руку: – Стефан Белов к вашим услугам.
– Илона Бояркина, – вкладываю ладонь в его, – ваша потенциальная модель.
– Кажется, я уже ревную, – ворчит Антон.
– О, да. Илона умеет удивлять, – слышу я голос, который не спутаю ни с чьим другим, и поворачиваю голову, чтобы наткнуться на две синие молнии, способные прошить меня насквозь.
Богдан
Я её в порошок сотру. Пусть только закончится этот вечер. Если она надумала заставить меня ревновать, то добилась своего слишком легко.
За что, Господи? – взвыл я, вопрошая. – Я же не видел её одиннадцать лет, научился жить и дышать без неё. Одна маленькая встреча – и всё, туши свет – кидай гранату. Лыко мочало – начинай сначала. Куй железо… так, это, кажется, не из этой оперы, но железо тоже нужно было ковать – подсознание подсказывало, а я должен его слушаться.
Стёпка Белов – мой одноклассник. Мы с ним в каком-то лохматом классе даже за одной партой сидели, правда, недолго, но дружбу пронесли через годы.
Это была не та дружба, когда регулярно собираются, пьют пиво, жарят шашлыки, рассказывают о бабах в бане. Мы как-то всего этого с ним благополучно избежали.
Но это была та дружба, когда я за ботана Стёпку легко в морду давал всем, кто осмеливался его задирать. А позадирать пацана без мускулатуры желали многие.
Знаете, когда находят жертву и толпой на одного, не сговариваясь? Только потому что жертва – слабак, в их понимании. Вот со Стёпкой как раз был тот самый случай.
Он уже тогда рисовал гениальные картины. Больше ручкой в блокноте. У него был какой-то ненормально-цепкий взгляд, умеющий добираться до сути.
Это сейчас он пейзажи рисует, обнажая характер города, показывая его многоликость. А раньше он ничуть не хуже портреты рисовал. Может, поэтому тогда смута вышла, когда его жаждал почти каждый придушить.
Он умел подчёркивать как что-то светлое, так и уродливое. То, что простым взглядом не уловить. И это уродливое выпирало так, что для детского взгляда и психики казалось неприемлемо-возмутительным. А попросту: детство и юность не знает компромиссов и полутонов.
В общем, то была старая печальная история, как в Белова влюбилась староста класса Алёна Архангельская, а Стёпка то ли не понял её любви, то ли не принял. И тогда она отомстила: сфотографировала и развесила в соцсетях портреты. Подлый такой и жестокий шаг по отношению ко всем.
Обозлила Алёнка против Стёпки не только одноклассников, но и учителей, которые тоже попали под раздачу. Стёпку не клевал разве что ленивый. Мать его вызывали в школу. Настоятельно рекомендовали обследовать его у психиатра на предмет психического здоровья.
Всем казалось, что нормальный человек так рисовать не может. Всем виделось, что Белов – злобный монстр, способный только уродливое видеть. На самом деле, Стёпка был просто не таким, не от мира сего, добряк по натуре, подкармливающий бездомных собак и способный рыдать навзрыд из-за того, что машина кошку переехала.